Том 7. Дядя Динамит и другие - Пэлем Вудхауз

— Надеюсь, вы не расшиблись, сэр?

Говард только что в этом убедился, похлопав себя руками, как хлопали его полисмены там, на родине. Кости оказались целы.

— Все в порядке, — браво сказал он. — Схватился за столик. Скользко.

— Да, сэр.

— А почему?

— Не знаю, сэр. Не справлялся, сэр, — строго ответил Бидж. Помощь — одно, болтовня — другое.

Он величаво удалился, и вбежала Линда. Говард Чесни любил потолковать с хорошенькими девушками, но она куда-то делась, сменившись Ванессой.

— Привет! — сказала соотечественница. — Вас-то я и ищу.

Как мы помним, она собиралась заняться его нравственным кодексом. За это время ей удалось установить, что он еще ниже, чем кажется.

— Вы не видели Уилбура? — спросила она, и тут появился Уилбур, упражнявшийся в бильярдной. — А, вот и вы! Сейчас откроем собрание.

— Что? — не понял Уилбур, думая о том, как идет ей вечернее платье.

— У нас же заговор, — объяснила она. — Сядем вот здесь, никто не услышит.

Она повела их в уголок, где стояли латы. Скорее всего, в них никого не было.

— Так вот, насчет картины. У меня хорошая мысль. Простая. Чем проще, тем лучше, верно?

Уилбур кивнул и прибавил, что чем сложнее, тем хуже, проиллюстрировав эти слова примерами из своей семейной жизни.

— Сперва узнаем мнение мистера Чесни, — предложила Ванесса. — Вы можете нарушить законы?

— Смотря какие, — ответил осторожный Говард.

— Такие, что риска нет.

— Ну…

— Тогда…

— Ну, положим, могу. А в чем дело?

— Сейчас узнаете. Видели новую картину? Надо ее украсть. Как вы, поможете?

— Естественно.

— Прекрасный ответ.

— Что надо сделать?

— Уехать.

— Отсюда?

— Именно. Машина при вас?

— Да.

— Вот и уезжайте.

— Не понимаю.

— Сейчас объясню.

— Зачем мне уезжать?

— Чтобы ничего не заподозрили. Хватятся картины, а вас давно нет.

— Но если меня нет…

— Не беспокойтесь, вы вернетесь и будете сидеть тихо, пока мы с Уилбуром все не сделаем. Точнее, когда мы пойдем за картиной, стойте под окном. Мы спустим ее на веревке, вы отвезете в Лондон. Наутро будет страшный шум. Герцог заподозрит Уилбура, прочешет его комнату, но ничего не найдет. Придется списать на воров. Потом вы с Уилбуром встретитесь там, в Лондоне, он ее возьмет. Вот и все.

Она замолчала, как бы ожидая аплодисментов, и дождалась их от Траута.

— Ну, мозги! Нет, какие мозги!

— Спасибо, рада слышать.

— У моих жен их не было.

— Вот как?

— Ни малейших. Нет, какой ум!

— Спасибо, Уилли.

Все помолчали. Голос совести, видимо, что-то шептал Трауту.

— Я пошлю герцогу чек, — наконец, сказал он.

— И выдашь себя. Посылай уж лучше признание.

— А он не поймет, от кого.

— Анонимный чек?

— Да, вроде их не бывает… Тогда деньги. Ванесса пожала плечами.

— Не советую.

На этом собрание закрылось. Траут пошел переодеваться. Конни он боялся и не хотел рассердить. Говард Чесни боялся только Биджа и никуда не пошел. Действительно, одеться, думал он. Плевое дело. Он еще не обсудил один пункт.

— А условия? — сказал он. Ванесса удивилась.

— Условия? Я помогаю старому другу.

— А я нет. Какие условия, а?

Ванесса не спорила. В конце концов, трудящийся достоин пропитания.[17]

— Ладно, — сказала она. — Уилли человек широкий. Вы сколько хотите?

— Тысячу.

— Многовато.

— Нет.

— Хорошо, скажу Уилли. Хотя…

Ванесса замолчала. Через холл шли Галли с Джоном.

— Эй, кто это? — спросила она. — Бидж, кто это с мистером Трипвудом?

Бидж, ставивший на столик коктейли, учтиво повернулся к ней:

— Это мистер Халлидей, мэм. Сегодня приехал.

Он удалился, она повернулась к Говарду и увидела, что на нем лица нет.

— В чем дело? — спросила она.

— Нет, это надо же? Сколько этих судейских, а приехал — он! Нет, это…

— Вы его знаете?

— Ха-ха! Когда я последний раз влип, кто был адвокатом? Халлидей!

4

Ванесса была сильной женщиной, но ведь не железной.

— Что! — вскричала она.

— Да. Он — адвокат.

— Вы уверены?

— А то! Помнит он меня? Еще как помнит! Навидался. Куда идем?

