Комментарий к роману А С Пушкина Евгений Онегин - Юрий Лотман

Показательно, что предметом критики становится не всякая форма увеселения, а именно театр. Здесь сказывается традиционное отношение к театральным зрелищам, как времяпровождению, несовместимому с порой покаяния, а година национальных испытаний и несчастий воспринимается как время обращения к своей совести и покаяния 1.

1 Мысль об Отечественной войне 1812 г. и связанных с нею бедствиях, как о времени морального очищения, соединяется для М. А. Волковой с представлением о неизбежности коренных перемен в жизни после войны: "...больно видеть, что злодеи вроде Балашова и Аракчеева продают такой прекрасный народ! Но уверяю тебя, что ежели сих последних ненавидят в Петербурге так же, как и в Москве, то им не сдобровать впоследствии" (письмо от 15 августа 1812 г. - цит. соч., с. 253-254).

Последствия петровской реформы не в одинаковой мере распространялись на мир мужского и женского быта, идей и представлений - женская жизнь и в дворянской среде сохранила больше традиционных черт, поскольку более была связана с семьей, заботами о детях, чем с государством и службой. Это влекло за собой то, что жизнь дворянки имела больше точек соприкосновения с народной, чем существование ее отца, мужа или сына. Поэтому глубоко не случайно то, что после 14 декабря 1825 г., когда мыслящая часть дворянской молодежи была разгромлена, а новое поколение интеллигентов-разночинцев еще не появилось на исторической арене, именно женщины-декабристки выступили в роли хранительниц высоких идеалов независимости, верности и чести.

Дворянское жилище и его окружение в городе и поместье

Место действия играет в пушкинском романе большую и совершенно специфическую роль. События все время развиваются в каком-либо конкретном пространстве: в Петербурге, в Москве, в деревне, на почтовом тракте. При этом характер событий оказывается тесно связанным с местом, в котором они развертываются. Более того, в такой же мере, в какой Петербург является "своим" пространством для Онегина, деревня - органичный мир Татьяны, и, как Онегин в деревне остается временным гостем, заезжим посетителем, проникнувшим в чужое пространство, так Татьяна чужая в Москве - в доме тетки и в зале Благородного собрания и в Петербурге в собственном доме. Если в деревенском мире Татьяны герой остался равнодушным к трогательному признанию героини, то в "онегинском" пространстве его собственное объяснение не встретило сочувствия. Конечно, отношение героев к тому типичному для них окружению, которое дано для Онегина в первой главе, а для Татьяны во второй - пятой, не статично. Татьяна в Петербурге тоскует по "бедному жилищу", но Петербург это не только "ветошь маскарада", светский и придворный "омут". Салон Татьяны оазис высокой культуры, духовного аристократизма, это "пушкинский мир". Простота и естественность поведения людей здесь перекликаются с простотой истинной народности, и это делает переход Татьяны в столичный мир, в одном отношении, безусловно, насильственным, в другом - естественным и органичным.

Одновременно и Онегин в конце романа не так соотносится с петербургским миром, как в начале: из "петербургского" героя он превратился в скитальца, для которого "своего" пространства нет вообще, И в родном для него Петербурге

Для всех он кажется чужим...

(VIII, VII, 7),

Если "свой" мир Татьяны - это мир, к которому героиня принадлежит духовно и куда она хотела бы вернуться, то "свой" мир Онегина - мир, из которого он хочет бежать.

Даже из этого обзора видно, сколь значительное место в романе занимает окружающее героев пространство, которое является одновременно и географически точным и несет метафорические признаки их культурной, идеологической, этической характеристики. Ясно, какое значение получает понимание всех деталей пространственного мира романа.

И в этом отношении, как и в других, роман П не является описательным. Автор почти нигде не дает детальных картин места действия, не описывает интерьера домов. Твердо зная, что читатель его знаком и с видом, и с внутренним убранством обычного помещичьего дома в деревне, и с интерьером петербургского аристократического особняка на набережной Невы, он делает лишь скупые указания:

...легче тени

Татьяна прыг в другие сени

(III, XXXVIII, 5-6);

В передней толкотня, тревога;

В гостиной встреча новых лиц...

(V, XXV, 9-10);

...для гостей

Ночлег отводят от сеней

До самой девичьи

(VI, 1,10-12);

Нет ни одной души в прихожей.

Он в залу; дальше: никого.

Дверь отворил он

(VIII, XL, 6-8).

