Электрические сны - Виталий Вавикин

В одну из таких прогулок Талья Йоффе и встретила Захарию Ривкеса. Он пришел сквозь закрытую дверь, которая когда-то давно привела в этот мир Джейн. Но Джейн была для Тальи Йоффе почти так же важна, как ее усопшая дочь, а вот Захария Ривкес… Захария Ривкес не нравился ей. Взгляд безумный, лицо покрыто крупными каплями пота, руки дрожат, судорожно прижимают к груди кипу грязных бумаг. Запах пота и гнили смешивается. Но голос… Голос твердый и уверенный.

– Как вы попали сюда? – спросила Талья Йоффе, отмечая, как стихли шорохи вокруг. Дети, которые играли вблизи, замерли, прислушались, заглядывая в мысли чужака.

– Я был знаком с Хорасом Клейном, – сказал чужак. – Он был законником, который однажды приходил сюда. Я проверял записи его имплантата. Так что не пытайтесь отрицать – мне известно все, что здесь происходит.

– И что вам известно? – холодно спросила Талья Йоффе.

– Все, – снова сказал чужак, продолжая светить ей в глаза фонарем.

Сейчас ему уже начало казаться, что тайна, заманившая его в это место, явила ему не только дорогу, но и каждый секрет. Даже эти дети, которые сейчас следят за ним – они пугали Клейна, но Ривкес знал, что они безопасны. Это дети нового мира – невинные, олицетворяющие лучшую жизнь. Ривкес знал, что они могут читать его мысли, но ему нечего было прятать. Он явился сюда не для того, чтобы причинить им вред. Он явился сюда, потому что у него в руках была рукопись Дэйвида Лейбовича, работа, способная изменить мир. Тайна!

Ривкес увидел, как безволосый ребенок с прозрачной кожей, под которой были видны вены, выбрался из своего убежища и подошел к доктору Талье Йоффе.

– Он не враг, – тихо сказал ребенок. – Ты должна отвести его к доктору Озу Литваку.

– Вот как? – Талья Йоффе смерила мальчика внимательным взглядом, затем подняла глаза на Захарию Ривкеса. – Ребенок говорит правду? – прямо спросила она.

– У меня есть рукопись. Формулы. Их создал один человек. Дэйвид Лейбович. Его сестра когда-то была вашим пациентом. Амок. Думаю, Лейбович открыл что-то новое, узнал, увидел… – Ривкес только сейчас понял, что светит женщине прямо в лицо, и спешно опустил фонарик. – Мне нужно показать это вашим инженерам. Они разберутся. Иначе тайна канет в небытие.

– Тайна?

– Работа Лейбовича! – Ривкес достал кипу бумаг и показал Талье Йоффе. Он не помнил, когда стал относиться к Дэйвиду Лейбовичу как к человеку науки, профессору, а не как к безумцу, но сейчас сомнений уже не было – Дэйвид гений. Он заглянул за грань, расплатившись за это своим разумом. Но жертва его не будет напрасной. Его работа будет жить.

Ривкес замер. На мгновение ему показалось, что он увидел мысли ребенка, стоявшего рядом, словно это место, где поселилась вечная ночь, каким-то образом меняло его – его, который уже заразился вирусом тайны, проникшей чуть раньше в сознание Дэйвида Лейбовича. И тайна росла, мутировала. Ривкес буквально чувствовал это.

– Доктор Оз Литвак, – осторожно сказал он Талье Йоффе, увидев это имя в мыслях наблюдавшего за ним ребенка. Или же в мыслях самой Тальи Йоффе – новые способности было сложно контролировать. – Мне нужен доктор Оз Литвак, – повторил Ривкес более уверенно.

Он спрятал бумаги Лейбовича под рубашку и ловко для своих тучных габаритов схватил Талью Йоффе за руку.

– Отведите меня к доктору Озу Литваку, – попросил он, чувствуя, как напряглась Талья Йоффе, но женщина не пыталась высвободиться. Наоборот – держалась так, словно это не он, а она держала его за руку, не позволяя уйти.

«А может, так оно и есть?» – подумал Ривкес и спешно отпустил женщину, сделал шаг назад. Наблюдавший за ним ребенок с прозрачной молочной кожей улыбнулся, демонстрируя редкие, острые зубы. Эта улыбка показалась Захарии Ривкесу одной из самых невинных, которые он когда-либо видел у детей. Потому что у невинности нет лица, только чувства, как и у доброты. У а этого ребенка была лишь доброта – Ривкес видел это в его мыслях.

– Следуйте за мной, – услышал он далекий голос Тальи Йоффе. Вернее, не услышал – прочитал ее мысли, которые были направлены к нему. Эти тяжелые, по сравнению с ребенком, мысли. В них не было добра, не было надежды. Лишь что-то серое, огромное, всепроникающее – мысли каждого обычного человека.

