Минуя границы. Писатели из Восточной и Западной Германии вспоминают - Марсель Байер

Неделю спустя / (на сей раз мне требовалась к субботней отбивной банка зеленого горошка) я чуть не влетел в магазинчик (на часах было без десяти восемь) / и остановился перед прилавком в испуге: / за прилавком, возле открытой кассы, сидела какая-то девушка лет двадцати с короткой стрижкой, в красном джемпере / и, держа в руке стопку купюр, считала деньги, / а продавщица появилась в проеме задней двери только тогда, / когда я шагнул к полкам,/ чтобы взять банку горошка. / «Заплатить можете у меня», — призывно сказала она, / не выходя из дверного проема, / я же все еще не мог оторвать глаз от девушки за прилавком, / которая, отложив деньги в сторону, набрасывала на клочок бумаги цифры, / а когда я подошел к продавщице и, отсчитав одну марку восемьдесят пфеннигов, / сунул деньги в боковой карман ее нейлонового халата, / вдруг поднялась из-за прилавка и воскликнула: / «Слышь, я нашла семьдесят две марки, теперь все в ажуре!» /

Да, облегченно вздохнул я тогда, это правильно, / что сестра (подруга) помогает своей сестре (подруге) в работе, / ведь сестры (подруги) должны непременно помогать друг другу, / особенно если сестра (подруга) трудится продавщицей / и вечером по пятницам должна сдавать кассу. /

Когда в следующую пятницу вечером / я опять встретил в магазинчике младшего брата / (прическа у него была теперь короткая, и он явно прошел обряд помолвки), / то уже почти решил, что знаю эту семью: / вероятно, три сестры и брат — девушка, две девочки и юноша, причем девушка уже замужем, / и кто-нибудь из семьи заботится о том, / чтобы сестре в магазинчике всегда оказывалась помощь, / а если сестры и брат почему-либо не могут этого делать, / то на их месте оказывается одна из ее подруг. /

Да, порадовался я тогда, видеть подобные картины приятно, / сестры и братья (подруги, девери, кузены) помогают своей сестре (подруге, невестке, кузине), / братья и сестры, подруги, золовки, невестки, кузины должны непременно помогать своим сестрам, подругам, невесткам, золовкам, кузинам,/ особенно если сестра, подруга, невестка, золовка трудится продавщицей / и справляться с работой в магазине ей приходится одной. /

Но когда вчера в полдень, около половины первого,/ я, почувствовав голод, пошел в государственный овощной магазинчик на аллее Клемента Готвальда / купить банку горохового супа с нутряным салом, / то увидел там парня лет двадцати пяти, совершенно мне незнакомого, / (судя по всему, и не жениха, и неженатого), / он сидел на морозильном ларе возле входной двери и ел маленькой ложечкой мороженое из бумажного стаканчика, / он не встал, / когда продавщица бросила ему от двери складского помещения апельсин, / продолжая сидеть, поймал апельсин одной рукой, / продолжая сидеть, не сказал «спасибо», / когда продавщица подошла к прилавку и бросила ему оттуда нож, / продолжая сидеть, подхватил нож и начал аккуратно срезать кожуру с апельсина, / и даже когда чуть позже продавщица волокла через весь магазинчик полный ящик красно-кочанной капусты, / а затем с натугой поднимала его на прилавок, / он продолжал сидеть на ларе, отправляя в рот одну дольку апельсина за другой.

И тогда я понял, что ничего не понял, / что слишком рано радовался / (грезил я или бодрствовал?) / и что, бывая в государственном овощном магазинчике, надо быть готовым к гораздо более неприятным неожиданностям, / и даже теперь, ощутив пустоту в желудке и желая съесть банку зеленозерной фасоли с говядиной или чечевицы с окороком, / я не могу решиться сделать и шага к двери, / чувствуя при этом, что смертельно изголодался / по картофельному супу с сарделькой, по голубцам — непременно из банки… / Ахотстаньтеженаконецотменя!

В ГОРУ (ЧЕРЕЗ ГРАНИЦУ)

