Творения преподобного Симеона Нового Богослова. Слова и гимны. Книга третья - Симеон Новый Богослов

Но время уже нам обратиться и на другое. Благоволите теперь поучиться и славе истинно святых и бесстрастных мужей, вы, которые хотите, которые, то есть, желаете и ищете от всей души и сами стяжать такую славу. Представлю вам картину, на которой вы увидите все убранство их оружий и их блистательность, и затем каждый из нас, сличая себя с теми святыми, узнает, в какой находится мере совершенства и сколько все мы стоим ниже их по мужеству, достоинству и силе.

Итак, смотри на небо в какую-либо ночь безоблачную, каково оно – потом взгляни на диск луны, полный блестящего и чистейшего света, и вокруг этой всесветлой луны – на круг, который многократно бывает около ее. Рассмотревши добре все это, обратись умом своим к святым, находящимся еще в мире сем с телом. Святые сии подобны небу, сердце их подобно диску луны, и святая любовь есть всемощный и вседейственный свет, несравненно блистательнейший света солнечного. Любовь сия возжигает и освещает сердце их и, возрастая каждодневно паче и паче, преисполняет их светом всецело, ибо любовь не умаляется и не прекращается, как свет луны, но сохраняется всегда всесветлым посредством ревности и доброделания святых. Святое же бесстрастие есть как венец некий круглый, который окружает святых, заключая их среди себя, отовсюду покрывает их, как шатром, сохраняет их невредимыми не только от всякого греха, но и от всякого злого помысла, делает их неискусимыми и свободными от всех врагов и даже неприступными для них.

Видите, какова слава святых, вы, истинно ее желающие? Поняли величие образа, какой я вам представил, и то, сколько каждый из нас ниже славы и блистания святых? Этот образ представляет то, что бывает в нас. Я указал его, но не я его изобрел. Он устроен Творцом всяческих Богом. Художное Слово Бога живописало в творении, как на некоей дщице, то, что имело быть после в деле спасения или воссоздания нашего, чтоб, взирая на образ, представляемый чувственными вещами, мы не неверовали, что и в наше время бывает и совершается духовно истина, являемая ими. Но, зная, что каждый из нас создается Богом как второй мир, больший внутри малого сего видимого мира, как свидетельствует вместе со мною и Григорий Богослов, не попустим оказаться в чем-либо худшими бессловесных или даже и бездушных тварей, созданных человеколюбивым Богом в научение наше, но будем подражать всему доброму и избегать, сколько можем, подражания злому. Оставлю, впрочем, все другое, потому что его много, и, изложив одно это в напоминание вам, окончу мое слово.

Да ведает всякий из слушающих меня, что как видим, что день бывает после ночи и ночь опять после дня, так надлежит нам веровать и быть убежденными, что мы, находящиеся во тьме греха от рождения своего, можем посредством веры и исполнения заповедей выйти из нее и вступить в день Божественный и в просвещение духовное, как опять из света сего и дня перейти во тьму и ночь греха, когда по причине нерадения и презрения заповедей начнем впадать в прежние грехи наши. Так будем подражать, по крайней мере в этом, служителю нашему солнцу. Как оно не перестает никогда воссиявать и освещать тварь, но всегда исполняет поведанное ему Богом, так да не попустим и мы себе сидеть по нерадению во тьме чувственных удовольствий и страстей, но позаботимся паче, исполняя повеление Того, Кто сказал: покайтеся, приближися бо Царство Небесное, очистить себя каждодневным и непрестанным покаянием и слезами, изливаемыми по причине его и ради его, и всяким другим доброделанием и восподвизаемся опять войти в невечерний свет Божий, так как мы есмы сыны света. Таким образом мы и сами собственным примером нашим сделаемся для ближних наших днем невечерним, и землею новою, и небесами новыми, имея в себе Солнце правды, сияющее на них, то есть возвещая им повеления Бога и славу Его не пустыми и тщетными словами, а самыми делами, и бывая чрез то для нерадивейших братий деятельными учителями всему должному и делая их безответными. Итак, не будем подвигать братий на нерадение, говоря им: как возможно людям исполнить то или то, и делая их через то нерадивейшими на исполнение заповедей. Ибо что многое невозможно для многих, это признаю и я; но для каких? Для таких, которые так же, как и я, нерадивы и не хотят презреть мир и вменить в уметы все блага его; для тех, которые всецело преданы суетной славе, алчут богатства и радуются похвалам и почестям человеческим; для тех, которые сверх того овладены, бедные, гордостью и тщеславием; для тех, которые самоохотно, подобно нечистым животным, валяются в блате греховных страстей и дел скверных, которые, имея жилище души своей упраздненным от Христа, Который обитает в верных, вопия к ним каждодневно: в мире скорбни будете, но дерзайте, яко Аз победихмир – дают согласие диаволу, чтоб обитал в них. Для тех же, которые силою веры отверглись себя и последовали за Христом с надеждою, любовию и смирением и стяжали Его обитателем в себе, со Отцом и Святым Духом – для таких все бывает возможно и удобоисполнимо, как говорит апостол: вся могу о укрепляющем мя Иисусе Христе (Флп. 4, 13).

