Клянусь! - Александр Круглов

— Можно я буду к тебе приезжать? — попросила Жанна.

— Хочешь, поехали прямо сейчас со мной? — предложил я самоотверженно, по-рыцарски.

— А фармацея, аптека моя? На кого я ее оставлю?

— Да ничего с ней не станется, с фармацеей твоей. Продержится с неделю-другую и без тебя.

— Так сразу и поехали?

— Да, сразу…

— Не определившись ни в чём, ничего не решив? — укоризненно сорвалось с её тоненьких выразительных губ.

— А чего тут решать? Если действительно хочешь, найдёшь и возможность, и способ. Всё должно образоваться само собой.

— Да-а, Сашенька, ты действительно у нас отчаянный какой-то, лихой… Ты же кто у нас? Ты же у нас самый яростный противник режима, бомба ты наша замедленного действия под оккупантов. А вот обо мне, об отдельном человеке, подумать… И вообще… Рассудительности, осторожности в тебе — ни на грош. Такой безответственности я ещё ни в ком не встречала.

— Что, что, что?! — взвился я в удивлении.

— А то… Ты даже тайны партийной и той не в состоянии удержать. В первый же день… В первую ночь… Ты же мне всё, всё, до последнего выложил, — уставилась она ядовитым взглядом в меня. — А если бы я была не я, а шпионка, доносчица, словом, засланка какая-нибудь?..

Я невольно расхохотался:

— Да краше, желанней и придумать нельзя! Вот уж засланочка — так засланочка! — так и сорвалось у меня с языка. — Побольше, почаще бы мне таких!

Вот это последнее — тоска не по ней, по единственной, а по многим другим… Да разве можно такое женщинам говорить? Красавица моя даже не нашлась, что ответить. И пришлось мне немедленно ошибку свою исправлять, гиперболу, артистизму на себя напускать.

— Повторяю, — вместе с голосом картинно возвысил я и указательный палец. — Да пусть хоть десятками подсылают ко мне. Пусть! Кого угодно. Пожалуйста. Хоть мисс Вселенной, даже вместе всех, разом. Выведывайте, раздевайте меня хоть донага. Узнаете, услышите только одно: Севастополь-Крым-Россия! Лозунг этот — наш клич боевой. А еще узнаете нашу самую великую тайну: мы снова будем с Россией! Об этом всё, всё вопиет: история, право, трезвый расчёт. Взывает о том и Россия. Молча, сердцем пока. Но это только пока. Ведь как у поэта:

Умом Россию не понять, Аршином общим не измерить, У ней особенная стать. В Россию можно только верить.

Я умышленно закончил свой артистически-патриотический монолог любимым стихотворением моей Жанны д`Арк. И, кажется, мне удалось смягчить нанесённую ей обиду. Я даже попросил её снова, в какой уже раз, прочесть для меня удивительно провидческое творение Тютчева. Только благодаря её какому-то проникновенному исполнению я вдруг сообразил, что в нём, в этом стихотворении, кроме всего прочего, скрывается и угроза возмездия — всему и всем, кто не любит, хулит и готов хоть как-то унизить, извести нашу Россию.

Симферополь, парламент, борьба, новые люди, новые связи развели меня с Жанной д`Арк. И с тоской, даже с каким-то раскаянием вспоминаю порой севастопольскую русскую красавицу Жанну.

КЛЯНУСЬ!

12 мая 1994 года открылась первая сессия Верховного Совета Автономной Республики Крым — первого созыва. (Предыдущий Верховный Совет был всего лишь преобразованным облсоветом и в счёт не шёл). И открывал сессию я, по той простой причине я открывал, что по закону во всех вновь избранных Советах делает это самый старший из депутатов. А никто из коллег по парламенту раньше меня не появился на свет.

Центризбирком, руководство завершавшего свою работу парламента, его аппарата, конечно же, знали, кому предоставляют самую высокую трибуну республики, да ещё в столь исключительный торжественный день. Ведали, ох, как отчётливо ведали, что за козла запускают в свой ухоженный, тщательно оберегаемый от сорняков и потрав огород. Но закон есть закон, и меня стали готовить к первой роли старейшины — открыть сессию — недели за две до неё. Даже состряпали целый сценарий. И чтобы я не позволил себе никакой отсебятины, строго расписали, что за чем следует, какие при этом слова должен говорить я, а какие не я, а другие, и откуда — прямо из зала (перед депутатами в зале три микрофона), с места ли (позже установили и перед каждым) или взойдя на трибуну. Словом, всё предусмотрели бдительные аппаратчики, чуть ли не каждое слово, жест, интонацию. До той самой минуты, покуда не будет избран председатель Верховного Совета. Вот тогда уже он возьмёт в свои руки бразды правления, а моему одноразовому краткосрочному полномочию наступит конец.

