Рейтинговые книги
Читем онлайн Миасская долина - Владислав Гравишкис

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 9 10 11 12 13 14 15 16 17 ... 22

Подходят двое молодых рабочих в черных фуражках с неснятыми еще значками ремесленного училища. Переводя глаза с Силачева на Школяра, со Школяра на Невзорова старший угрюмо говорит:

— Мастер послал. Шестерни велено отнести. — Никто ему не отвечает, и парень, помявшись, начинает ворчать: — Ни тебе заработку, ни тебе чего… Штурмовщина называется.

Дрогнув, Невзоров быстро оборачивается, так быстро, что рабочий оторопело делает шаг назад.

— Кто вызвал? — резко спрашивает директор.

— Я думал, Иван Трофимыч… мне показалось… — бормочет Школяр.

— Вы… — говорит Невзоров и умолкает: не в его привычках ругать подчиненных в присутствии посторонних. В конце концов тут руганью ничего не поправишь. Контролер прав — надо создавать заделы.

— Изолятор можно закрыть, Иван Трофимыч? — спрашивает Силачев. Теперь он с трудом прячет улыбку: кажется, все поворачивается в другую сторону. Не пойдет он пока в горком, не напишет письмо в ЦК…

Невзоров задумчиво осматривает огромную фигуру контролера, скользит взглядом по его пустому рукаву. Глаза у него теплеют: уж если придется кое-что поломать на заводе, то опираться надо на этаких вот кряжей. Они не подведут. Они помогут.

— Закрывайте! Да покрепче! А то ходят тут разные… граждане… А вы идите на места, ребятки! — кивает он рабочим.

Даже не взглянув на Школяра, он круто поворачивается и уходит.

Но Школяр не отстает, семенит у его плеча. Он полон недоумения, этот Школяр: почему вдруг такой поворот? Как теперь завоевать расположение директора? Вот несчастье!

— Иван Трофимыч, я хотел вам пояснить, почему приказал свои стол перенести на главный конвейер. Мне кажется…

— Вам кажется, что вы поступили умно?

«Нет, определенно не понравилось», — внутренне содрогается Школяр и пытается рассмеяться:

— А мы только попробуем, Иван Трофимыч. Испыток не убыток, как говорят в народе. Потом можно и обратно…

— Вот что, Школяр… — Невзоров останавливается и смотрит на Школяра такими глазами, что тот начинает ежиться. — Стол вы отправите обратно, это правильно. А сами… Сами останетесь здесь. Ну, там табельщиком, нормировщиком — присмотрите себе по способностям. Все. Можете меня не провожать.

Школяр остолбенело смотрит вслед директору. Стоит с минуту, не меньше. За спиной сигналит электрокар, но Школяр не слышит. Он подавлен и размышляет. Мыслей не так уж много, всего одна: что скажет жена? Боже, что скажет Люся? Как девочка гордилась, когда его назначили начальником производства. А теперь табельщик, боже!

Электрокарщица, девушка в лихо сдвинутом назад красном берете, из-под которого всем напоказ рассыпались мелкие золотые кудряшки, сигналит все более властно и нетерпеливо. И в самом деле, что это за тумба стоит на пути и мешает проехать? Пусть лучше убирается, пока не поддели «нечаянно» бортом электрокара!

И когда Школяр отстраняется, девушка, проезжая мимо, склоняется к его розовому лицу и кричит прямо в ухо молодым, звонким голосом:

— Больше жизни! Вы мешаете работать!

Очерки

МИАССКАЯ ДОЛИНА

1. Раздумье

Над вершинами гор всегда веет ветер.

Внизу, в долине — зной, духота. Даже пыль не поднимается над дорогой, дряблые листья висят неподвижно, как мертвые. А на голом, безлесном Чашковском хребте всегда прохладно, хорошо, просторно…

В летние вечера после работы Павел Михайлович любит подняться на вершину Чашковки. Выбирает среди скал местечко поудобнее, садится, закуривает и долго, часами рассматривает распростертую у ног зеленую долину. Словно кинжальный клинок, она пролегла среди горных хребтов с юга на север; город Миасс лежит на ее дне длинной узкой лентой.

Горы, точно окаменевшие волны, уходят вдаль. Темные, почти черные массивы хвойных лесов исчерчены прямыми, светло-зелеными полосами. Это поросшие травой просеки высоковольтных магистралей. Они пролегают через Урал вдоль и поперек, через горы, низины и болота.

В гуще лесов там и тут сверкают на солнце белоснежные каменные дома. Рабочие поселки цепочкой раскинулись вдоль долины. Растянулась цепочка на добрых тридцать километров — городок у автозавода, у завода электроаппаратов, Мелентьевского рудника, Тургоякских известковых карьеров, тальковой фабрики, Ильменского минералогического заповедника, железнодорожного узла.

