Не предавай любовь. Книга 2 (СИ) - Ефремова Тата

— Хорошо, мы поговорим, — вдруг сказала она почти мирно. — Ты прав: поговорить нужно. Я от прошлого отказываться не собираюсь, там было и хорошее: Лешка, отец, наше общение. Но потом… после того, как мы поговорим и все расставим по полкам, не будем больше ничего ворошить. Нужно двигаться вперед, а не голову забивать… всяким. Только на таких условиях. Согласен?

— Да, — жестко проговорил Глеб. — Запиши мой номер. Пришлешь сообщение, когда сможешь, — договоримся. Иди сюда. Смотри. Вот твой макет в цвете. Печатать?

Катя подошла, скрестив руки на груди, наклонилась над низким столиком. Получилось опасно близко.

— Да, хорошо. Печатай.

— Я помогу раздать.

— Не нужно. Есть кому.

— Тому… брюнетику с тату?

— Тот брюнетик — Арсений Юдин, — взгляд у Кати стал совсем злым. — Он солист группы «Сёклз», очень популярной у нас и в техноложке. Думаю, он в любом случае больше внимания привлечет, чем ты… или я.

— Да, я о нем слышал, — Глеб встал и отошел к полке, чтобы скрыть эмоции, очень нехорошие. Ему захотелось уколоть Катю в ответ. Он говорил отрывисто, чтобы окончательно не снесло голову: — Саша собирается к нему на флэт-гэг. Я тоже пойду. Это вечером. Не люблю, когда Саша по ночам одна ходит. Так. Вот. Аптечка. Глубоко порезалась? Чем? Разматывай бинт, обработаю специальным гелем, он края раны стягивает.

Катя забрала у Глеба тюбик и отшатнулась назад. Напряжение между ними стало таким явным, что, казалось, вот-вот начнут лопаться и взрываться предметы в комнате.

— Я сама. Не мешай. Не мешай, сказала! Не в этот раз!

Глеб вспомнил, как нес ее на руках после падения и ушиба. Она упала во дворе, и они тогда чуть не… Она тоже помнила. И злилась, что помнит. Они стояли напротив друг друга в разных углах комнаты. Катя тяжело дышала. И вдруг бросила тюбик на столик, собрала выплюнутые принтером флаеры и ушла, хлопнув дверью. Закачалась полка, с нее свалился гипсовый жираф, африканская поделка. Это ведь Эля Миулина его когда-то Глебу подарила, из магазина мамы. У жирафа откололась голова — все же без жертв не обошлось. Глеб бросил остатки фигурки в корзину для мусора. В любом случае, даже если бы не Саша, им нельзя быть вместе: ему и Кате. Они друг друга поубивают.

Получится ли у них еще один разговор? Вряд ли. Может, это и к лучшему.

Глава 8

Он целый день ждал сообщение от Кати. Не дождался — решил съездить домой. Саша надоедала звонками, просила предупредить ее, когда он будет в Екатериногорске, но он сослался на то, что ему нужно заехать к деду.

Дед сразу оценил состояние Глеба, с первого взгляда. Выразился грубовато, в своей манере:

— Чего перекосило-то? Ты как будто занозу в задницу поймал, прости господи.

— Так и есть, — скрипнув зубами, признался Глеб.

Рассказал все как есть, без утайки. Про Сашу, про беременность, про свою панику. Николай Сергеевич во время его рассказа болезненно менялся в лице. Крякнул, прокомментировал:

— Самая большая беда для мужика, когда он штаны застегнутыми держать не может — брак по залету, без любви, без взаимного уважения.

Глебу было больно слышать жесткую, нелицеприятную критику единственного на этот момент близкого ему человека, но он проглотил обиду, признал правоту старика.

— Ты на что рассчитывал, когда с ней… как вы там выражаетесь… замутил? — продолжал дед. — Не на свадьбу и тройку с бубенцами, это точно. Никого поумнее выбрать не мог? Или это ты дурак, а она как раз умная.

— Может, — огрызнулся Глеб.

К столу, сияя от счастья, с очередным кулинарным шедевром подошел Лешка, и дед понизил голос.

— Ты не спеши. Понаблюдай. Если живот расти начнет — это одно, а если она задумает разыгрывать спектакли разные — это другое. Сходи с ней врачу, в конце концов! Действуй! Таких, как ты, дурачков бабы веками разводят! Я не говорю о твоей мамзели конкретно, я ее толком и не помню-то, но в жизни всякое случается… Полегчало?

— Да, — признался Глеб.

