Глазами суицидника - Капан Паштиль

стремительно сокращаться. До этого он двигался навстречу закрытой оболочке, а теперь закрытая оболочка в потоке движется к нему. У Галушки определенно есть какой-то дар, она очень хорошо управляет собой во сне, расстояние до неё минимальное, ещё чуть-чуть, и они опять будут вместе в сновидении. Симон сосредоточился, и в тот момент, когда уже можно было начинать обратный отсчет, у него получилось телепортироваться обратно в морг.

Глава 9. Запасной план.

Симон опять в морге. Здесь не было ни какого улучшения, всё также тихо и ужасно. Он так и не смог признаться, это был последний шанс, которым он так и не воспользовался. Отчаяние захватило душу. Что дальше? Какие есть идеи? Куда идти, куда податься, каков дальнейший план действий? Опять одни вопросы, на которых нет ответа.

Гробовая тишина, нарушилась присутствием живых людей, это пришли работники морга. Они подходят к трупу Симона, и проверяют записи в книге. Один санитар говорит другому:

– Через три дня, этот труп кремируют.

Какие же всё-таки суровые люди, их хладнокровие не перестаёт его удивлять. Посмотрели, сказали и пошли дальше, а в одной душе очень сильно защемила тоска. Здесь его время нахождения, подходит к концу. Прошло уже тридцать семь дней после его самой большой ошибки, а сдвигов в поиске души и тела ни каких. Есть ли хоть малейшая надежда, что за оставшиеся три дня ситуация сможет каким-то образом измениться? Откуда может прийти помощь? И что ему делать, если за душой самоубийцы вообще не придут, даже после кремации? Нужен резервный план. Не оставаться же вечно в морге. Что он может сделать? Он может рассчитывать, что за оставшиеся три дня, с неба спустятся хранители за какой-нибудь найденной душой. Ему нужно будет подойти к ним, и честно всё рассказать, всё как есть, не боясь осуждения или негативной реакции ангелов. Они любят всех, они помогут, они не бросят. При этой мысли, где-то глубоко в душе опять засияла маленькая искорка, появилась надежда не быть брошенным. Это реально выход, запасной выход, на случай если труп все-таки сожгут, так и не опознав его. Симон приблизился к своему телу, и стал внимательно рассматривать его. Оно уже было само на себя не похоже. Мышц практически нету, осталось одна кожа, которая прилипла к кости. Теперь узнать тело, можно только по особым приметам. Даже если кто-то приедет на опознание, далеко не факт что в этом обезображенным поездом и временем трупе, кто-то сможет его узнать. Такого удара Симон точно не выдержит. Если представить, что его родные смотрят на его труп, и говорят что это не он, то для души это всё, конец, хуже не придумаешь. Новая волна страха пропитала душу Симона. Он теперь не хочет, чтобы его тело нашли, потому как его и в правду очень тяжело узнать. Он просто будет действовать по своему запасному плану, главное чтобы за эти дни хранители появились. Санитары покинули помещение, и больше никто не нарушал тишину. Симон предался воспоминаниям. Он мысленно вернулся в то время, когда это тело служило ему верой и правдой. Доставляло удовольствие и боль, сытость и голод, бодрость и усталость. Он мог утолить жажду, мог полюбить жену, носить на руках своих детей, мог употребить алкоголь, посидеть и облегчиться в туалете. Он мог делать всё, и хорошее и плохое. А сейчас трудно узнаваемое тело лежит такое холодное, такое чужое, и сильно деформированное. Симон смотрел с большим разочарованием, и согласился с тем, что тело более сорока дней держать нельзя. Оно портится, дальше просто не на что будет смотреть. Уже сейчас у живых людей, оно вызывает чувство отвращения. И он тоже перестал смотреть, направился и занял свой угол. Он просто подождёт, когда его труп кремируют, а дальше будет пробиваться к своим. Но идея о том, что живые родственники приедут, и не узнают тело, стала его постоянно преследовать. Этого он боялся больше всего. Он вспомнил своё состояние после вердикта гадалки, а это был совершенно чужой человек. Если свои родные признают его тело чужим и не знакомым, они размажут его душу окончательно. Он успокаивал себя, пытался переключиться на что-то другое, но эта мысль постоянно возвращалась к нему. Его очень пугал подобный расклад, такое развитие событий, не должно было произойти ни в коем случае. Получался какой-то замкнутый круг, чем дальше Симон гнал от себя эту мысль, тем быстрее она возвращалась. И он не способен был разорвать этот цикл. Раз за разом этот бумеранг возвращался и терзал его сознание. Так прошел день, до кремации оставалось сорок восемь часов. Теперь Симон ведет счет времени, это будут очень долгие два дня.

Но по закону подлости, или по хорошей работе молодого следователя, но на тридцать восьмой день после пропажи, полиция вышла на трупохранилище, которое находится на расстоянии более ста километров от места смерти. Офицер нашел похожий труп по приметам, и по одежде в которую был одет покойник в день пропажи. И надо же было такому случиться, что санитар, проходя мимо Симона, вслух сказал:

–Прикинь, спустя столько времени, этим трупом заинтересовались правоохранительные органы. Санитар сказал и ушел, удивившись конечно, а в одной душе находящейся рядом в углу, перевернулось все с ног на голову. Симон испытал огромную массу противоречивых чувств. Вроде бы появилось облегчение, что всё-таки нашли, у него будет всё правильно, традиционно, живые похоронят тело, а хранители придут и проводят душу домой. Но, а что если они не опознают тело? Этот вопрос не уходит из его мыслей. Он в очередной раз посмотрел на свой холодный труп и отчаянно сказал:

–Да я сам себя не узнаю! Я уверенный в том, что это моё тело, сейчас сомневаюсь, что и я им когда-то управлял, оно не узнаваемое. Как они смогут его опознать? Оно выглядит лет на двадцать старше.

Что же делать? Как правильно поступить? Отправиться еще раз к Галушке, дать ей какой-то сигнал. Но мандраж бьет такой, что вряд ли он сможет сосредоточиться, на чём либо. Остается просто сидеть и ждать, но это большая пытка. Даже люди говорят: «Нет ничего хуже, чем ждать и догонять». А ждать в стрессовой ситуации, в последние дни хранения своего тела, да еще и с перспективой быть не узнанным, для Симона это предел, пик испытания. Самое страшное, что его может парализовать, отчаяние может быть таким сильным, что душа может оцепенеть. В этом случае о запасном плане не может быть и речи. Он