Запасный вход - Никита Некрасова

заинтересовать, то можно попробовать…

У Лидь-Ванны был «нюх» на деньги, вот и сейчас она посматривала на тряпичную «торбу», которая покоилась на коленях старухи.

– Сколько? – примирительно кивнув головой, Опера опустила руку в сумку.

Милые, мои, девочки, займите рабочие места, я обо всем позабочусь, – выплыла из-за своего стола Лидия Ивановна.

Она выпроводила «девочек», плотно прикрыла дверь кабинета.

– Давайте подсчитаем – как по волшебству на столе появился калькулятор – вам важен процесс или результат?

– Мне важен результат и сроку я даю вам месяц.

– Но, Бог мой, Олечка Семённа, посудите сами, мы, не делаем пластические операции, у нас совсем другой профиль. Мы лишь поддерживаем состояние кожи, слегка регенерируя ослабевшие участки. И потом, составы мы получаем из Англии, Франции, Швейцарии…Накрутки на всем…Доставка…

– У меня одно условие – перебила ее Опера – составы, как вы их называете, у меня свои, я буду их приносить с собой, – она сделала упор на последнем слове, – остальное не существенно.

– Хорошо, хорошо, – не переставая щелкать калькулятором, кивала заведующая в знак согласия. Итоговая сумма заняла половину экранчика, и, она, пряча масленые глазки, повернула счетную машинку к старухе.

– Быстрый взгляд на экран, – «Ого! А впрочем, не важно» – и пачка «зелененьких» перекочевала в ящик стола заведующей.

Два месяца назад, история, «до неприличия пожилой дамы» пожелавшей стать молодой, развеселила город и окрестности. Но сегодня все с завистью смотрели на красавицу неопределенного возраста, раз в неделю, выплывающую из «Салона красоты».

Профессионалки на третьем сеансе обнаружили эффективность вонючей мази. Кожа разглаживалась на глазах, наперекор всемирному тяготению мышцы по всему телу крепли и подтягивались. Популярность этого заведения резко возросла, и с каждым разом Опере все сложнее было протиснуться в массажный кабинет сквозь толпы стареющих женщин.

К ней опять возвращалась сила, данная от рождения. После многолетних бесплодных попыток разыскать Чан Ми, осознавая свою вину, она отказалась от всего, но прежде всего от жизни.

– Я не вижу смысла в своем существовании! Зачем мне этот Божий дар, если я не могу исправить одну единственную ошибку, и вернуть, хотя бы ребенка! – кричала она на семейном сборе.

– Вы, вершители человеческих судеб, спасающие вселенную, всякий раз, когда ей грозит опасность, даже вы не можете отыскать одну маленькую девочку! И не надо! Не надо уговаривать меня, что есть как минимум три выхода! Я испробовала все тридцать три!

И она ушла в лес, молодой, цветущей девушкой, прервав все связи с семьей, и через десять лет превратилась в столетнюю старуху, собственно ей и было от роду, сто семь лет.

Сейчас она обратила внимание на звон серебряных ложечек, появляющийся каждый раз, когда она входила в «Салон красоты».

Сосредоточившись, она намеренно вызвала видение, горько вздохнула, и на следующий день, принесла заведующей баночку белоснежного крема пахнущего ландышем.

– ?

– «Это от ожогов. Вам скоро понадобится».

И действительно, к вящему ужасу, у всех, включая заведующую, кто пользовался ворованными мазями, назавтра появились зудящие, пузырчатые пятна. Скандал, разразившийся в кабинете заведующей, грозил сорвать крышу здания. Но на столе, как по мановению волшебной палочки появился калькулятор, ландышевая мазь и малюсенькая серебряная ложечка.

«Лидь-Ванна» обозначила на калькуляторе сумму, зачерпнула ложечкой мазь и наложила на свои волдыри.

Рыдающие работницы притихли, молча взирая на заведующую.

Прямо на глазах, краснота исчезала.

Очаги поражения снимались однократным применением, и через неделю в «Салоне» воцарилась тишина и покой.

