Корабли-призраки. Подвиг и трагедия арктических конвоев Второй мировой - Уильям Жеру

Он сказал Редеру, что одобряет «Ход конем» при двух условиях.

Во-первых, необходимо было обнаружить и вывести из строя все авианосцы союзников в районе следования конвоя. Во-вторых, даже если ни один союзный авианосец не будет представлять угрозы для «Тирпица», Гитлер хотел, чтобы с ним посоветовались еще раз прямо перед началом битвы. Он предпочитал оставить за собой возможность наложить вето на операцию. «Фюрер считает, что авианосцы представляют большую опасность для больших кораблей, – записал Редер после встречи с Гитлером. – Авианосцы необходимо обнаружить до атаки и обезвредить… пока атака не началась». Вероятно, Редер вышел из Бергхофа и глотнул горного воздуха, ворча себе под нос. Чтобы выполнить поставленные Гитлером условия, он должен был начать операцию, не зная, примет ли в ней участие ее ключевой элемент, линкор «Тирпиц». Обнаружить и обезвредить союзные авианосцы было крайне непросто. Однако Редер сделал все от него зависящее. Он вернулся в штаб и составил инструкцию по проведению операции «Ход конем» для своих подчиненных:

Основная задача: быстрое уничтожение торговых судов противника. Если потребуется, их следует лишь вывести из строя, после чего их потоплением займутся подводные лодки и авиация. Атаковать эскорт – только при крайней необходимости для выполнения основной задачи. В таком случае в бой с силами сопровождения должны вступить главным образом «Тирпиц» и «Хиппер», а «Лютцову» и «Шееру» в это время следует заняться уничтожением конвоя. Нужно избегать столкновения с превосходящими силами противника.

Редер подчеркнул, что атака на конвой должна быть достаточно быстрой, чтобы «Тирпиц» успел вернуться во фьорды, прежде чем его атакуют союзные самолеты. И добавил:

Погода в июне особенно благоприятна. Период весенних штормов окончен. Густые летние туманы не приходят до июля. Ледовая обстановка в июне также особенно благоприятна. Льды лишь незначительно отступили на север. По сути, оказавшись примерно в 150 морских милях к западу от острова Медвежий, неприятельский конвой вынужден будет идти на восток на расстоянии 200–250 морских миль от побережья Норвегии. Эта зона полностью контролируется нашей авиацией.

* * *

В то время как британцы и немцы строили планы в отношении конвоя PQ-17, Сталин отправил своего министра иностранных дел Вячеслава Молотова в Лондон и Вашингтон, чтобы обсудить детали взаимодействия Большой тройки. Сталин хотел, чтобы Великобритания и США взяли на себя твердое обязательство открыть второй фронт во Франции в 1942 году. Он также хотел получить от новых союзников формальное одобрение присоединения к СССР территорий Прибалтики и Восточной Польши.

Молотов был в СССР, пожалуй, второй по значимости фигурой после Сталина. Газета The New York Times описывала его как «чопорного человека, похожего на школьного директора», но его фамилия была псевдонимом, образованным от русского слова «молот», по аналогии с фамилией Сталина, образованной от слова «сталь». Искусный интриган, Молотов активно поддерживал сталинские чистки в период Большого террора. В 1939 году Сталин назначил его министром иностранных дел вместо Максима Литвинова, чтобы вести переговоры с Гитлером. Литвинов был евреем, а Гитлер евреев ненавидел. Когда же немцы вторглись в СССР, именно Молотову Сталин поручил сообщить об этом по радио советским гражданам. При этом Молотов объявил, что при нацистском вторжении погибло «более двухсот человек».

Черчилль питал отвращение к Молотову и «его улыбке, от которой веяло сибирской зимой». Он писал о советском министре: «Его круглая, как ядро, голова, черные усы, цепкий взгляд, непроницаемость его лица, изворотливость в разговоре и невозмутимая манера себя держать вполне соответствовали его качествам и роду занятий. ‹…› Я никогда не видел человека, который настолько бы воплощал собой современное представление о роботе».

Молотов, в свою очередь, относился к Черчиллю с огромным недоверием. Прибыв в Лондон 20 мая, он принял приглашение Черчилля остановиться в его загородной резиденции Чекерс, но потребовал, чтобы его телохранителям выдали ключи от всех спален, чтобы они смогли проверить, не скрываются ли там убийцы. Перед сном Молотов клал на прикроватную тумбочку револьвер и не расстилал постель, чтобы в случае нападения можно было быстро вскочить с нее.

