Поэзия народов Кавказа в переводах Беллы Ахмадулиной - Белла Ахмадулина

ЖИЗНЬ ЛОЗЫ

Новелла в четырех действиях

I

Солнце гуляет по-над берегами Иори,Зной непомерный свершился, а день в половине.Лютое солнце спалило поля — не его лиСтанем учить, как лелеять цветы полевые?Все-таки, все-таки только природе, доверюсь:Книга горы, где любая глава — виноградник,Рукопись солнца: сложенная гением ересь,Вникнуть бы в смысл этих надписей невероятных!Чу! Виноградарей песня зовет не меня лиЗрением слез созерцать этот край изобилья?Если умру и забудусь — небес и Манави [78]Встреча и в том забытье да не будет забыта!Если б строку совершенной лозе уподобить!Я — только голос, чтоб хору всё пелось и пелось,Я — только глаз, чтобы взгляд был всевидяще-добрым,Видя и ведая зелень, и вольность, и прелесть.Не шелохнувшись, мгновение длится, как время.Разве помыслишь о зле, о вражде и о вздоре?Я не случайно избрал для любви и доверьяБег, и стремленье, и легкую поступь Иори.Солнце — мое! И на радостях мне захотелосьСолнце, как шапку, забросить в небесную чащу.Тот, только тот, кто в уста целовал ркацители [79],Видел светило, вмещенное в винную чашу!

    — Лоза, о лоза, узнаю твой ускоренный пульс,      Твое и мое одинаковы сердцебиенья.      Ты — прежде, ты — мастер, я — твой подражатель.                                                                            И пусть! —      Тебе посвящу ученичество стихотворенья.

II

Слава, Манави, тому, кто затеял однаждыВечность любви, и сады, и судьбу, и угодья.Крепость в руинах, и та изнывает от жаждыВерить в бессмертье цветения и плодородья.Мертв от рожденья, то верит в скончание света,Свет будет длиться — без перерыва и риска.Ты виноградник, поведай, как было всё это:Лоз исчисление — триста, и триста, и триста.Воздух прозрачен, как будто отсутствует вовсе,Помысел сердца в нём явственно опубликован.Домики эти всегда помышляют о госте,Пялясь в пространство высокими лбами балконов.Сразу, врасплох, со спины — на ликующий полденьОбрушился град, нещадная грянула ярость.Пал виноградник и смертного мига не понял,Черное облако, смерти слепая всеядность.Только минута прошла: непогода с погодойНасмерть схватились непоправимо и быстро.Солнце опомнилось. Полдень очнулся спокойный.Нет ни того, кто убит, ни того, кто убийца.Мертвой лежит драгоценная малость и радость,Веточка, чудо, казненное детство побега,И улетучилась, и не сбылась виноградность…Вёдро. Глаза прозревают от влаги от века.

        — Лоза, о лоза, узнаю твой ускоренный пульс:          Бессонница крови, ямб [80] — пауза и ударенье.          Во мне — твоя кровь. Золотой виноградиной уст,          Тебя восхваляя, свершается стихотворенье.

III

Было — но есть, ибо память не знает разлукиС временем прошлым, и знать не научится вскоре.Ношею горя обремененные руки.Памятник битве неравной. Безмолвие скорби.Брат виноградарь, когда бы глупей иль умнееБыл, я б забыл о былом, но не рано ль, не рано ль?В наших зрачках те события окаменели,Сердце прострелено градом, о брат виноградарь.Если нахмурюсь и молвлю: — Я помню. Ты помнишь?Мне собеседник ответит: — Ты помнишь? Я помню.Жизнь — это средство смертельно рвануться на помощьЖизни чужой: человеку, и саду, и полдню.Что из того, что навряд ли и трёх очевидцевБой пощадил, чтобы длилась суровая тризна,Может быть, трое осталось из тех арагвинцев [81],Много и мало их было, а было их триста.Женщины реяли, черные крылья надевши,В высях печали, которую ум не постигнет.Встань, виноградник, предайся труду и надежде!Ты — непреклонен, вовек ты не будешь пустынен.Ты, как и я, завсегдатай горы зеленейшей.Я, как и ты, уроженец и крестник Манави.Сводит с ума — так родим, и громоздок, и неженПоскрип колес до отверстого входа в марани!

           — Лоза, о лоза, узнаю твой ускоренный пульс,              Благоговею пред страстью твоею к даренью.              Ты мою кровь понукаешь спешить, тороплюсь:              Благодаренье окажется стихотвореньем.

IV

Хочет лоза говорить, повисая бессильно,Изнемогая, вздыхая всё тише и реже.Чтобы потом сожаление нас не бесило,Пусть говорит! Как добры ее чудные речи!— Может быть, дух испущу — и тогда не отчаюсь.Я одолею меня испытующий ужас.Непрерываемость жизни, любви неслучайность,Длительность времени — мне отведенная участь.Вечно стремлюсь, как Иори и как Алазани [82],Как продвиженье светил в глубине мирозданья,Тысячелетья меня провожают глазами,Вечно стремлюсь исцелить и утешить страданья,Помню грузин, что о Грузии так трепетали:О, лишь возьми мою жизнь, и дыханье, и трепет.Жизнь не умеет забыться для сна и печали,И виноградник живет, когда бедствие терпит. Дудочки осени празднество нам возвестили.Слушайте, воины и земледельцы, мужчины!Той же рукою, которой меня вы взрастили,Ввысь поднимите с великою влагой кувшины. Жажда — была и, как горе, сплыла, миновала,Быть не быть — не колеблясь и не канителя.Тот, кто  на солнце смотрел сквозь стакан ркацители,Может сказать: меня солнце в уста целовало!

        — Лоза, о лоза, узнаю твой ускоренный пульс,          Тот пульс, что во мне, это только твое повторенье,           Пока он так громок, насыщен тобой и не пуст,           Прошу: о, прими подношение стихотворенья!

Ираклий Абашидзе[83]

КОРНИ

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});