— То-то же… — дед немного помолчал. — О Кате слышно что-нибудь?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Мелкий, усевшийся есть, тоже навострил уши. Он сильно вытянулся за лето, хорошо учился под присмотром Николая Сергеевича и не желал возвращаться к матери. Впрочем, его особо и не уговаривали. Простая, годами налаженная рутина деда повлияла на Лешку благотворно. Пришлось, правда, перевестись в другую школу, но это был тот случай, когда хорошее стало полезнее лучшего.

— Слышно, — выдохнул Глеб. — Она к нам в универ поступила, на первый курс. Она… болела. Жила на юге. Мы… пообщались, если так можно выразиться.

Николай Сергеевич снова сделал паузу, ворчливо заметил:

— Представляю.

— Да все нормально. Это жизнь!

— Угу. По физиономии твоей видно, насколько нормально. И это не жизнь у тебя, а какая-то мутная хрень. И чего вам с Катей не хватало? Тебе особенно.

— Дед, хватит. Да, это все я. Вся вина на мне, давайте, валите на меня все косяки.

— Не психуй, ешь. Брат старался, готовил.

— Насчет отца новости есть? — в свою очередь поинтересовался Глеб.

— Никаких, — Николай Сергеевич положил себе рагу. — Мне разрешили открыть мастерскую, следствие вроде закончилось. Точнее, в тупик зашло. А что они могут? Против таких людей лома подходящего у них нет. Это международная преступность, спрут, которого за горло не возьмешь, ускользнет. А у нас это было так, рядовое проявление, мелочи. Ну взяли пару шестерок, только спугнули тех, кто действительно к торговле подделками причастен. А Антон в розыске, хотя не виновен. Мастерскую я открывать не буду, боюсь. Кто меня защитит, если они опять полезут? Антон весь удар на себя принял, а у меня Лешка. Нам с моего преподавания и частных консультаций на жизнь хватает.

— Дед, если узнаешь что, сразу сигналь. Мне Кате нужно рассказать.

— Кате, — Николай Сергеевич вздохнул. — Ну ты, внук, и запутался. Ну и влип. Ты тоже сигналь, если что. В церкви помолюсь, чтобы тебя от всякой нечисти уберегло.

— Помолись, — Глеб криво улыбнулся. — Насчет нечисти это ты в точку.

— Так я о чем? А ты не плошай, разберись там. Ну а если все и впрямь серьезно, будь мужчиной, прими ситуацию. Зубы до десен сточи — но прими. Жизнь все равно все по местам расставит. К матери сегодня поедешь?

— Куда я денусь? Она каждый день сообщения пишет. Я самый отвратительный сын на свете.

— Лешку возьми. Они тоже давно не виделись.

… С Полиной Глеб и Лешка договорились встретиться в ресторане. Глеб досадовал: лучше бы он подольше погулял с братом по городу, соскучился и по Лехе, и по Екатериногорску. Но у мелкого было много уроков, и он спешил, сам не в восторге от того, что придется тратить время на общение с матерью.

Мать словно вернулась на два года назад: щебетала, ластилась к Лешке, засыпала Глеба дурацкими вопросами, свидетельствующими о том, что она не пытается и не пыталась хоть немного вникнуть в жизнь старшего сына. Глеб сразу понял — Полина вернулась к своему хахалю. Или другого завела. Жизнь налаживается, только денег как всегда не хватает.

Мать продала бизнес, сдавала дом и жила на деньги за аренду. И, разумеется, опять жаловалась, что этого мало:

— Если бы не Антон! Если бы не этот…! Давно бы дом продала, инвестировала бы! Вот люди посоветовали хорошие вложения…

Это раньше Глеб не понимал цену деньгам и труду, теперь понял. Той суммы, что мать получала в месяц за огромный коттедж в престижном районе, другим семьям хватало бы, чтобы питаться, платить за жилье и учить детей. Полина жила одна, оба сына были на обеспечении у деда. И все равно плакалась.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

В мимолетных взглядах Лешки на Полину угадывалось презрение. Брат вырос и начал по-другому смотреть на окружающих его людей. Но он просто считал свою маму дурой, он не видел того, что однажды увидел Глеб: злобного зверя, выглянувшего из-под маски глуповатой кокетки.

Скоро придется говорить с Полиной о Саше. Однако в ее глазах Максимова до сих пор «хорошая девочка», с обеспеченными, уважаемыми в городе родителями и перспективами. Тут бояться нечего. Саша не Катя, которую Полина до сих пор ненавидит.