Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Совершенно верно…
Инструкции Борису следовало неукоснительно исполнять. Для того они и писаны, чтобы неуклонно следовать их букве и духу.
Пассажирский ТУ-154 рейсом из Москвы приземлился в тот день в аэропорту «Шенефельд» точно по расписанию. Раньше трапа к самолету подкатила черная «Волга» из советского посольства. За рулем сидел резидент из разведывательного управления Комитета.
– Все в порядке? – следовал неизменный вопрос.
– Все в порядке…
В здании посольства Пестиков сдавал дипломатическую почту третьему секретарю и прощался. С этого момента он приступал, как ему думалось, к своей основной работе.
После того, как курьер покидал территорию посольства, из ворот выезжала машина с дипломатическими номерами. На заднем сиденье располагался резидент. В руках у него находился кейс, который самолетом доставили из Москвы. Через пятнадцать минут неспешной езды показывались Бранденбургские ворота.
КПП. Граница между Восточным и Западным Берлином.
Заранее извещенные о проезде советской посольской машины пограничники и таможенники под козырек провожали ее проход.
Серая «Волга» останавливалась возле неприметного здания с неброской вывеской: «Издательство «Свободная Германия». В подвале размещалась портативная типография. Журнал выходил небольшим тиражом, и был известен в узком кругу специалистов.
Резидент нажимал на кнопку звонка, дверь плавно открывалась. Его ждали. Ожидали с нетерпением. Издательство играло роль ширмы, удобного прикрытия. В здании располагался филиал одной коммерческой фирмы, на счетах которой вскоре оседали ценности, перевозимые Пестиковым. Номера счетов знали единицы…
В 9.00 Клара Карловна переступила порог кабинета, где она последние восемь лет трудилась секретарем-делопроизводителем отдела с путано длинным и труднопроизносимым названием.
– Кларочка! – навстречу женщине шагнул полковник Юзов и нежно провел пальцами по ее слегка раскрасневшемуся личику. – Уехал твой? – на мужских губах появилась ироничная улыбка.
– Укатил! Как по расписанию живет, ни минуты опоздания, ни шага влево или вправо…
Хоть и считал Пестиков, что неплохо разбирается в людях, с одного взгляда может определить их скрытую внутреннюю суть, в одном он, безусловно, сильно ошибался. Борис пребывал в полной уверенности в том, что жена его любит, но Клара Карловна никогда не питала к мужу особо теплых чувств.
От своих инфантильных родителей Клара унаследовала, прежде всего, ум отца, ангельски милое и привлекательное личико матери и непонятно в кого фигуру. Нельзя сказать, что природа сложила ее плохо, но издалека девочка походила на мальчика.
Сильные и широкие плечи соседствовали с явно узковатым тазом и совсем худыми бедрами. Природа чуть ошиблась, наделив ее типичными признаками обоих противоположных полов.
Папаша Карл Самуилович, по рождению Цукерман, в молодые годы поменял фамилию на более благозвучную и стал Сахаровым. В зрелом возрасте он слегка жалел о юношеском малодушии, ушел в диссиденты и пописывал пасквили на родное государство. Его изгнали из университета. Возникли трудности с работой. И тут Карл Самуилович решил переродиться, переехал в Читу, женился, взял фамилию своей супруги, что законом не возбранялось.
Именно Карл Самуилович посоветовал Кларочке выйти замуж за Пестикова, за которым, как казалось ему, их девочка заживет, как за каменной стеной.
– Доченька, ты имеешь мне сказать, что не любишь Бориса? – пожилой еврей покачал головой. – Ерунда! Сущий пустяк! Главное, что он таки да имеет горячую любовь к нашей Кларочке!
Воодушевленный родитель долго выкладывал перед ней все те неоспоримые преимущества, которые она заимеет, выйдя замуж за такого гарного хлопца, как Пестиков. За Борисом виделась сила самой могущественной организации в Советском Союзе.
– И что? – пожимались мальчишеские плечики дочери.
– Они могут иметь все! И таки да даже больше…
В том, что Комитет держит в своих руках невидимые ниточки, за которые время от времени дергает и управляет людьми, будто они все бессловесные и послушные марионетки, Клара Карловна сама убедилась, когда села за рабочий стол и через ее руки одно за другим проходили дела, учет которых она вела.
– На них работают все! Даже те, кто на словах их громко хает…
Ему-то, Карлу Самуиловичу, доподлинно известно, что многие известные деятели искусств, так или иначе, сотрудничали с ГКБ. Писатели, художники, актеры…
– Кто имел глупость отказаться, того за границу не пускали, делали не выездными…
Губы человека в годах искривила улыбка, наполненная едким сарказмом. Уверовал он в свою правоту, ничто его не переубедит.
– Спроси сама у своего Бориса Соломоновича.
– Бориса Семеновича! – поправила его дочь.
Вскорости она вышла за Пестикова. Борису все казалось, что его одного заслуга в том, что последовал перевод в Москву. А она по этому поводу мыслила несколько иначе. Посодействовал Юзов.
