Охота на Тигра книга первая КВЖД (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович

Словно в подтверждение мыслей забулькало, и гелентваген резко просел, вода почти полностью скрыла лицо, только нос и рот, и остались. Иван Яковлевич попытался крикнуть, на помощь позвать, но снова булькнуло и они оказались полностью под водой.

«Не простой вышла кончина», — без всякого ужаса со смешком подумал Брехт и открыл рот.

Острая боль резанула левый бок, потом словно синяя вспышка и металлический привкус исчез изо рта, а металлическое звяканье послышалось. Что за чёрт?

Ещё был вонючий порывистый ветер и его куда-то тащили. Это что, достали из болота и машины? Оперативненько. Так и до столетнего юбилея дожить удастся в местах не столь отдалённых за двойное убийство. Хорошо, хоть смертную казнь отменили.

Брехт открыл глаза. Зажмурился ведь, когда вспышка синяя резанула. Больше всего картинка напоминала тамбур пассажирского поезда. И одна дверь открыта, возле которой он и лежит на полу, головой почти высунувшись на свежий воздух. Воняло жжёным углём, эдакий, детско-паровозный запашок, когда Брехт с родителями, куда на железнодорожном транспорте добирался, сейчас должно быть этих паровозов и не осталось или тепловозов, чем отличаются-то? Над Брехтом склонился и взялся руками за отвороты его пиджака. Пиджака? А где куртка и свитер? Что происходит.

— Сейчас полетаешь, соколик, — сообщила склонившаяся над ним рожа.

С поезда сбросят, зачем тогда доставали из болота. Хрень какая! Что творится? Летать не хотелось, можно ещё и шею свернуть, что-то часто экзотическими смертями в последнее время помирать приходится. Иван Яковлевич давно, пятьдесят лет почти назад занимался самбо. Великим чемпионом мира не стал, но … Стал не очень великим аж целым инструктором по самбо в 201 дивизии. Другая история. Не до воспоминаний сейчас. Иван Яковлевич хотел взяться за лацканы пиджака оппонента, но почувствовал, что в кулаке правой руки у него песок. Не, раздумывая запулил его склонившемуся мужику в глаза и, слава богу, хоть свои догадался прикрыть, все назад полетело, правда, ветром сразу сдуло. Тогда Брехт тоже схватил мужика за отвороты пиджака и подтянул к себе левую толчковую ногу. Потом одновременное отталкивание от себя склонённого и нацеленного выкинуть из двери тамбура подышать свежим воздухом его товарища и притягивание пиджачка к себе. Мужик ещё и помог, сам в это время пытался подвинуть Брехта. Импульс силы совпал. Фьють и гражданин со странным запахом пролетает над Брехтом и исчезает в проёме двери.

— А-а-а! — резануло по ушам.

Не улетел. Зацепился воротником пиджака за стопор, или рычаг, в общем, кочергу, такую, которая фиксирует открывание и закрывание люка или площадки, что перекрывают ступеньки в тамбуре. Зацепился и болтается, оглашая тишину вагона криками и бульканьем. Не долго, буквально несколько секунд, потом его видимо замотало на колесо или под колесо и товарища вдруг не стало, только пиджак один остался висеть на этом стопоре, развиваясь, как серый флаг броненосца «в потёмках».

Брехт, машинально снял его с этого крючка, поднялся с колен и, отойдя внутрь вагона, затворил дверь. И сполз. Что-то перебор. Хватит, господа-товарищи его убивать. Сам еле живой. Сидел под звуки чух-чух с закрытыми глазами и пустой головой, и ни одна мысль в мозгу не копошилась. Пусто там, словно дезинфекцию провели и всех тараканов повывели.

Интермеццо третье

— Можно ли простить врага?

— Бог простит! Наша задача организовать их встречу.

Идет лекция в военной Академии:

— Наши враги тупые. Они думают, что это мы враги, хотя, на самом деле, враги — они.

Степан Матвеевич Кузнецов в прошлом году работавший заместителем председателя Госплана СССР неожиданно был брошен на прорыв. Всё плохо было в Маньчжурии, и раз вступил в партию железнодорожником, и умеешь считать до десяти с половиной, то езжай и тяни к светлому будущему. Понимал, что почти на смерть и когда в ЦК заикнулся о жене сыне и младшей дочери, то на него посмотрели, как на предателя.