Усевшись, как и положено, в председательское кресло — за огромным, во всю сцену, дубовым столом — с дисплеями, телефонами, пультами связи, я, укрощая волнение, беря себя в руки, обвёл изучающим взглядом притихший зал. Придвинул к себе микрофон.

Не десятки, даже не сотни, а, может, тысячу раз выступал я с депутатских трибун трёх парламентов, да и на улицах, на площадях. И приучил себя принципиально не пользоваться никакими шпаргалками. На открытых массовых форумах говорить надо только то, что говорится по памяти, что вытекает одно из другого, само рвётся из сердца. Чтение по бумажке для оратора, тем более уличного, — смерть, как и неумение говорить коротко, страстно, взывающе.

Навязанный мне сценарий я знал наизусть, но не думал им пользоваться. Не собирался особенно и нарушать его. И, как и требовалось, с кресла, но своими словами поприветствовал зал, поздравил собравшихся с началом работы парламента и предоставил слово председателю центризбиркома.

Пока он сообщал о признании полномочий всех до единого вновь избранных депутатов и они тут же сами за это дружно и проголосовали, какая-то точечка моего мозга всё время пыталась сообразить, какой же выбрать момент, чтобы выполнить то, что я втайне задумал. А сам уже, направляемый всё тем же сценарием, приступил к самому главному: к избранию председателя Верховного Совета Автономной Республики Крым. Тут-то и осенило меня: а почему бы эти два дела — избрание председателя и задуманное мною — не совместить? Я же не о себе хлопочу и не себя в председатели собираюсь предлагать. И в мыслях ничего подобного нет. Президентом стать… Средоточием на полуострове исполнительной власти… Да!.. Ещё совсем недавно было такое стремление, некий настойчивый внутренний зов: рвёшься в Россию, всех крымчан, Крым, Севастополь вздымаешь ради этого на дыбы… Вот и давай, являй всему миру личный пример, бери всю высшую власть в свои руки, всю ответственность на себя, разворачивай взбунтовавшийся крымский корабль на бурю, на шторм, на самую крутую волну. А председательствовать в парламенте, принимать постановления, нормы, законы, только ещё больше опутывающие нас, русских, россиян, липкой паутиной «незалежности и самостийности», — нет, это не то, ради чего я ввязался в борьбу, это не для меня. Крым, Севастополь — вот что мне подавай. Не выйдет по-доброму — любой ценой надо их возвращать. За Родину, за каждую пядь священной земли наши предки только так и стояли. И мы должны так же стоять. Вот это в сердце я и вынашивал, это и собирался сказать в первый же день, в первый же час, лишь только начнётся работа парламента. Нужный тон им надо было сразу задать. Никто другой такого не скажет. И так не скажет, как свойственно, как дано сказать только мне. Я это чётко осознавал, больше того, уверенно знал. Да и никому никто трибуны не даст. Это же надо, именно мне — такому, как есть — бог преподнёс такую возможность. И, поднявшись с кресла, неожиданно для сценаристов я со сцены направился прямо к трибуне.

Конечно, я не запомнил всех важных слов, сказанных мной тогда. Да это для меня и не важно, как, наверное, и для многих читателей. Цель того, что я пишу, не буквальная, фотографическая точность, а суть события, его атмосфера, особенности участвовавших в нём людей. А уж этого-то я никак не мог позабыть. Слишком остро, занозой вонзилось в душу всё пережитое.

— Сто дней уже, даже больше, как президентом в Крыму Юрий Мешков — наш, русский, проверенный в борьбе патриот. Теперь надо, чтобы русский патриот возглавил в Крыму и парламент. Вот тогда мы надёжно составим и наше, насквозь русское, патриотическое правительство, — не унимался я, вцепившись своими руками-клешнями в поручни трибуны. — На ключевые посты назначим наших — русских патриотов-министров, прежде всего, конечно, силовиков. И пусть вся эта наша русская властная троица — правительство, парламент и президент — всё сделают, чтобы вернуть полуостров, русских, всех россиян, живущих на нём, Родине нашей — России. За нас встанут все регионы, вся подлинно русская Русь, верные ей моряки-черноморцы. Словом, если потребуется, все вместе встретим оуно-бандеро-руховских оккупантов, так же, как грузинских и молдавско-румынских захватчиков встретили Абхазия, Приднестровье, Осетия. И верим, что и наш президент Юрий Мешков, теперь в общей компании с парламентским председателем, да еще и с премьером — все трое проявят такие же, как и они, решимость и мужество.