Ночью (в начале двенадцатого на А4 (примерно в трех километрах после съезда на Эйзенах-Вест) в кабине его Scania 420 LB, год выпуска…) (И ЧТО ЖЕ ТЫ ЧУВСТВОВАЛ, КОГДА ВЕЗ КОНТЕЙНЕР В ПЕРВЫЙ РАЗ? — КАЗАЛОСЬ, БУДТО ТАЩУ ЧЕРЕЗ ПОЛСТРАНЫ ЖИЛОЙ КВАРТАЛ. ОСОБЕННО СТРАШНО БЫЛО, КОГДА ДОРОГА ШЛА ПОД ГОРУ, ДУМАЛ, ТОРМОЗА ТОЧНО ОТКАЖУТ) (перед глазами у него — свет собственных фар и габаритные огни машины, которая (пойдя на обгон) прошла вперед и удаляется теперь все быстрее, и (в (левом) зеркале) огни машины, которая, уже минуты две-три следуя за ним, нагоняет его, и огни машин, что движутся по встречной полосе (сейчас та уходит далеко влево), а в ушах у него — (идущие снизу) гул мотора и шум от соприкосновения шин с мокрым асфальтом (прошло больше часа, как зарядил дождь)), ОН СМОТРИТ (хотя дорога на протяжении двенадцати с лишним километров идет в гору, он уже минут пять едет на последней передаче) теперь не на габаритные огни трейлера перед ним, а глядит (повернув голову (слегка) влево (по встречной полосе несутся в этот момент бок о бок (кто кого обгонит) два грузовика (их тени! (КАК ДВА БЫКА, ГОТОВЫХ РИНУТЬСЯ В БОЙ) на очертанья леска, на той стороне, сразу же за встречной полосой, думает (…), о чем, однако, он теперь (так как устремил взгляд сперва вперед, а затем (таким же движением головы) направо) больше не думает, а видит, что лесок (который чуть ли не примкнул к ограждению) — это ели, (напрягает зрение, ведь лесок должен вот-вот расступиться, и справа он сможет увидеть долину (с домами, группками стоящими вдоль улицы) (что там, справа внизу, он, по крайней мере, увидит огни)), и лесок справа от дороги действительно расступается, но он видит за дорогой лишь темень (дождь!), обращает, когда (через несколько мгновений) справа в поле зрения вновь врезается какая-то рощица, (легким поворотом головы) взгляд вперед, габаритные огни машины, которая долго шла пред ним, теперь удалились от него настолько, что он их в темноте уже почти не видит, зато вскоре различает перед собой (там, куда достает сноп света из фар) над полотном дороги щит с надписью, что до СЪЕЗДА НА ХЕРЛЕСХАУЗЕН еще 1000 метров (замечает, чуть скосив глаза (к левому зеркалу), что идущая следом за ним машина приблизилась к нему почти вплотную и через секунду-другую обгонит его, минует щит со стрелкой ВЫЕЗД ИЗ ХЕРЛЕСХАУЗЕНА и катит (преследуемый другим таким же) дальше — под струями дождя, в темень…

Анетта Пент

ЕЕ ГРАНИЦЫ

© Перевод Н. Солдатов

Граница I. О границах она знала не много, но важнейшие ей показали. Северная граница квартала: светофор рядом с магазином импортной мебели. Дальше нельзя, там уже шумит подъездная дорога к автобану. Граница на юге: гигантский пустырь, где скоро появится очередная новостройка, и туда тоже путь закрыт, там дымит запрещенная мусорная свалка, там на драных кушетках собираются подростки, бьют пустые бутылки о камни и бетонные обломки. Пограничная территория опасна, особенно для тех, кому семь лет и кто пока мало знает об окружающем мире: только то, что этот квартал находится в Кельне, а Кельн стоит на Рейне, а Рейнская область расположена в Германии, и еще то, что есть другие страны со своими границами, шлагбаумами, таможнями и паспортным контролем (на пути в Голландию, к морю, пограничник наклонится, мельком взглянет через заднее стекло на детей, прижавших к уху плеер, а рядом купальные принадлежности, надувные круги, сумка для пикника, — и пропускает машину), а одна из этих стран называется ГДР и тоже имеет границу. Очень строгую.

— Мои родители сюда оттуда, — сообщила ей Кристина с важным видом, им уже по девять, а граница, через которую оттуда перебрались сюда родители Кристины, — стена, это-то она знает, но не знает еще, что тут особенного — перелезть через стену, и чего этим хвастать? Она же не хвастается своими родителями, хотя те уж точно сделали много больше, нежели откуда-то сюда перелезли.

— Вообще, там не так уж плохо, правда? — начала она.

— То есть как? — растерялась Кристина.

— Они там хотят, чтоб все были равны, это ведь хорошо.

То ли она это читала, то ли слышала, то ли ее родители говорили, точно она не помнит. Примерно так: существуют разные способы поделить мир, а поделить его всем поровну — идея неглупая, как ей кажется, и они там так и сделали.

— Ну, не знаю, — сказала Кристина, чьи родители, по-видимому, рассказывали совсем другое, иначе зачем бы им лезть через стену.

А она уперлась: если раз и навсегда покончить с Кристининым хвастовством, то им и ссориться будет не с чего.

— Как же, — продолжала она, — ты ведь тоже за справедливость, а не так, чтобы одни были очень богатые, а остальные совсем бедные.

Тут Кристине, конечно, пришлось согласиться.

А она пошла в атаку:

— Может, твои-то родители больше хотели богатства, чем справедливости, потому и сбежали?

Кристина потеряла дар речи. Выскочила из беседки, которую родители построили за домом специально для нее и раскрасили в красные и желтые тона, тут подружки обычно встречались, а вот могли бы они иметь такое местечко для встречи в ГДР — неизвестно. Кристина ушла в дом, не предложив ей зайти на минутку, выпить сока, помириться, поговорить о чем-нибудь другом.