— Чего это вы задумали, товарищ Кузнецов? — Валериан Владимирович выпучил на него свои холодные бесцветные глаза, — В Харбине переметнуться решил, — перешёл на ты и из-за стола вывалился, навис над Степаном.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Да, что вы Валериан Владимирович…

— Так решим, — Куйбышев не сел, продолжал выхаживать по кабинету и смотреть в глаза тоже вскочившему Кузнецову, — Я бумаги смотрел, — член Политбюро ЦК ВКП(б) кивнул на стол, — Жена и трое детей. Старшая дочь за мужем. Пусть живут и работают в Москве и тебе дураку спокойней будет. Там провокация на провокации, то китайцы арестовывают, то японцы, то белогвардейцы, сволочи недобитые, шалят. Потерять семью хочешь? — и опять зло своими на выкате глазами вперился. Страшно. Бешеный.

— Нет, что вы, Валериан Владимирович, наоборот я хотел просить, чтобы их с собой не брать, — пролепетал наконец Степан.

— Дурак! Партия тебе такое дело доверило, неужели она о твоих близких не позаботится? Вот что ты за человек? Выбесил меня! А всё почему, двух слов чётко сказать не можешь! Как переговоры-то будешь проводить? Ладно, прости, Степан Матвеевич, я сам твою кандидатуры предложил. Ещё до Революции тебя помню. Ты, там смелее, а то затравят. И язык учи, а не говори ни кому. Тайно. Может в деле пригодится, а может и жизнь спасёт.

— Есть учить язык, товарищ Куйбышев.

— Да, не тянись, с твоей бородкой смешно смотрится. Учти… — Куйбышев сел за стол и, порывшись выудил бумагу, — протянул Кузнецову, — Провокация, за провокацией. Сам удивляюсь, как ещё просто не захватили раньше, но в позапрошлом году Блюхер их там серьёзно уму-разуму поучил, так что присмирели. Теперь, главное снова вожжи не отпустить. Сможешь рычать-то?

Кузнецов отложил бумагу, это была справка об очередном нападении неизвестных на разъезд на одном из участков дороги КВЖД. Убито восемь человек, в том числе три женщины, жены начальника станции и телефониста и ещё бригадира ремонтников, хоть она, судя по имени, и китаянка.

— Раз партия и товарищ Сталин…

— Партия! Сам дураком не будь!

После того разговора год прошёл уже и в плену успел побывать, и обстреливали его вагон пару раз, и даже гранату бросили в окно его квартиры в Харбине, хорошо там горшок цветочный стоял, ударилась немецкая граната об него и вывалилась назад на улицу, убило трёх китайцев. Может, они и кидали. Собери теперь по кускам и расспроси. Вот сейчас он ехал назад после совещания у самого товарища Сталина. Решили твёрдо продать КВЖД правительству Маньчжоу-го, но не за копейки, золото стране нужно, сотни заводов нужно покупать у американцев. Биться за каждую копейку и стараться до подписания договора поддерживать дорогу в порядке. Не больно много желающих там работать, сами же раструбили в газетах и в киножурналах об убийствах железнодорожных рабочих.

— Прэкратим. Вы, там Стэпан Матвээвич, постарайтесь, объявлэние в газэте дайтэ. Паёк продовольственный хороший назначьтэ. Товарищи вам помогут, — Сталин оглядел сидевших на совещании. Все дружно закивали. Один Блюхер сидел насупленный. Он предлагал на станциях по полуэскадрону разместить, но Литвинов упёрся, это опять спровоцирует конфликт, а ситуация сейчас кардинально другая. Маньчжоу-го — это уже не Китай. Это — Япония.

— С Японией воевать?

— Да, товарищ Блюхер, займитесь тэм, чем вам партия поручила, но войска должны быть в состоянии отразить агрэссию империалистов, — припечатал ладонью по папке с бумагами Сталин, — Всё товарищи, совещание закончено.

Сейчас вот проехали уже Омск. Всё ближе КВЖД и всё тревожнее. Во всех больших городах по Трансибу объявление о найме рабочих размещены. Должны люди подтянуться, а то уже совсем плохо стало, некоторые ремонтные бригады и наполовину не укомплектованы. Но не это волновало сейчас Кузнецова Степана Матвеевича, не понравился ему разговор с Бухариным.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Но это уже совсем другая история. И в конце этой истории и самого Кузнецова арестуют, и расстреляют и жену Эльзу Григорьевну с сыном Сергеем арестуют, как членов семей «врагов народа», сын так в лагере от воспаления лёгких и умрёт. Нет, это и, правда, другая история.