Ривкес до крови закусил губу, понимая, что такие же мысли живут и в его голове. И тайна, доставшаяся ему от Дэйвида Лейбовича, не могла изменить их, исправить. Она могла лишь окрасить их, замаскировать. Но база была одна. Он никогда не станет таким же добрым и невинным, как этот ребенок с острыми зубами напротив. Никогда не увидит мир его глазами. Вернее, не глазами, нет. Сердцем, разумом.

Слезы покатились из глаз Ривкеса. Этих ненужных глаз. Он зажмурился, надеясь, что так сможет приблизиться к доброте ребенка в своем сердце. Но это был обман. Ребенок был слеп, а Ривкес лишь притворялся. Ребенок был как статуя Фемиды, с повязкой на глазах, только повязка была у него с рождения и он не мог снять ее по желанию. Слепец, который видит в сотни раз больше зрячего!

Ривкес поднял руки к своему лицу и прикоснулся к векам закрытых глаз. Таких ненужных глаз. Он надавил на них большими пальцами и продолжал давить, пока глазные яблоки не лопнули. Боль вспыхнула, обожгла сознание. Но слепота не была абсолютной. Ривкес все еще видел вспышки света или боли – неважно. Он продолжал давить, пока пальцы не добрались до мозга. Только тогда свет померк. Свет, который был остатками жизни в этом теле с больным разумом.

Ноги Ривкеса подогнулись. Он упал на спину, продолжая конвульсивно вздрагивать, потом затих. Талья Йоффе какое-то время смотрела на этого безумца, затем распорядилась, чтобы его доставили в ее лабораторию.

– Он хотел стать добрым, – сказал ребенок с прозрачной молочной кожей, представлявший новую расу.

– Я знаю, – сказала Талья Йоффе, протянула руку, желая коснуться его щеки. Ребенок широко улыбнулся. Улыбнулся раньше, чем она прикоснулась к нему, почувствовав ее намерения, а не прикосновение.

– Можно я буду с тобой, когда ты станешь изучать этого мужчину? – спросил он.

– Ты хочешь посмотреть, как я буду копаться у него в мозгах? – Талья Йоффе не выбирала слов – ребенок все равно видел ее мысли.

– Значит, нельзя? – мальчик снова улыбнулся и ловко, словно лягушка, прыгнул во тьму, не дожидаясь устного ответа, – все что нужно он увидел в мыслях Тальи Йоффе.

Она проводила его взглядом. «Странное желание, – подумала Талья Йоффе, вспоминая просьбу ребенка присутствовать на операции. – Понять бы еще, что заставило его попросить об этом? Ведь это не может быть желанием изучить анатомию, не может быть даже любопытством».

Талья Йоффе получила ответ, лишь когда вскрыла Захарии Ривкесу череп. Имплантат. Не новый, но достаточно продвинутый. Сколько шансов, что он может дать сбой? Один на миллион? Но тот, который Талья Йоффе извлекла из головы Ривкеса, не просто дал сбой – он выгорел, вспыхнул в прямом смысле слова, изжарив часть мозга в голове хозяина. Талья Йоффе вспомнила бумаги, которые показывал ей Ривкес. Они все еще были у него под рубашкой. Талья Йоффе достала их – измятые, грязные, покрытые засохшей коркой слизи из мусорного мешка подпространства, где отыскал их Ривкес, и свежей кровью из его изувеченных глазниц. Талья Йоффе вспомнила фамилию ученого, работавшего над этими бумагами, – Дэйвид Лейбович. По крайней мере, Ривкес считал его ученым. Но фамилия эта действительно была знакома. Вот только…

Талья Йоффе нахмурилась, подняла архив, уверенная, что уже слышала эту фамилию прежде. И ее обладатель не был ученым – всего лишь подопытный. Руфь Лейбович. А Дэйвид… Талье Йоффе потребовалось чуть меньше четверти часа, чтобы выяснить, кем в действительности был Дэйвид Лейбович, но вот его записи… Она бегло просмотрела их. Страницы пронумерованы. В формулах подпространства есть некий хаотичный порядок. Талья Йоффе видела нечто подобное в кабинете Оза Литвака. «Может быть, Дэйвид Лейбович торговал какими-то незаконными разработками? – подумала она. – Но почему тогда сгорел имплантат Ривкеса? Может быть, тек-инженеры тайно работают над тем, чтобы отключить законникам вживленные в головы имплантаты? Или же тек-инженеры разрабатывают свой собственный проект «Амок?»

– Ты должен посмотреть эти бумаги и объяснить мне, что это, – сказала Талья Йоффе, встретившись с доктором Озом Литваком. Он поднял на нее глаза, но не прикоснулся к бумагам, которые она положила на его стол. – Это важно, – сказала Талья.

Оз Литвак слушал ее рассказ внимательно, терпеливо. Затем так же терпеливо изучал бумаги.

– Никогда не видел ничего подобного, – сказал он. – Ты уверена, что это написал свихнувшийся журналист?

– Сейчас его везут в психиатрическую клинику. Можешь встретиться с ним, если хочешь.

– Отправь к нему пару агентов.

– Уже отправила.

– И что он сказал им об этих записях?