Чистый грех - Сьюзен Джонсон

Адам неопределенно пожал плечами.

— Ну, что касается моего племени, — сказал он, — то тут вы можете быть спокойны. Большинство абсароков настроены дружелюбно по отношению к бледнолицым — есть давняя традиция мирного общения. Мы доверяем местным властям… покуда речь не заходит о земле. Тут их порядочность кончается. Мой отец понимал, что договор со здешним начальством может оказаться ничего не значащей бумажкой. Поэтому он позаботился о том, чтобы исконные земли абсароков были закреплены за нами специальным актом Конгресса. И, невзирая на это, я вынужден с оружием в руках доказывать всякой сволочи, что долина целиком принадлежит мне.

— Насколько я понимаю, вы имеете в виду скотоводов? — сказал лорд Халдейн.

— Да, — со вздохом подтвердил Адам. — В последнее время их тут развелось больше чем нужно. Индейские территории для негодяев вроде как ничейная земля — им плевать даже на постановление Конгресса.

— Неужели они и вас воспринимают как заурядного индейца, с которым, по их мнению, можно не очень-то и считаться? — спросила Флора. — Не сочтите этот вопрос бестактным — я ведь знаю, что вы никоим образом не открещиваетесь от своего происхождения и от культуры своих предков. И тем не менее…

— Разумеется, у богатых в этом мире меньше проблем, — ответил Адам. Похоже, он не закрывал глаза на сложности жизни и подобные расспросы нисколько не задевали его. — Да и звонкий титул кое-что значит в здешнем «высшем обществе». На сборище у судьи Паркмена вы могли убедиться, как пыжится местная публика, как она силится выглядеть респектабельной. — Широко улыбнувшись, Адам заключил: — Словом, цвет моей кожи и длина волос значат в наших краях куда меньше, нежели мое богатство и графский семейный герб.

— Да, здесь все не так, как в других землях, — иронически заметила Флора. Воспитанная в широких взглядах, девушка взирала на нестерпимую претенциозность света не без обоснованного цинизма. К тому же в глубине души она предполагала, что случай с Адамом Серром усугублен еще и вульгарной трусостью монтанского белого сообщества — едва ли не раболепное отношение к графу-полуиндейцу по меньшей мере наполовину дань тому, что он испытанный храбрец и великолепный стрелок.

— Следует ли сделать вывод, что вы предпочитаете простую жизнь вне обременительных условностей света? — с несколько дерзкой улыбкой осведомился Адам, окинув быстрым взглядом сторонницу неприхотливой жизни, которая полувозлежала на диванчике в расслабленной позе светской львицы — в дорогом вечернем платье, с бриллиантовым колье на шее и бокалом шампанского в руке.

— Да, мне частенько случается выбирать именно простую жизнь, — ответила Флора, решительно парируя желчный выпад хозяина ранчо. — Я полагаю, вы тоже с детства умеете пользоваться вилкой для рыбы и носовым платком, и это не побудило вас отречься от древних традиций своего народа. Хорошие манеры никак не ставят меня на одну доску с расфуфыренными дурами, у которых на уме одни танцы и женихи.

— Друзья мои, время ли затевать спор о демократии в Америке? — шутливо перебил дочь лорд Халдейн. — У вас обоих матери-американки, так что вы имеете право судить, а я, как чистый англичанин, вынужден помалкивать.

— А мы не спорим, папа, — улыбнулась Флора. — Только слегка пикируемся. Глупо тратить столь прекрасный вечер на препирательство по общим вопросам. Подлить тебе коньяку?

— Нет, спасибо. Мне еще над дневником работать. — Поставив пустой бокал на стол, он встал, обозначил легкий поклон в сторону хозяина дома и произнес: — Надеюсь, вы извините меня. Я удаляюсь к себе наверх. — Затем, с многолетней привычкой заботливого отца, машинально добавил: — Флора, не засиживайся допоздна.

— Хорошо, папа.

После того как лорд Халдейн поднялся в свою комнату, Адам спросил:

— А что, обычно вы склонны засиживаться допоздна?

— Случается.

— И потом, конечно, просыпаетесь после полудня. — Про себя Адам закончил: совсем как моя жена и все прочие аристократки.

— Нет, я не люблю спать до полудня. А вы?

— Упаси Господи! Столько дел! Да и Люси имеет привычку очень рано вставать.

— Я заметила. Сегодня утром мы совершили прогулку верхом. Она отличная наездница.

— Это потому, что учитель хороший — ее двоюродный брат.

— Она рассказывала.

— Большое благо иметь поблизости столько родственников.

— Мы с Люси ездили к реке и видели вигвамы.

— Да, она говорила.

Засим повисла напряженная тишина. Светская болтовня давалась трудно — оба слишком отчетливо помнили ту ночь в каретном сарае.

— Я…

— Я оч…

— Говорите вы первой, — спокойно произнес Адам. Флора робко сглотнула. В последний раз такую жуткую застенчивость она испытывала еще подростком!

— Я очень сожалею, — выдавила девушка, — что своим приездом поставила вас в неловкое положение.

— Да, я вас не ожидал.

— Понимаю.

— Извините меня за прямоту.

— У вас есть другая? Навязываться и быть третьей лишней не в моих привычках.

— Другая?

— Я имею в виду близкие отношения с другой женщиной.

Он медлил с ответом. Небольшая ложь избавила бы его от хлопот. Однако он предпочел правду:

— Нет.

— Стало быть, я сама по себе вызываю у вас чувство неловкости.

— Нет, — мягко возразил граф, — это не совсем так. И вы прекрасно знаете, что на самом деле все гораздо сложнее.

Флора несколько мгновений молча созерцала золотистую влагу в своем бокале, затем набралась мужества и снова подняла глаза на Адама.

— Вы утомлены. А я еще больше утомляю вас.

— Да нет же, я не… — Тяжелый вздох. — И вы меня не…

— Что ж, это отсутствие красноречия весьма красноречиво.

— Вы меня неправильно поняли.

Она откинулась на диванные подушки и секунду-другую не спускала с него глаз.

— Так, значит, вы измотаны — в самом широком смысле слова. Да?

Вопрос отчасти поставил Адама в тупик — в чем признались недоуменно взлетевшие брови.

— Возможно, возможно, — осторожно проронил он.

— Значит, мне следует ждать, когда вы сами попросите? Но ждать мне будет так мучительно…

— Боже, Флора… — Он даже закрыл на мгновение глаза. — Не произносите подобных вещей!

— Прощу прощения. В другой раз буду щадить вашу стыдливость.

— Послушайте, — вдруг взорвался молодой человек, — вы снились мне всякую ночь с тех пор, как я вернулся из Виргинии! И я ворочался в постели, словно последний дурак!

— О, как романтично!

Адам в ярости уставился на Флору. Насмешливую улыбку на ее губах он считал в высшей степени неуместной.

— Послушайте, это никак не изменит вашу жизнь, — сказала она.