Вопрос был удачный, и Ванесса при всем своем уме не смогла придумать ответ. Однако она не сдалась.

— Ладно, — сказала она. — Надо подумать. Идемте в галерею.

Когда они туда пришли, она сказала:

— Есть. Сидите у себя, обедать не ходите. Я скажу, что вам нездоровится. А завтра…

— То-то и оно! Он меня увидит, а старушка — вышвырнет.

— Вы слушайте! Завтра вы уедете на рассвете.

— А что вы им скажете?

— Вам звонили, ждут на заседание.

— Они поверят?

— Конечно.

— Кто брал трубку?

— Я. Встала очень рано.

— Мура какая-то.

— Лучше не придумаем.

— Ладно. А потом что?

— Сидите в «Гербе Эмсвортов» дня два.

— Там кровати — жуть! Мне один говорил, набиты камнями.

— Ну, езжайте в Лондон, только оставьте телефон. Я вам позвоню. Мы без вас не управимся.

Говард смотрел на картину без должного восхищения.

— На что она Трауту?

— Похожа на его жену.

— На свинью!

— Лорд Эмсворт тоже так думает. Дело не в том. Поможете — получите тысячу. Идет?

Говард согласился, он любил деловой тон.

— Ну, все. А теперь идите к себе, и поскорей, я пошлю их с обедом.

Она убежала, он двинулся за ней, но отступил. По коридору шли герцог с адвокатом.

Глава девятая

1

Одеваясь у себя в комнате (тоже второй этаж), Джон был исключительно бодр. Купание освежило его; в отличие от лорда Эмсворта, вечерний костюм он любил. Словом, физически он был в форме и убеждал себя, что то же самое можно сказать о душе. Если бы ему намекнули, что он весь трясется, он бы резко это отверг.

Размышляет — да. Готовится — предположим. Но трясется? Да, какое-то напряжение неизбежно, но своей спокойной простотой он его победит. Линда разумна и чувствительна. Естественно, эти судебные дела огорчили и ранили ее, но теперь, успокоившись, она все увидит, как надо. Он объяснит ей, что долг тянул его в одну сторону, любовь — в другую, и она поразится его цельности, догадавшись, что именно такой муж, с такими этическими стандартами, ей и нужен. Вероятно, они посмеются над этим происшествием.

А трястись? Ну, что это, честное слово!

Однако, когда дверь распахнулась, он подпрыгнул, явственно ощущая, что сердце стукнулось о нижние зубы. Приземлившись, он увидел гостя. Большой, широкий, усатый человек с выпученными глазами в упор глядел на него, особенно интересуясь только что надетой рубашкой. Любознательность герцога не ограничивалась письмами, рубашки его тоже занимали.

— Где купили? — спросил он.

— Простите?

— Вот это. — Герцог ткнул в рубашку пальцем, и Джон учтиво ответил, что купил ее в Хаймаркете, у Блейка и Олсопа, на что посетитель горько покачал головой и посоветовал ходить на Риджент-стрит, к Гучу и Гордону. У Блейка и Олсопа он бывал, там слишком дорого. Только Гуч и Гордон. — Сошлитесь на меня, — сказал он, однако не представился, полагая, по всей вероятности, что все его знают.

И впрямь, Джон сообразил, что при благоприятном течении дел он будет называть гостя дядей, а потому — испытал к нему всерастворяющую нежность. Конечно, дяди бывают помельче, помягче, без усов, но что тут сетовать! И он горячо поблагодарил за совет.

— Значит, лечите психов, — сказал гость. Джон вовремя вспомнил, как это надо понимать.

— А без бороды!

— Да.

— Вот Конни и сказала, что вы молодой. Да уж, не старый! Сколько вам?

— В сентябре будет двадцать семь.

— У меня такой племянник. Оболтус. Другой помладше, тоже идиот. Женились черт знает на ком. Ну, вы не идиот, если вас держит Глоссоп. Как он?

— Спасибо, хорошо.

— Голова!

— Да, он прекрасный врач.

— Жаль, не достали. Обойдемся вами. Джон заверил, что сделает все возможное.

— Трипвуд все объяснил? Насчет Эмсворта?

— Да. Я знаком с ситуацией.

— Видели его?

— Нет.

— Увидите за обедом. Трипвуд сказал, что он совсем тю-тю?

— Я вывел из его слов, что лорд Эмсворт эксцентричен. Герцог не любил эвфемизмов. Да, профессиональная сдержанность, но все равно противно.

— Еще чего! Совершенно спятил. Возьмем эту свинью. Дураку видно, что она вот-вот лопнет. Медали ей дают! А на что свинье медали? Трипвуд считает, у него когда-то отняли соску. Нет, он такой родился! Конечно, могли и уронить. Сами разберетесь. Что вы с ними делаете?

Вопрос был трудный, и Джон постарался, как мог.

— Так, знаете ли… делаю… в общем, то-се…