Хрупкую горную тишину разламывает далекий и густой трубный звук — словно в огромный рог трубят. К повороту у Ильменского хребта подходит синий, в серебряных кантах могучий электровоз. Нарастает и звучным эхом отзывается в горах его тяжкий грохот — перестук сотен колес.

Грохот не успевает утихнуть, а из-за Ильмен несется новая волна гула — поезда идут почти непрерывно, рокоча в каменных коридорах ущелий, зажигая и гася красные и зеленые огни автоблокировки. Особенно напевно и мелодично поет в горах скользящая зеленой змейкой пассажирская электричка.

И вот пронеслись над долиной гулкие взрывы — рвут камень на известковых и тальковых рудниках, на карьерах строительного треста. Грохочут взрывы на берегах тихого, поросшего зеленью городского пруда — строители железных дорог пробивают в степи Башкирии стальную магистраль Миасс — Учалы. Шесть раз в сутки над долиной напевно звучат гудки и сирены заводов, возвещая начало смен и обеденные перерывы. В паузах между гудками на обширных заводских путях звонко перекликаются паровозики-кукушки, выводя составы с автомашинами и флюсами на южноуральские пути.

Ни днем ни ночью нет тишины в долине.

А когда-то все здесь было не так. Над долиной царила тишина. Глухая, дремотная, непроницаемая тишина, от нее ломило уши, тоскливо становилось на сердце. Редко-редко на дальней лесной дороге прогрохочет по клыкастым вершинкам скал старательская таратайка — знать-то, поехал на золотодобычу бородатый и хмурый золотоискатель. В горных ущельях кукушкой прокричит немудрящий паровозик «ОВ» — прокричит и надолго замолкнет, точно оробев от того, что нарушил вековечную тишину Долго, полчаса, а то и весь час, протукает в лесу топор, а потом с шумом и посвистом упадет на землю длинная, в десять сажен мачтовая лесина: видно, артель углежогов готовит себе на зиму теплый балаган.

Паша Пирогов воспитывался в строгой, старательской семье. С ранней весны до глубокой осени жил с отцом на старанье: возил золотоносный песок из шахты к ручью на промывку, качал рукоятку старого дедовского насоса, подавая воду на лоток, а то и сам спускался в забой, кайлил пески.

Только осенью, когда все застывало, они выбирались из лесу — обросшие и одичавшие от долгого безлюдья. Иногда — если летом фартило и набранных в кошель крупиц золота хватало на прокорм семьи до вешнего таяния снегов — Паша ходил в школу, построенную на базарной площади на жертвования купцов и разбогатевших золотопромышленников. А ранней весной — опять в лес.

Тускло, в дремотном прозябании, тянулась в то не так уж давнее время жизнь жителей Миасской долины. Но в ней, как и везде, росло, зрело невиданное. Долго зрело, и в 1917 году вырвалось на простор. Две силы — беднота и собственники сплелись в схватке не на жизнь, а на смерть.

Городишко был маленький, населения немного, достатки и семейное житье-бытье — все на виду, как на ладони, ничего не скроешь, не спрячешь от народного глаза. Должно быть, поэтому революционная борьба здесь проходила особенно яростно и непримиримо.

Кто-то из старателей, ездивших домой за хлебом, привез на стан известие: в городе восстание, белогвардейщина скинула советскую власть, идет жестокая расправа. На выезде из города беляки повесили шестнадцатилетнего красногвардейца Федю Горелова. Дрогнуло сердце у Паши: Федя был ему как бы братом. Ровесник, две зимы просидели на одной парте в школе.

Паша кинулся в город. Успел к Фединым похоронам. Четверо мужиков медленно несли по длинной, обсаженной тополями аллее соединявшей город с зеленым кладбищем, тесовый гроб с телом замученного мальчика. Народу было человек десять, самая близкая родня. Обочь дороги шел коренастый белогвардейский офицер. Он был при шашке. Та стукалась ему о пятки, офицер то и дело отталкивал ее ногами, словно лягался на ходу.

С крыльца кладбищенской сторожки похоронную процессию внимательно и даже как-то озабоченно осмотрел церковный поп — благообразный толстячок с львиной гривой до плеч. Взглянул на офицера. Тот осклабился: дескать, не тревожься, батюшка, ничего такого-этакого не позволим.

Как погиб друг? Слушал Паша рассказы, и перед ним возникала трагедия, происшедшая у подножия горы Моховой. Форсированным маршем возвращался в Миасс красногвардейский отряд, ходивший в Златоуст помогать тамошним пролетариям обуздать восставшую против советской власти чехословацкую часть. Торопились красногвардейцы. Знали, что миасская буржуазия воспользовалась их отсутствием, подняла восстание. Надо было спешить.

1 ... 9 10 11 12 13 14 15 16 17 ... 22
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Миасская долина - Владислав Гравишкис бесплатно.

Оставить комментарий