Лидия Ивановна со страхом и надеждой продолжала заглядывать в глаза Опере, в надежде выпросить рецепт уже двух чудодейственных мазей, но «чертова колдунья» была неумолима, лишь один раз она процедила сквозь зубы – «Честно надо заниматься своим делом, милочка». Сеансы массажа уже подходили к концу и «Лидуся» с тоской подсчитывала, вот если бы еще один комплексный визит этой дамы, то она бы безболезненно достроила второй этаж своего загородного особняка.

Итак, Ольга Семеновна уверенно направилась к машине, уже минут пять дожидавшуюся ее выхода.

– К нотариусу, сказала Опера, усаживаясь на заднее сиденье, – совсем мальчишка, кого он мне напоминает? – Она смотрела в затылок молоденького водителя. Воспоминания не спрашиваясь, нахлынули сами собой.

Глава 3.

«Любовь». Тамбов 1923 год. Сереженька Поплавский.

Высокий юноша нежного возраста, сапфировые глаза и светлые волосы резко выделяли его среди тусовки. Это была его первая выставка. Он держал руки за спиной, а если они появлялись перед грудью, длинные, изящные, с овальными ногтями, сцепленные, точно в неистовой молитве, то отчаянно хрустел суставами, пугался этого звука, и опять прятал их назад. Его взгляд поочередно впивался в каждого из присутствующих мэтров, знатоков портрета.

Художники со званиями и регалиями сосредоточенно изучали полотна, жевали губы, отходили подальше, и снова приближались, изучая мазок. «Коралловая феерия» – так назвалась выставка. Женские фигурки в пастельно-розовых тонах, смотрели в выставочный зал, – удивленно, восторженно, вопросительно, в унынии и в гневе, в бежевом лесу и на песчаном пляже…

Ольга огляделась. Во всяком случае, равнодушных посетителей, здесь не наблюдалось. Недоумение и зависть, восторг и растерянность, вот что зыбким маревом ощущалось в зале.

– «Далеко пойдет мальчишка, если не остановят»,

– «Моне, но как оригинально! Какая экспрессия!»,

– «Откуда взялся этот сопляк, надо навести справки».

Оленька с легкостью читала мысли, она в прекрасной форме, отдохнувшая в Германии, полная сил и энергии, перевела взгляд на автора полотен. Он опять хрустнул пальцами, их взгляды встретились, и он позволил ей, «нырнуть в хрустальный омут» его глаз.

Говорят глаза зеркало души. Оленьке еще не доводилось встречать взрослого человека с глазами ребенка. Эти глаза лучатся невинной мыслью, что мир приберег для них все самое лучшее, самое интересное, и в них легко смотреть, они впускают тебя внутрь, и, «нырнув» туда, в живительной влаге плещешься до умопомрачения.

Такие люди очень редко встречаются, в основном люди закрыты, закрыты их души, глаза, сердца – это от страха, что тебя обманут, ударят, предадут. Это от того, что был уже опыт в отношениях и как говорят – обжегшись на молоке, дуют на воду.

Молодой художник был в крайне эмоциональном напряжении, он тоже боялся осуждения, непонимания, и тем не мене глаза у него были детские, из них струился желанный свет. Встретившись взглядом с Ольгой, ресницы удивленно дрогнули, его вдруг непреодолимо потянуло к этой женщине. Она смотрела так внимательно, так ласково и мудро, что все вокруг затуманилось, все звуки стихли, он увидел образ, и уже мысленно писал ее портрет.

Внезапно острая боль пронзила руку Оленьки выше локтя. Она вздрогнула, скосила взгляд.

Герка Быковский неслышно подошел со спины и, вцепившись в нее своими мерзкими пальцами, зашептал, брызгая слюной – «Наконец-то! Где ты шлялась! Я обыскался, истомился, истосковался ну, будя, будя, моя ласточка, подула губки и хватит… Ладненько? Пойдем ко мне, я горю, я весь пылаю, только ты можешь утолить мою жажду, фея, моя прекрасная фея, наконец-то я нашел тебя…». Он