Нерождённый 4 (СИ) - Нежин Макс

Она отстраняется от меня, улыбаясь и я вижу — она обнажена. Груди — круглые, литые. Соски такие манящие, что их хочется трогать, прижиматься губами, покусывать, легко, чувствуя как они увеличиваются и слушать как дыхание Аой становится всё более громким, громче чем шелест океана.

Я не целую их, и не покусываю. Я обхватываю её за тонкую талию, прижимаю к себе и переворачиваю — и теперь она подо мной, смотрит не отрываясь мне в глаза. И просит — её взгляд просит.

Обнимает меня, потом её ладони опускаются ниже, сжимая мои ягодицы, прижимая меня к себе.

— Войди в меня, — шепчет она.

Я что-то отвечаю, пробую оторваться от неё, но нет, невозможно.

— Мне всё равно, — шепчет она, целуя меня. — И пусть сейчас весь город нас видит — мне всё равно!

Она раздвигает свои ноги, прижимаясь ко мне, к моему члену, двигает бёдрами словно надеясь, что моя, напряжённая как камень, штука сама окажется там внутри у неё.

Я отказываюсь. Я не слышу слов, но уверен — я отказываюсь.

Она уговаривает меня долго, очень долго… а я отказываюсь.

— Тогда в попку… просто в попку, — молит она меня. — Так же можно нам, да?

Она выскальзывает из под меня, встаёт — на самом краю скалы, повисшей над океаном, спиной к городу. Она стоит ко мне спиной и ждёт, удерживая рукой свои длинные волосы, которыми играется ветер. Она оглядывается, словно удивляясь — почему я еще внизу, на земле, почему еще не вошёл в неё.

Я встаю, глотая ветер бьющий с океана, сырой, солёный, подхожу сзади, прижимаю Аой к себе — не хочу чтобы она упала — скала высока, а океан… он там, глубоко внизу. Океан и камни, которые не оставят нас живыми, если мы сорвёмся со скалы.

Она тут же прижимается ко мне свой попой, трётся, играясь ею с моим членом, заводя себя еще сильнее.

— Город, они видят нас, — я вдруг впервые слышу свой голос.

Такое странное место эта скала — океан с одной стороны, город, совсем близко с другой, а небо… небо, кажется, можно потрогать — так оно близко.

— Почему ты думаешь о таких мелочах, когда я рядом, — она запрокидывает голову мне на плече и я целую её шею, заставляя её кожу покрываться мурашками.

Я хочу прижать её к себе сильнее, но она вдруг вырывается, опускается на колени передо мной, обхватывает член губами, заглатывает глубоко, так глубок как только может — я чувствую её язык, мокрый, её наполненный слюной рот.

Всего несколько движений — она не собирается сосать долго, выпускает его из рта, встаёт, прижимаясь ко мне.

— Теперь он мокренький и мне не будет больно, — целует меня в губы, и снова поворачивается ко мне спиной.

Находит член своими тонкими пальчиками и мягко, но сильно, вводит в свою нежную податливую попку, сначала осторожно, пробуя, боясь.

— Я не могу сразу, прости, — извиняется она целуя. — Он такой большой, а у меня там всё такое маленькое.

Пропихивает его рукой всё глубже и глубже, все смелее насаживаясь, пока наконец не садится попкой на него до конца, сразу, не скрывая своего голода.

Стон удовольствия вырывается из её приоткрытых губ, и стон этот сливается со вздохом океана, который, кажется, тоже сейчас счастлив вместе с нами…

— Нам же можно так, — она снова откидывает голову мне на плечо и целует, трогая мой язык своим.

— Твой отец, — говорю, чувствуя как нежный анус Аой пульсирует, старясь сжать мой член сильнее. — Он прилетит с востока. Он увидит нас… здесь.

— Мне всё равно, — она двигается всё быстрее, не выпуская мой член из своей попы ни на мгновение, трётся о меня, а я сжимаю, сдавливаю её мягкие ягодицы, изо сех сил, заставляя Аой стонать еще громче и яростнее насаживаться на него…

Я вижу как она ласкает себя там, между ног, одно рукой, а второй продолжает обхватывает меня за шею, сжимая всё сильнее. Я вижу её взгляд её через полуприкрытые веки, взгляд в котором есть только я и желание, я слышу её дыхание мне в ухо…

— Только кончи в меня, — её шепот обжигает, щекочет. — я хочу чтобы тыт кончил в меня… пусть будет почти по настоящему.

