Макулатура - Чарльз Буковски

Секретарша закрыла дверь и куда-то делась.

Данди начал водить ручкой по бумаге. Уставясь на бумагу, сказал:

— Это обойдется вам в сто шестьдесят долларов за час.

— Хрен тебе, — сказал я. Он поднял голову.

— Ха! Это мне нравится! Поводил еще ручкой и сказал:

— Зачем вы пришли?

— Не знаю, с чего начать.

— Для начала посчитайте обратно от десяти.

— Посчитай твою мать, — сказал я.

— Ха! — сказал Данди. — А у вас со своей были сношения?

— Какого рода? Устные? Духовные? Поясни.

— Вы понимаете, о чем я спрашиваю.

— Нет, не понимаю.

Он сложил большой и указательный пальцы колечком и просунул в него указательный палец правой руки.

— Такие вот, — сказал он, — хм-м-м…

— Да, — сказал я, — вспоминаю: один раз она тоже сделала так рукой, а я туда просунул палец.

— Вы пришли надо мной насмехаться? — спросил Данди. — Не надо со мной шутить!

Я навалился грудью на стол.

— Тебе повезло, дружок, что с тобой только шутят!

— Ах вот как? — Он откинулся в кресле.

— Так вот. И не валяй дурака, я невменяемый.

— Хорошо, хорошо, мистер Билейн. Что вам нужно? Я грохнул кулаком по столу.

— ЧЕРТ ПОДЕРИ, МНЕ НУЖНА ПОМОЩЬ!

— Ну конечно, мистер Билейн. А где вы меня нашли?

— На желтых страницах телефонной книги.

— На желтых страницах? Меня нет на желтых страницах.

— Нет, вы есть. Сеймур Данди, психиатр, Гарнер-билдинг, комната 604.

— Это комната 605. Я Сэмюэл Диллон, адвокат. Мистер Данди рядом. Боюсь, что вы ошиблись. Я встал и улыбнулся.

— Морочишь мне голову, Данди, хочешь отделаться? Если думаешь меня перехитрить, у тебя куриное дерьмо вместо мозгов!

Я пришел сюда, чтобы выяснить, действительно ли действительность все эти дела с Селином, Красным Воробьем, Леди Смертью, космическими пришельцами, Сэмом и Синди Басс или у меня непорядки с психикой. Все это не лезет ни в какие ворота. Что-то со мной не так? И куда меня несет и зачем?

Человек, назвавшийся Сэмюэлом Диллоном, нажал кнопку на столе, и вскоре пришла секретарша. По-прежнему уродливей меня. Ничего нового.

— Молли, — сказал он, — пожалуйста, проводите джентльмена в соседний кабинет, к доктору Данди. Благодарю вас.

Я вышел за ней в коридор, она открыла мне дверь с номером 604 и шепнула:

— Соберись, шляпа…

Я опять вошел в набитую людьми приемную. Первым, кого я увидел, был тот, в коричневой туфле и в черной, который просил меня разменять цент. Он тоже меня увидел.

— Эй, мистер… — сказал он. Я подошел к нему.

— С тобой то же самое, а? — спросил он.

— Что?

— Он, он… попал не в ту дверь… попал не в ту дверь… Тогда я повернулся и вышел оттуда, поехал на лифте вниз. Подождал, пока лифт спустится на первый этаж. Потом подождал, пока откроется дверь. Потом вышел через вестибюль на улицу и нашел свою машину. Влез. Завел мотор. Подождал, пока он прогреется. Подъехал к светофору. Красный. Подождал. Нажал на прикуриватель и подождал. Зажегся зеленый, прикуриватель выскочил, и я прикурил на ходу. Я подумал, что мне лучше вернуться в свой кабинет. Я подумал, что меня там кто-то ждет.

26

Я ошибся. В кабинете никого не было. Я обошел его кругом и сел за стол.

У меня было странное чувство. Все как-то не складывалось. Почему, например, в приемной у адвоката человек читал газету вверх ногами? Ему полагалось сидеть у психиатра. А может, только наружные страницы газеты были напечатаны вверх ногами, а он читал внутренние, напечатанные нормально?

И есть ли Бог? И где Красный Воробей? Вопросов передо мне стояло много. Вылезти утром из постели — все равно что уткнуться в глухую стену Вселенной. Может, лучше пойти в стриптиз-бар и засунуть пять долларов в трусики? Забыться. Или пойти на боксерский матч, посмотреть, как два мужика мудохают друг друга?

Но жизнь в человеке держится болями и бедами. Или стараниями избежать боли и бед. Это занятие ежедневное и на целый день, иногда и ночь, и не приносит отдыха. В последнем моем сне я лежал под слоном, я не мог пошевелиться, а он вываливал на меня одну из самых больших какашек, какие бывают в природе, и она уже почти упала, но тут мой кот Гамбургер прошел по моей голове и я проснулся. Расскажешь этот сон психиатру, и он сочинит из него что-то ужасное. Раз ты ему столько платишь, он обязан постараться, чтобы тебя стало тяжело на душе. Он скажет тебе, что какашка — это пенис и что ты либо боишься его, либо хочешь его, — словом, какую-нибудь такую ахинею. В действительности же он сам боится или хочет пениса. А это просто сон про большую слоновью какашку, только всего. Иногда вещи именно таковы, какими кажутся, и нечего огород городить. Лучший толкователь сна — тот, кто его видел. А деньги держи в кармане. Или поставь на хорошую лошадь.

