Эхобой - Мэтт Хейг

Это была бледная женщина с землистым цветом лица — учитывая, что к моменту смерти ей уже было сто восемьдесят пять лет, это было вполне объяснимо. Она носила длинную черную одежду, а на подбородке и щеках торчали пучки седых волос. Комната была отделана каким-то металлом, скорее всего железом. Посередине стояла странная кушетка, к которой крепился шлем. Как только мы вошли, миссис Мацумото слегка улыбнулась, сидя на стуле рядом с кушеткой. В ладонь ее левой руки был вживлен круглый металлический диск. Такие же диски, только поменьше, были вживлены в подушечки ее пальцев. На лбу у нее был вытатуирован огромный широко распахнутый глаз — наверное, этому рисунку было лет сто. Подойдя ближе, я заметила, что глаза самой миссис Мацумото затянуты белесой пленкой. Она была слепой.

— Они смогли вернуть мне пять из шести чувств, — пояснила она тягучим голосом после того, как попросила меня лечь на кушетку.

Миссис Мацумото повернулась к дяде Алексу. Казалось, она точно знала, в какой части комнаты он находится.

— Как ваши ночные кошмары? — спросила она.

Дядя покосился на меня. Очевидно, он не хотел, чтобы я знала о его кошмарах.

— Нормально. Мне гораздо лучше.

Затем миссис Мацумото отодвинула шлем в сторону:

— Я предпочитаю работать руками. — Она ощупала мою голову и притронулась к детекторам. Металлические пластинки на ее пальцах холодили кожу.

— Это нейродетекторы, — заметил дядя Алекс. — Наше новое изобретение. Что-то вроде успокоительного. Правда, я не совсем уверен в их надежности. Лучше бы Одри справлялась без них.

Он рассказал о том, что произошло в машине. А потом попросил миссис Мацумото выйти с ним в маленькую соседнюю комнату, чтобы поговорить с глазу на глаз.

Вернувшись, миссис Мацумото сообщила мне, что терапия будет действенной, только если я сниму детекторы. Я так и сделала.

Сердце бешено забилось. До меня вдруг дошло, на что я согласилась. Мне захотелось спрыгнуть с кушетки.

— Горе и страх — близнецы, — сказала она. — Они приходят вместе. Сейчас… Я хочу, чтобы ты слышала только мой голос.

— Мне кажется, я не готова. Лучше я пойду.

— Тебе станет намного легче, — уговаривал меня дядя Алекс, пока я напряженно думала, о чем же он говорил с миссис Мацумото в соседней комнате. — Она лучшая в мире.

Тем временем миссис Мацумото шептала что-то на японском. Дядя Алекс протянул мне информационные линзы.

— Они тебе понадобятся.

Я установила их и вскоре начала понимать, что говорит миссис Мацумото.

— Теперь послушай меня. Я собираю все напряжение, которое скопилось в твоем сознании. Ты не должна жить с ним дальше. Тебе нужно примириться с тем, что случилось. Единственный способ справиться с ужасом — это встретиться с ним лицом к лицу. И это можно сделать, только вспомнив все, что произошло. Представить все как наяву. Твое тело будто парализовано, неподвижно — это поможет усилить мозговую деятельность. Я направлю все эти мысленные волны, все негативные нейронные процессы в один канал, и ты переживешь все эмоции, все горе за один раз. Но потом ты сможешь идти по жизни дальше. Теперь вспомни, что произошло с твоими родителями… Вспомни, что ты видела… Представь свой дом. Представь ее. Представь Алиссу…

Откуда она знала, что ее звали Алисса? Наверное, дядя Алекс сказал. Но это выбило меня из колеи. Не знаю, что было встроено в металлические диски на ее пальцах, но мое тело стало неподвижным, и воспоминания вперемешку с эмоциями хлынули, как лава из вулкана. Я вдруг увидела, как наяву, папин кабинет, Алиссу, родителей. И почувствовала все. Все сразу. Меня затопили ужас и горе. Я вся горела огнем. Воспоминания будто жгли меня изнутри. Они отрывали от меня родителей, и мне казалось, будто у меня с мясом выдирают руки или ноги. Это было слишком тяжело. Я начала кричать. Или пыталась, но челюсть оставалась неподвижной. Я вся была парализована.

— Перестаньте, — сказал дядя Алекс. — Вы должны это прекратить. Ничего не помогает. Ей слишком тяжело это вынести.

Миссис Мацумото убрала пальцы с моей головы. Я снова могла двигаться. И наконец-то я могла кричать. Я кричала слишком громко, потому что через минуту в дверь постучали. Мне удалось немного успокоиться и сделать глубокий вдох.

— Извините, миссис Мацумото, — сказал дядя Алекс. — Мы, пожалуй, пойдем.

