Бездна смотрит на тебя - Надежда Лиманская

— Неужели Ларка прислала? Чего молчала? — схватила бутылку, повертела. — Вискарик? Чего это вдруг?

— Антонина Степановна! У меня к вам дело!

Заплывшее лицо изобразило нечто, похожее на удивление. Глазки-щёлки уставилась на гостью. «Антонина Степановна»! Давненько не слышала своего отчества.

— Чего это, вдруг? — снова повторила. — У тебя? Ко мне? — присела за стол. — Ты тоже, из этих?

— Нет! Я вот по какому делу. — Саломее кое-что пришлось объяснить.

— Понятно! Вот ведь, жизнь, а? Папашку моего черви уж давно съели, а всё… Щас!

Антонина Степановна налила себе полстакана.

— Для здоровья! Чтоб, так сказать, беседа гладко пошла! А то ведь, не вспомню, пока здоровье не поправлю!

Затем, удивительно легко, поднялась, вскоре вернулась, держа в руках, словно колоду карт, пачку мятых фотографий.

— Видишь?

Бережно достала одну из них. С фотографии смотрели две симпатичные, хорошо одетые девочки.

— Вот эта, что повыше — Лизка! Елизавета! Так её мать называла. Мать её Валентина, ох красавицей была! Но злая, жадная, даже убить могла. А моя… — Антонина пустила слезу. Затем вытерла лицо рукой. — А моя, всё ревновала её к отцу. Мы семьями дружили. «Домами»! — Засмеялась. — Обе мы, и Лизка, и я в достатке росли. Одежда, обувь там, цацки всякие. У нас даже золотые серёжки были! Это у девок-то, десятилетних! В те времена! Представь!

Саломея вгляделась в лицо высокой девочки.

— Откуда всё это? — продолжала женщина. — Да какая разница! Маленькие были, не понимали! Вроде дружили, а дальше. Узнала Елизавета, что мать моя ходит к бабке, чтобы порчу навести на её мать! Извести хочет! Тут и началось. Погибает моя мать. Слух пошёл, это я от отца слышала, в блатной среде, — мою мать Валентина убила. Но, что слух! Захар всеми управлял, командовал, распределял всё. Короче, умолкли все! А Елизавета рассказывала, как мать ей хвасталась. Мол, сидела, когда-то по малолетке в лагере для несовершеннолетних, двух девочек — доносчиц, того…, — Антонина пальцем провела по горлу.

— Зарезала?

— Если бы! Не догадаешься!

Саломея догадалась, но переспросила:

— Так что, зарезала?

— В-о-о-т такенный, — ребро ладони, приложив к ладони другой руки, показала — гвоздь в палку и между глаз! А тут и амнистия! Замяли. В общем, повезло ей, ничего не доказали, свидетелей — ноль, да и кому неприятности нужны, тем более на зоне!

Антонина опрокинула ещё полстакана. Саломея достала шоколад.

— Закусите, Антонина Степановна!

Та резко отдёрнула руку, шоколад вылетел.

— Не нуждаюсь! Эх, хорошо пошла! Мало, ведь! Может, сбегаешь? Нет! Я так и знала! Ну, тогда, — поднялась, подошла к окну, наклонилась к газовой плите, немытой, по крайней мере, последних лет десять, опустила руку за панель, вытащила начатую пол-литровую бутылку водки. Запрокинула, отпила прямо из горла.

— Ты бы видела глаза её матери! А Лизка?! — спросила себя, уже еле, шевеля языком, — на, вот! Визитка Ларкина! Она это всё с дедом, ну, отцом моим шепталась, всё расспрашивала его о бурной молодости! Вообще, Ларка у меня — красавица, до седьмого класса отличницей была! Одевала её, кормила, как в лучших домах! Заведующей универмагом я работала! — пьяно рассмеялась. — Потом тюрьма! За растрату! Тут всё и пошло под откос!

Налила ещё. — Короче, Ларка больше тебе расскажет, если телохранители позволят…

Антонина уронила голову на руки. Через минуту Саломея услышала сильный храп.

— Жёны криминалитета… Они быстро получают то, что большинству не получить никогда. Столь же скоротечно их кажущееся благополучие. Они «выходят в тираж», теряя практически, всё…, — вещали с экрана местного телевидения, демонстрируя новую авторскую работу известного в области журналиста.

— Одну не пущу! — Вадик со вчерашнего вечера места не находил. Практически, не спал.

— Моля! Ты не соображаешь! Куда тебя несёт?

— Дюша, меня встретят, я договорилась!

— Её «встретят»! — Передразнил. Ставя перед ней чашку кофе.

— Взгляни, какой год на дворе? — упорно возражала. — Не девяностые! И вообще, все «они» занимаются бизнесом, у многих есть дети…

— Даже по телевизору, — не слыша её, не унимался, кивнул на экран Вадим, — как по заказу, для тебя…

Муж поехал с ней, обещал остаться в машине и ждать. Так ему было спокойнее.