В ту пору еще майор, Юзов приехал в их областное Управление из самой Москвы. Прибыл он не столько с проверкой, сколько для того, чтобы на месте детально разобраться со всеми фактами, изложенными в рапорте старшего лейтенанта Пестикова. Заодно поручили ему на месте присмотреться к тому, чем дышат их бойцы на периферии, подстегнуть их, поднять закисший моральный дух.
Начальник отдела пристегнул Бориса к москвичу, велел ни на шаг от него не отходить, ни на минуту не упускать из виду, быть всегда на подхвате и создавать гостю максимально возможный в их провинциальных условиях комфорт…
Возле Восточного вокзала Берлина, напротив железнодорожной эстакады на Варшавской улице, располагалась явочная квартира. Покатавшись чуток на метро, Пестиков проверился. Хвоста за ним не тащилось. Борис, смешавшись с толпой, поднялся наверх, вышел в город на аллее Карла Маркса и пешочком прошелся несколько кварталов. Свернув в переулок, он попал в небольшой дворик. На пару минут мужчина присел на скамеечку, достал сигарету…
В квартиру на третьем этаже при желании люди попадали с двух разных входов: с парадного крыльца и по узкой лестничке для прислуги. Пестиков воспользовался главным входом, вошел в подъезд, неторопливо поднялся по стоптанным тысячами пар обуви ступенькам. Ничто, кроме его размеренной поступи, не нарушало прохладной тишины. Казалось, жизнь в доме остановилась, она замерла, на прикорнувшее время остановив свой суетный бег. Или все обитатели разом покинули свое жизненное пристанище. Или…
На самом деле, жизнь в доме не остановилась. Просто заселяли его в основном немощные старички и старушки, которые доживали свой век, надежно отгородившись от всего мира, заперев себя в своих квартирах-раковинах. Замшелые раки-отшельники…
На условный стук к двери подошла хозяйка квартиры, фрау Эльза. Женщина перешагнула рубеж в сорок лет. Родилась она во время войны в семье антифашистов и рано потеряла родителей, погибших весной сорок пятого. Воспитывалась девочка в приюте, несколько раз она побывала в Артеке. Жемчужина на Черном море всякий раз вызывала у Эльзы нескончаемый восторг. Девочка до глубины души влюбилась во все, что связывалось с Советским Союзом. Помогала она не за деньги, а по велению души и сердца.
Впрочем, от денег женщина никогда не отказывалась. Работая на дому портнихой, фрау Цепеллин в совершенстве освоила вторую профессию гримера, о которой ее клиенты, шившие у нее модную одежду, ничуть не подозревали.
– О, Борис! – женщина, называя его по имени, кидала ударение на первом слоге. – Я по тебе скучала…
Живя затворницей, Эльза не могла отказать себе в маленьких радостях жизни, которые приносил с собой хорошенький агент из Союза. Медовый торт к чаю, шоколадные конфеты к коньяку и неизменно следовавшая близость после первой-второй рюмки.
– Ах, Эльза! – мужчина прижался губами к женской щеке.
Глядя на несколько поблекшее с годами лицо фрау Цепеллин, многие мужчины затруднялись предположить, что под ее одеждой скрывается чудное тело, как у восемнадцатилетней девушки.
Снимая плащ, Борис припрятал невольно скользнувшую по его губам усмешку. Он вспомнил, как все случилось в первый раз. Не он стал инициатором, а женщина. Первые опасения, что он может потерпеть фиаско, мгновенно растаяли, когда фрау, гипнотизируя его своим умоляющим взглядом, развязала поясок на халате…
– Ты – мой Бог! – выдохнула из себя женщина, наполненная вибрирующим по всему телу счастьем. – Зигфрид непобедимый…
Во время второй встречи они заключили негласный союз. Их связь фрау вполне устраивала и даже органично вписывалась в рамки ее одинокого существования. У обеспеченной всем женщины появился солидный мужчина, который аккуратно навещал ее один раз в неделю. Соседи смотрели на создавшееся положение вещей сквозь пальцы. Каждый у них волен сам устраивать свою жизнь…
- Леопольдштадт - Том Стоппард - Драматургия / Историческая проза / Русская классическая проза
- Слоны Камасутры - Олег Шляговский - Драматургия
- Русские — это взрыв мозга! Пьесы - Михаил Задорнов - Драматургия
- На перепутье двух веков. Сборник стихотворений - Роман Бердов - Драматургия
- Барышня из Такны - Марио Варгас Льоса - Драматургия
- Слуга двух хозяев - Карло Гольдони - Драматургия
- Побасёнки. Браво - Владимир Ганзенко - Драматургия
- Шесть персонажей в поисках автора - Луиджи Пиранделло - Драматургия
- Как вам это понравится. Много шума из ничего. Двенадцатая ночь. Перевод Юрия Лифшица - Вильям Шекспир - Драматургия
- Третье желание - Джозефа Шерман - Драматургия