Касаюсь пальцами её сосков, играя ими и чувствую как Аой тут же начинает извиваться, насаживаясь до конца.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Дальше всё похоже на полёт — слишком высока эта одинокая скала над городом и океаном. Нам уже всё равно — каждое движение как рай, слишком много удовольствия чтобы думать еще о чём нибудь кроме него.

— Мне так хорошо, Керо, — она впивается в мои губы своим, кусая их. — Я хочу чтобы ты всегда был во мне. Всегда…

Я вдруг чувствую дрожь её тела, судорогу оргазма, чувствую её анус, такой нежный еще секунду назад, он вдруг сжимается, обхватывая член, не оставляя мне шансов. Не в силах сдерживаться я прижимаю Аой к себе, я больше не даю ей даже пошевелиться, раз за разом загоняя до конца… последний удар… и я чувствую тепло свежего семени там внутри в её попке, чувствуя как оно смазывает там всё, чувствую как Аой ослабевает в моих объятия, двигаясь уже медленно, наслаждаясь новыми непривычными ощущениями…

И шепот её горячих губ:

— Мы успели…

Прежде чем успеваю понять о чём она — вижу корабль её отца, совсем близко, с востока. Так близко, что я вижу человека в чёрных одеждах на капитанском мостике.

Снова темнота…

Что это было? Сон? Отголосок воспоминаний Керо, настоящего Керо? Его память будет возвращаться ко мне? Эта девушка, Аой, заставила пробуждаться память того, кого уже нет? Так странно, сон уже закончился, а губы, прохладные губы Аой со вкусом моря я всё еще чувствую на своих губах.

Сон заканчивается… но я снова вижу её глаза, только сейчас в них не отражается океан, а вокруг — сумрак комнаты выбитой в скале.

А я лежу на полу.

Аой

— Это был не поцелуй, — Аой испугана, я впервые вижу страх на её лице. — Я думала ты умираешь… думала у тебя остановилось сердце — оно не билось.

Искусственное дыхание? Она делала мне его рот в рот? Или это всё же был еще и поцелуй, в котором она сейчас больше жизни боится признаться.

Она помогает мне встать и усаживает на свою постель, словно боясь что со стула я могу снова упасть.

Чёртово перерождение — приступы случаются всё чаще и чаще, и я не хочу думать, что будет дальше..

Аой опускается на постель рядом. Совсем близко… это странное ощущение, ведь сон, этот странный и очень сладкий сон был только что.

Вернее, не сон. Это не могло быть сном — слишком всё реалистично. Это воспоминание. Впрочем, я могу проверить. Прямо сейчас — это легко.

— Ты приезжала в Фукусиму?

— Да, — кажется, больше всего она сейчас удивлена тому, что я просто разговариваю с ней. И что не касаюсь рукояти шигиру.

— Я сейчас просто назову несколько вещей… и если это правда — ты кивни. Просто кивни. Не нужно ничего говорить.

— Хорошо, — очень тихо говорит она.

— Скала… очень высокая скала — между городом и океаном.

Аой замерев смотрит на меня, ожидая продолжения.

— На ней мы вдвоём. И ты и я… обнажены…

— Не продолжай, — она касается моей руки останавливая. — да. Это всё про нас. Хорошо, что ты хоть что-то помнишь.

Самое обидное, что я не могу оставить её в живых.

Не могу.

И даже если она тысячу раз попросит меня об этом — это ничего не изменит.

Встаю — она снова касается меня, помогая — и иду к двери. Там останавливаюсь.

— Я приду завтра, — говорю, прежде чем выйти.

* * *

Темнеет — неужели сегодня я буду спать дома. В чистой постели… и с красавицей женой… она точно есть у меня? Все те дни, что я оставался в мёртвой пустыне И-себа — я мечтал о дне, когда приму ванну, когда смою с себя кровь, пот и грязь… а еще смою воспоминание о проигрыше.

Как только выхожу из шахты натыкаюсь на Мико… мою милую Мико. Она опускает глаза и хочет пройти мимо, но я удерживаю её.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Стой! Как ты?

— Всё хорошо, господин.

— Хорошо? Судя по втоему грустному личику, трудно в это поверить.

— Мне нужно идти, господин, — она делает робкую попытку вырваться.