И мы ушли. Я брела за дядей Алексом, дрожа как жалкий лист на ветру. Он толкнул дверь, за которой стояли двое мужчин в длинных плащах. Клаудвилльские гангстеры. Издерганные, худые, с обветренной кожей.

— Мы слышали крики, — сказал тот, что повыше. Они уставились на нас. Внезапно один из них узнал дядю Алекса.

— Да это же сам Дьявол! Владыка вселенной. Ну, как идет работа. Ваше Сатанинское Величество?

— Одри, — проговорил дядя Алекс. — В машину. Быстро. Бегом.

Но я не послушалась. Чувствовала себя виноватой — ведь это мои крики привлекли их.

— Пожалуйста, оставьте нас в покое, — сказала я.

В тот же миг мою шею стиснули чужие руки.

— Так, богатенькая девочка, не делай глупостей. Мы не хотим тебя убивать. Просто хотим получить за тебя хороший выкуп. Тебе все ясно? Простой капитализм двадцать второго века. Что такого? Ведь мы всего-навсего товар.

К моей шее приставили электрошокер. Стоило оказать сопротивление, и я получила бы разряд. Но дядя Алекс действовал быстро.

Он соврал.

Позитрон не остался в машине. Дядя выставил его перед собой, и в долю секунду один из гангстеров отправился в небытие. Материя, из которой состояло его тело, стала антиматерией. Я тоже действовала быстро. Изо всех сил пнула держащего меня гангстера в живот и отскочила в сторону, чтобы дядя Алекс мог выстрелить в него. Что он и сделал.

Итак, две смерти за две секунды.

— Быстро! — проговорил дядя Алекс, осматривая аллею на случай, если за нами кто-то наблюдал. — В машину!

И кое-кто за нами действительно наблюдал. Только это был не человек и даже не Эхо. Груда старого ржавого металла, выше трех метров, с одним работающим левым глазом, который отливал в темноте грязно-красным. В его свете был заметен идентификационный номер на груди: CAL-300. Скорее всего, старый робот-охранник. Может, раньше его использовала полиция или частная охранная фирма. А теперь его запрограммировали для защиты двух мужчин, чья жизнь только что закончилась. Но для меня это был огромный злющий робот.

— Ни с места! Вы совершили преступление.

— Нет, — возразил дядя Алекс. — Это была самозащита.

— Застрелите его! — крикнула я дяде.

Он выстрелил, но промахнулся, а огромный скрипучий робот выпустил лазерный луч, который буквально расплавил позитрон в руках дяди Алекса. За первым лучом последовал второй — правда, более медленный.

— Остановитесь… Вы… Нарушили…

— Скорей, он выходит из строя, — прокричал дядя Алекс, переходя на бег. CAL-300 преследовал нас, за спиной сквозь шум дождя и завывание ветра слышался скрежет металлических конечностей и суставов.

Я бежала так быстро, как только могла. Но вдруг CAL-300 рухнул на платформу всем своим нечеловеческим весом, и та закачалась. Я на секунду отвлеклась, поскользнулась на трясущейся платформе и покатилась. Мои ноги свесились с ее края. Потом еще дальше. Перед смертью мне предстояло упасть с тысячеметровой высоты. Я ухватилась за один из металлических столбов недоделанного забора. Залитый дождем город блестел подо мной, как личинка жука-светлячка. Небоскребы и лодки, освещенные магнитные треки и парящие офисные здания. Голографические рекламы мерцали, как привидения, одним из которых я в скором времени могла стать.

Проще всего было разжать руки. Просто отпустить столб. Падение на любую поверхность с такой высоты убило бы меня быстрее, чем за секунду. Элементарно. И больше никакой боли. Никакого горя. Никаких воспоминаний о маме и папе. (Люди переоценивают воспоминания. Воспоминания — это просто печаль, которую будет вечно хранить будущее.)

Но жизнь — упрямая штука.

— Помогите! — закричала я. — Помогите!

Столб был мокрым, и я едва держалась. Ладони скользили, но я сжимала пальцы изо всех сил. Запястья болели так сильно, что, казалось, руки вот-вот оторвутся.

«Было бы так легко, легко, легко…»

Ветер дул все сильнее.

Сколько все это продолжалось? Секунду? Две? Три? По-моему, прошли часы.

Вдруг в моей голове зазвучала песня. Песня! Я вот-вот погибну — и тут песня. «Нео Максис», конечно. Та, которую они пели вместе с «Харло-57»: «Жизнь, говорила она, — это не бриз. Она — семьдесят семь штормов на морях. Но если сможешь, удержи свою лодку на плаву. Жизнь стоит всей этой душевной боли… Если сможешь удержать лодку на плаву».