Ход переговоров отражал атмосферу настороженности. По настоянию Рузвельта Черчилль заявил, что с обсуждением судьбы Польши и Прибалтики следует повременить до победы над нацистами. Черчилль согласился лишь на 20-летний договор с СССР без упоминания о послевоенных границах. В вопросе об открытии второго фронта согласия между Черчиллем и Рузвельтом не было. Рузвельт готов был начать вторжение во Францию в 1942 году, даже если это повлечет за собой большие жертвы. Черчилль считал, что такое вторжение обернется катастрофой, если только союзники не захватят сначала контроль над воздушным пространством приморской зоны Франции и не построят больше десантных кораблей для переброски войск через Ла-Манш.

В конце концов Рузвельт и Черчилль сообщили Молотову, что вторжение может начаться в августе или сентябре 1942 года. В обозримом будущем партнеры по Большой тройке готовы были помогать Сталину, лишь продолжая снаряжать арктические конвои.

17 июня 1942 года, через два дня после встречи Редера с Гитлером в Бергхофе, Черчилль прибыл в США на второе военное совещание с Рузвельтом. Он прилетел в федеральный округ Колумбия – при этом посоветовал пилоту не сбить случайно монумент Вашингтону – и сразу отправился в резиденцию президента в Гайд-парке. Одетый в летный комбинезон и окутанный клубами сигарного дыма– он ежедневно выкуривал по восемь гаванских сигар, – британский премьер выглядел довольно необычно.

Черчилль настаивал, чтобы Рузвельт отказался от мысли о высадке во Франции в ближайшие несколько месяцев. Рузвельт неохотно согласился отложить вторжение до 1943 года. Лидеры не стали сразу решать, как сообщить об этом Сталину. Им нужно было обсудить более важные вопросы. Они договорились объединить ресурсы своих государств для создания атомной бомбы. Для этого требовались огромные средства и лучшие умы, но отступиться от задачи лидеры не могли. Они знали, что Гитлер ведет разработку атомного оружия, и понимали, что нельзя позволить ему выиграть эту гонку. «Мы оба остро чувствовали, насколько опасно бездействие», – писал Черчилль. Они с Рузвельтом решили запустить проект в США, чтобы обезопасить его от противника.

Из Гайд-парка Черчилль с Рузвельтом поездом отправились в Вашингтон, куда прибыли поздно вечером 20 июня. Не успели они расположиться в президентском кабинете, как советник вручил Рузвельту телеграмму. Прочитав ее, Рузвельт молча передал листок Черчиллю. В телеграмме говорилось, что британская крепость Тобрук в Ливийской пустыне сдалась немцам. Черчилль был потрясен. Он никак не ожидал капитуляции и сожалел, что этот «горький момент» настал тогда, когда он сидел напротив Рузвельта. Президент не сказал ничего, кроме: «Чем мы можем помочь?» Черчилль задумался на мгновение, а потом попросил Рузвельта отправить все новые танки «Шерман», которыми тот мог поделиться, британским войскам в пустыне. Рузвельт немедленно распорядился, чтобы 300 танков погрузили на корабли и отправили с конвоем на Ближний Восток.

Прежде чем покинуть США, Черчилль с британским генералом Исмеем, который возглавлял генеральный штаб, согласились совершить экскурсию по тренировочному лагерю армии США в Южной Каролине. На них произвели впечатление строевая подготовка бойцов и новое устройство, называемое рацией. Однако Исмея разочаровали американские боевые стрельбы. «Отправить этих солдат сражаться с [немцами] – значит убить их», – сказал он Черчиллю. Тот дипломатично ответил, что американские солдаты «прекрасно обучаемы и очень быстро получат необходимые навыки». Он полагал, что для подготовки армии необходимо два года, и был рад, что Рузвельт согласился отложить вторжение во Францию до 1943 года. Когда Черчилль вернулся в Вашингтон, Рузвельт отправил двух молодых бригадных генералов – Марка Кларка и Дуайта Эйзенхауэра – обсудить с ним предварительные планы будущей операции. Генералы произвели прекрасное впечатление на Черчилля, который посчитал, что они сыграют ключевые роли при вторжении. Эйзенхауэр в итоге и возглавил его, но только не в 1943-м, а 6 июня 1944 года.

Пока Черчилль готовился в Балтиморе к посадке на самолет до Лондона, он, похоже, едва не стал жертвой убийцы. Одетый в гражданскую одежду офицер заметил в аэропорту мужчину, который сжимал в руке пистолет и бормотал, что «прикончит его». Мужчину арестовали и позже признали психически неуравновешенным. Черчилль благополучно сел в самолет. Он переживал не столько о стрелке, сколько о грядущем столкновении в британском парламенте, где политические противники назначили голосование по вопросу о вынесении Черчиллю вотума недоверия в знак протеста против его руководства военными действиями. Неудача в Тобруке стала одним из многих поражений в дальних уголках огромной Британской империи. Особенно унизительным было падение Сингапура, ведь десятки тысяч защитников города сдались