Я врезал саке, неподогретой. Уши у меня вздрогнули, и я почувствовал себя немного лучше. Мозг мой стал разогреваться. Я еще и мертв, я только в стадии быстрого распада. А кто не в ней? Мы все одной дырявой лодке, подлизываемся к жизни.

Возьмите, например, Рождество. Ага, возьмите его отсюда к черту. Человек, который его придумал, не таскал с собой лишнего багажа. А нам, остальным, надо сперва от барахла избавиться, чтобы выяснить, где мы есть. Ну ладно, не где мы есть, а где нас нет. Чем больше ты выкинул барахла, тем больше ты увидишь. Тут все наоборот. Иди задом, и нирвана вскочит тебе на колени. Обязательно.

Я еще врезал саке. Я приходил в себя. Выходил из виража. Яйца наотлет. Я Ник Билейн, суперсыщик.

Потом зазвонил телефон. Я взял трубку, как всякий нормальный человек взял бы трубку. Ну не совсем. Иногда телефон напоминает мне о слоновьей какашке. Столько всякого говна из него слышишь Конечно, телефон он и есть телефон, а вот что идет через него — это другое дело.

— Вшивый из тебя философ, — сказала Леди Смерть.

— Какой есть, — ответил я.

— Люди живут иллюзиями, — сказала она.

— Ну. А что еще есть кроме?

— Конец иллюзий, — ответила она.

— Скажи пожалуйста, — сказал я.

— Сам скажи. Долго ты будешь валандаться с Селином?

— У меня все в ажуре, крошка.

— Просвети меня, толстяк.

— Давайте встретимся у Муссо завтра в 2.30 пополудни.

— Хорошо. Но смотри если у тебя ничего нет. Или есть?

— Крошка, я храню свою секрецию.

— Это еще что такое?

— Извините, я хотел сказать: секреты.

— Надеюсь, что они у тебя есть…

— Жизнью могу поклясться.

— Ты уже это сделал, — сказала Леди Смерть и повесила трубку. Я положил трубку, поглядел в пустоту. Взял из пепельницы потухшую сигару, зажег, закашлялся.

Потом взял трубку и набрал номер Селина. После четырех гудков он ответил:

— Да.

— Сэр, вы выиграли двухфунтовую коробку вишни в шоколаде и бесплатную поездку в Рим.

— Не знаю, кто ты, но не засирай мне мозги.

— Я Ник Билейн…

— Конфеты я возьму…

— Нам надо встретиться у Муссо, завтра в 2.30 пополудни.

— Зачем?

— Ты появись, французик, и твоим неприятностям придет конец.

— Ты угощаешь?

— Да.

— Приду… — Он повесил трубку. Никто уже не говорит «до свидания», ни одна душа. Я поглядел на саке. А потом выпил.

27

Было 2.15 дня. Я занял столик у Муссо. Передо мной была водка с лимонадом. Предстояла встреча Селина с Леди Смертью. Оба — мои клиенты. Дела шли хорошо, но неизвестно куда. Из-за другого столика на меня пялился человек. Некоторые пялятся прямо как коровы. Они не понимают, что пялятся. Я врезал водки, поставил стакан; поднял голову. Он продолжал пялиться. Дам ему две минуты, подумал я, и если не перестанет, начищу ему рыло.

Я вытерпел минуту и 45 секунд, но тут он встал и пошел к моему столу. Я пощупал кобуру. На месте. Твердый. Самая твердая конечность, какая бывает у человека. А малый этот был похож на сторожа платной стоянки. Или же на зубного врача. Отвратные усики и фальшивая улыбка. Или же отвратная улыбка и фальшивые усики. Подошел к моему столу и торчит надо мной.

— Слышь, друг, — сказал я, — извини, у меня нет лишней мелочи.

— Да я не стрельнуть у тебя хотел.

Не нравился он мне. Глаза как у дохлой рыбы.

— Так какие у тебя вопросы? Тебя выселили из мотеля?

— Нет, — сказал он, — я живу с мамой.

— Сколько тебе лет?

— Сорок шесть, — сказал он.

— Это плохо.

— Нет, ей плохо. Недержание. Клеенки. Все такое. — А-а, — сказал я, — жаль.

— Мне тоже.

Он все торчал надо мной.

— Ну, — сказал я, — не знаю, не знаю, чем тебе помочь.

— Ничем не поможешь… Я допил водку.

— Я просто хотел спросить, — сказал он, — спросить у тебя одну вещь.

— Ну-ну. Спрашивай.