Которые усокровиществовали в себе сего Христа, те незримо созерцают неизъяснимую красоту Его, недержимо держат Его, непостижно постигают безвидный образ Его, необразный вид Его и неначертаемый лик Его, который неукрашенно преукрашен невидным видением и нехудожною красотою. Что же такое они постигают и созерцают? Это – простой свет Божества Его. Вот что богатно созерцают они умными очами своими. Его осязая невещественными руками своими, с неудержимою и преизобильною любовию невкушенно вкушают Его духовными устами ума и души своей. Но Его видением, красотою и сладостью насытиться вполне не могут они никогда. Ибо Он, являясь всегда более и более новым, все большую и большую доставляет им сладость и тем все сильнейшее и сильнейшее возжигает в них желание Себя. Если иной раз Он не так явственно является или видится им, то это причиняет им такую болезнь и такое томление, как бы они совсем Его лишились. Если же иногда восхощет Он на короткое время совсем сокрыться от них, то в это время томление их бывает как бы предсмертное и болезнь сердца невыносимая и неизъяснимая.

Чтобы лучше понять нам в примере нудность и жжение такой любви, представьте себе, что какой-нибудь бедный человек полюбит девушку, происходящую от царского рода, украшенную царским венцом и обладающую красотою выше всех жен, находящихся в мире. Она сидит в палатах своих, а он, любитель ее, часто приходит к ней и становится вне, будто презираемый и отвергаемый по причине бедности и великого своего ничтожества. Если эта девушка сквозь какое-нибудь маленькое и узенькое оконце протянет руку свою, всю разукрашенную золотом, и даст ее бедному любителю своему, а он, схватив ее тотчас и видя неизъяснимую ее красоту, начнет целовать ее, надеясь, что наконец сочетается браком с этою царевною и будет вместе с нею царствовать, что она обещала ему прежде с клятвою; потом, после такой надежды и радости, если эта царевна вырвет руку свою из рук его, обратно втянет внутрь к себе и совсем спрячет от него, то не причинит ли она тем этому бедному и несчастному невыносимой скорби? И не возжжет ли в нем еще более пламенеющую пещь любви? Полагаю, что и вы подтвердите слово мое. Но если это так бывает обыкновенно в видимых и чувственных телах и вещах тленных и скоропреходящих, то не тем ли паче, не в несравненно ли большей силе то же должно произойти в области мысленной и невидимой и в отношении к тому, что нетленно и вечно? Ибо чем превосходнее вечные блага временных, тем сильнейшую к себе любовь порождают в душах любителей своих. И по сей-то причине любовь к Богу не попускает им быть овладенными, хотя мало некако, похотением или пристрастием к какой-либо вещи. Такие и не желают ничего, ни славы, ни утех, ни денег – даже помышлять об этом они не имеют ни охоты, ни позволения. Но как жених, хотя смотря на изображение невесты своей, нарисованное красками, и крепко прилепляется к нему и все на него смотрит и глаз от него отвести не хочет, питая тем пламень любви к невесте, но когда увидит потом самую невесту и то, что она непохожа на изображение, на которое он так любительно смотрел, а несравненно прекраснее, и когда притом обнимет и поцелует ее, тогда не хочется уже ему совсем и взглянуть на портрет ее, на который прежде так неотступно смотрел, переносясь от него мыслями к невесте своей, так то же самое, и еще в высшей степени, испытывают те, которые созерцают и печатлеют в уме своем силу и премудрость Творца своего от величия и красоты видимых творений, и от них, как от некоей иконы, мало-помалу преуспевая, приходят в любовь, и веру, и чистый страх, какие надлежит иметь к Нему; но когда потом соединятся существенно с Самим Богом и сподобятся узреть Его Самого и сделаться причастными Его, тогда уже не обращают такого тщательного внимания на то, как изображают Его твари, на эту тень Его в видимом, потому что они перестают уже тогда иметь чувство к видимому, как прежде, и ум их постоянно пребывает в том, что выше чувств, и некоторым образом сорастворяется с тем и облекается в светлость Божественного естества во Христе Иисусе, Коему слава вовеки. Аминь.