По этим указаниям читатель пушкинской эпохи легко восстанавливал картину. Это соответствовало поэтике П. Л. Н. Толстой смотрит на мир, им изображаемый, глазами внешнего, впервые попавшего сюда наблюдателя, превращая тем самым читателя в "естественного человека", который должен объяснить себе смысл и значение каждой детали (отсюда подробность и "отстраненность" описаний). П строит образ читателя как давнего знакомого, "своего" в авторском мире, которому не надо ничего детально описывать достаточно указать или намекнуть. Но именно такое знакомство с внетекстовым миром романа отсутствует у современного нам читателя. А это заставляет комментировать опущенные в EO, но понятные и возникавшие в сознании современников картины.

Весь пространственный мир романа (если исключить "дорогу", о которой речь пойдет отдельно) делится на три сферы: Петербург, Москва, деревня.

Онегинский Петербург имеет весьма определенную географию. То, какие районы столицы упоминаются в тексте, а какие остались за его пределами, раскрывает нам смысловой образ города в романе. Так, в EO не упоминается хорошо известная поэту Коломна, где, по выражению Гоголя, "не столица, и не провинция", "все тишина и отставка" ("Портрет") - мир, знакомый П по личным впечатлениям и описанный в "Домике в Коломне", "Медном всаднике". Но не упомянуты и черты пейзажа "военной столицы": Марсово поле (Царицын луг) с его парадами и "эскадра на реке". Антитеза Зимнего дворца и Петропавловской крепости дана в тексте лишь глубоко зашифрованным намеком, сделать который понятнее автор собирался при помощи картинки - внетекстового ключа к тексту.

Реально в романе представлен лишь Петербург аристократический и щегольской. Это Невский проспект, набережная Невы, Миллионная (ныне ул. Халтурина), видимо, набережная Фонтанки (вряд ли гувернер водил мальчика Евгения в Летний сад издалека), Летний сад, Малая Морская (ныне ул. Гоголя) - "Лондонская гостиница", Театральная площадь.

Онегин в первой главе, видимо живет на Фонтанке. Район этот был прекрасно знаком автору: здесь в доме А. Н. Голицына (ныне № 20) проживали в 1820-е гг. братья Тургеневы, в нынешнем доме № 25, принадлежавшем тогда Катерине Федоровне Муравьевой (матери декабриста Никиты Муравьева "осторожного Никиты"), жил H. M. Карамзин, здесь бывали многие декабристы, жил К. Н. Батюшков. Нынешний дом № 16 в 1820-е гг. принадлежал князю В. П. Кочубею - блестящему, хотя и ничтожному представителю бюрократии начала XIX в. В доме Кочубея проживала его родственница Н. К. Загряжская, внучатой племянницей которой была H. H. Гончарова и разговоры которой П записывал в 1830-е гг. На Фонтанке же жил отец Пестеля - почт-директор и сибирский генерал-губернатор, отставленный от службы за чудовищные злоупотребления. Это был район аристократических особняков. Такой же была и Миллионная улица, упомянутая в первой главе.

Дом князя N находился на набережной Невы (Онегин, отправившийся "к своей Татьяне" - VIII, XL, 3, "несется вдоль Невы в санях" - VIII, XXXIX, 10). Здесь располагались дворцы и особняки высшей аристократии - Лавалей, Воронцовых-Дашковых и др. Когда граф Андрей Шувалов посватался к смертельно больной Софье Нарышкиной (внебрачной дочери императора Александра I), царь дал ей приданое - дом на набережной и капитал, приносящий дохода 25 тысяч ассигнациями (хотя современники были поражены его скупостью, это все же было "царское" приданое). О. А. Жеребцова (урожденная Зубова, сестра известного фаворита Екатерины II) продала в 1830 г. дом на Английской набережной за 200000 руб. ассигнациями. За три года она два раза меняла местожительство ("не любила долго жить в одном доме", - вспоминает ее домашний карлик И. Якубовский; см.: Карлик фаворита. История жизни Ивана Якубовского. Mьnchen, 1968, S. 158), но неизменно арендовала особняки на Английской набережной.

Доминирующими элементами городского пейзажа в Петербурге, в отличие от Москвы, были не замкнутые в себе, территориально обособленные особняки или городские усадьбы, а улицы и четкие линии общей планировки города. Хотя Петербург был задуман как "европейский" город и именно как таковой противопоставлялся Москве, внешний вид его не напоминал облика европейских городов XVIII - начала XIX вв. В отличие от крупных исторических городов Европы, Петербург никогда не был окружен стенами, ограничивающими площадь застройки. Поэтому ограничений на размеры фасада и ширину улиц, определявших облик всех европейских средневековых городов, в Петербурге не было. Почти одновременная застройка всего города (по сравнению с хронологией роста других европейских столиц) придавала ему характер упорядоченности, стройности и однообразия.