Когда выходила из автомобиля, не спеша, подошли двое молодых людей. Высокие, накаченные, в дорогих костюмах.

— Следуйте за нами!

Лариса оказалась красавицей в полном смысле слова. Бирюзовый домашний халат подчёркивал роскошные небрежно заколотые белокурые волосы, что обрамляли точёные черты. Серые, в пол-лица глаза смотрели чуть насмешливо. Кто перед ней, — хозяйка дома оценила за долю секунды. Ощущение превосходства над большинством, над людьми «средней планки», которое давала жизнь с одним из кузбасских авторитетов, в этот миг слегка пошатнулось, изменило ей. От взгляда Саломеи не ускользнуло, — хозяйка заметно нервничала. Не смотря на красоту и достаток, молодая женщина производила впечатление не очень счастливого человека.

— Присядем, Саломея! Кофе, чай! — Затем, почти по-детски. — Хотите пирожков? У нас, их замечательно пекут! Не пожалеете! С парным молоком!

Саломея улыбнулась, кивнула в ответ. Лариса позвонила в колокольчик. Гостья не могла сдержать улыбку.

— Дворяне, да? — иронически заметила Лариса. — Новоиспечённые. Мой дом, что хочу, то и делаю! А что? Мне нравится!

Впервые в жизни Саломея завтракала с женой криминального авторитета.

Лариса оказалась неглупой, милой женщиной. Дом, в котором находилась Саломея, действительно принадлежал Ларисе, а муж…

— Вместе мы живём в другом доме! Туда бы вас ни за что не пустили!

С удовольствием, проглотив очередной пирожок, отвечала на расспросы Саломеи:

— Дедуля мой хозяйственный был… — Лариса, немного задумалась. — И самый лучший. Был он для меня больше, чем родной отец! Да, — спохватилась, — а Захар был круче, умнее, Это все признавали. А жена его, ну, Валентина, та, вообще, аристократкой была. Советы всякие ему давала. А он. Он пылинки с неё сдувал. — Вздохнула. — А вот мой!

Затянулась сигаретой.

— Дедуля рассказывал, тогда воры были, не то, что сейчас, — по беспределу. И кодекс у них был!

«Как же! Кодекс! Кодекс бандита или Люцифера, какая разница!», — возмутилась в душе Саломея, но слушала внимательно, надеясь, всё же, узнать именно то, зачем приехала.

— В общем, жили семьи моего деда и Захара хорошо, ни в чём не нуждаясь. После смерти моей бабки всё и началось. Вначале думали, — Валентина угробила её. Потом стали шептаться, — дочь Захара, Елизавета, как-то причастна… А тут ещё учительницу математики, где училась Елизавета, убили. Было ещё несколько случаев. Серия, в общем! Дед ещё рассказывал, Валентина не пускала Елизавету несколько недель из дома. Мать не рассказывала? — Махнула рукой. — Понятно! Уже, наверное, имя-то своё забыла!

Лариса поднялась, подошла к барной стойке.

— Хотите выпить?

Саломея отрицательно качнула головой. Хозяйка плеснула на самое дно, вернулась в кресло.

— В каком году это было?

— В шестьдесят пятом, кажется! — Улыбнулась. — Прошлого столетия! А дальше. Захар, прихватив общаг, смылся. Со своей семьёй. Куда? Этого никто не знал. Поговаривали, кто-то из дружков пронюхал, вроде в Подмосковье! Точно неизвестно.

— Кстати! — вспомнила Лариса. — Дед ещё говорил, в те годы, слух в блатной среде распространился, ну, каким образом узнали, где Захар с семьёй. Так вот. Там, где-то в Подмосковье, в середине шестидесятых… Ну, не знаю, серия, не серия, стали совершать такие же убийства, как раньше в нашем городе…

Немного поговорили ещё. Об истории, Вспомнили кое-что из истории, сталинских репрессиях, благодаря чему, дед Степан оказался в банде.

— Вкалывал от зори до зори. Богател. Не без этого. И на, тебе! В лагеря! Собака! Чтобы не выделялся! А сейчас!

Саломея с интересом взглянула на неё. Вспомнила внучка слова деда Степана, бывшего кулака, сразу после развала страны:

— Чем дороже покупки, тем дешевле судьба… Прав дед! Ой, прав оказался!

Заговорили о наших днях, Лариса возразила:

— Я вас умоляю, Саломея! — воскликнула она. — Неужели не знаете?! В наше время в каждом районе города, да и у вас, в столице, по-прежнему, та же «тройка», что в тридцатых, да и после войны. Дед, опять же, рассказывал! Только теперь: милиция-прокуратура — суд! Вся тройка повязана! — Показала красноречивый жест, — потёрла палец о палец. — Понимаю, не мне судить?

Снова налила в стакан. Вдруг, разоткровенничалась.

— Знаете, мне гораздо спокойнее здесь, одной. Без него! С «ним» всегда, словно на экзамене! Оделась не так, — что-то там просвечивает. Смотришь не так. Отвечаешь грубо. Зато каждую неделю супер покупки в дорогих магазинах.