Всё тот же сон - Вячеслав Кабанов

Наша родня преимущественно считала, что тётя Вера любит всё присочинять. Не знаю. Может быть. Во всяком случае, в её рассказах всегда была какая-то живая, яркая и точная деталь, какой в рассказах других наших тётушек никогда не бывало. Она мне как-то рассказала, что ещё девочкой ездила с мамой навестить папу в Вологодской ссылке и там видела Сталина, и сидела у него на коленях…

— А у него, знаешь, такой был сюртук грузинский до колен, и весь на таких маленьких-маленьких пуговках, а их так много-много… Я всё их трогала и думала: ну как же он их всякий раз расстёгивает и застёгивает?

Я потом всё прикидывал: да, Авраам Васильевич и Сталин в Вологодской ссылке примерно в одно время были… Только вряд ли, думаю, могли они встречаться и быть знакомы, не в характере Кобы общаться с каким-то вегетарианцем. Но пуговички на грузинском сюртуке, они же были! Их не придумаешь. Какой-то грузин всё же был.

Или вот, к примеру, другое, не тёти Верино, но тоже как бы неправдоподобие… Иной, не знавший Геленджик, пожалуй, скажет: да не заврался ли повествователь, что у него Красногвардейская с Красноармейской улицей соприкасается? Ну ладно бы — Тельмана и Розы Люксембург… А то — практически одно название! И вообще — однополая связь…

Ну что ж, приходится сказать об именах сегодняшних геленджикских улиц и вообще о здешних именах.

Видимо, до прихода сюда красных армейцев и красных гвардейцев, улиц, имеющих установленные названия, было в Геленджике немного. Шоссе, идущее от Новороссийска, в том месте, где впоследствии сделали первую автостанцию, — сворачивало вправо, доходило до небольшой площади между пристанью и двухэтажной гостиницей (там уже давно квартирует городская власть, надстроив себе третий этаж), а от площади уходило влево — от моря — и как продолжение пристани тянулось пять кварталов, потом — снова влево, опять вправо и уже нацеливалось на Сочи и Сухуми. Все эти изгибы именовались Шоссейная улица, по ней везли на лошадях, на ручных тачках, а много позже на полуторках грузы, доставленные сюда сухим путём или снятые с пароходов.

Когда же красное колесо завертелось, возникли сразу новые названия — по вкусу новой власти. Часть Шоссейной улицы, от Новороссийского шоссе до порта, назвали, конечно, именем основателя новой эры, а раньше эта часть шоссе именовалась просто — Центральная. Та же часть Шоссейной улицы, что была как бы продолжением пристани, зовётся нынче Первомайская, но не это имя ей дали сразу после красной победы. Сначала назвали её более революционно, в честь главного красного командира. Она звалась тогда улицей Троцкого.

Но это имя улицы держалось не слишком долго. В двадцать девятом году закончилась карьера главвоенмора, и улица стала называться Первомайской, о чём, конечно, трудно пожалеть.

До этого же, до двадцать девятого года «великого перелома», держалась и Юшковская улица. Её название сложилось вполне естественным путём, как вообще рождаются топонимически нормальные географические названия. На ней, на этой улице, жили Юшки, а память об Аврааме Васильевиче тогда ещё держалась крепко. Вот улица и сделалась Юшковской. Ну а когда крестьян переломили и в Геленджике сколотили первый колхоз, Юшковская и сделалась Колхозной.

Так же, топонимически, сложилось название небольшой Греческой улицы, идущей возле старой геленджикской церкви. Здесь компактно селились греки, оттого улица название своё и получила — естественным путём. Когда же греков стали выселять, то и улицу стыдливо переименовали в Школьную.

Вообще в Геленджике, помимо виноградного, всегда главенствовал рыбколхоз, его причал был в середине берега бухты, ближе к маяку. Там можно было заработать: за один сезон молодые ребята покупали себе мотоцикл. Вот только — куда эта рыба девалась? В магазинах лежали перемёрзлые дальневосточные хеки, а на базаре прибита была фанерная дощечка, где объявлялось о запрещении торговать ценными сортами рыбы. Перечень ценностей был очень длинный. Он начинался с тех названий, которые могли быть известны только знатокам родной литературы, а заканчивался, помнится, лещом, имея в промежутках и карасей, и барабульку, и, не поверите, бычков.

Конечно, нам, вернее, тёте Вере, бывало, рыбу приносили. Рыбачка Соня, хорошая знакомая, в глубокой конспирации, в замаскированном ведре нам приносила вдруг кефаль, и камбалу, и барабульку. Вот то-то праздник был!

Но мы вернёмся к улицам. Сегодня голые курортники, фланируя мимо казино «Платан» по набережной, нафаршированной всеми соблазнами в виде любого пития и кушанья, весёлой музыки и многих развлечений, и не помыслят, что эта улица завётся… Революционной! Ведь вот подумайте: поныне, когда, казалось бы, не первый год живём под триколором Российского флага, куда ни кинь, а всё улицы из царства большевиков: Ленина, Советская, Красная, Октябрьская, Пионерская, Красных партизан, Розы Люксембург, Тельмана, Луначарского, Халтурина (террориста), а только что была и Трибунальная… По улице Революционной же въезжаем в Кабардинку, Октябрьская насквозь пронзает Адербиевку, по Советской проезжаем Пшаду, по Ленина — Архипо-Осиповку… А на Тонком мысу расположился детский лагерь имени… Павлика Морозова. Что с нами происходит?

А где, скажите мне на милость, где же, памяти блаженной, наш Фальшивый Геленджик?

… В 1853 году турецкий султан объявил войну России, и турки сразу захотели сделать неожиданный морской десант на Геленджик, чтобы взять эту небольшую, но важную крепость и глубоким рейдом выйти на Кубань. Но не вышло сюрприза. Каким-то образом узналось, что затеяли турки. Так бывает на море и ещё в степи: ветерок вести разносит.

В ночь десанта в Геленджикском укреплении все до единого огни погасли, а в стороне, за Толстым мысом, там, где линия берега образовала небольшую впадину и под склонами пологих, с двух сторон ниспадающих гор жил и рыбачил, возможно, старик со своею старухой, там, напротив, по всему берегу огни засветили. На огни турки и пошли.

Сорвался десант, фальшивым оказалось место, в растерянности ушли турки обратно в Оттоманскую Порту, а место, где они обмишурились, так и повелось называть: Фальшивый Геленджик. В быту, в разговоре его, конечно, просто называли: Фальшивый. И всё. Сто лет его так звали. И всем геленджичанам привычно было это имя и мило.

Нашлись, правда, любители благозвучий — из вновь сюда прибывших. И через сто с лишним лет пошли они бить челом геленджикскому начальству: почто же, дескать, место, где мы так хорошо живём, фальшивым называют? Мы ж не фальшивые монетчики!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});