Том 7. Дядя Динамит и другие - Пэлем Вудхауз

— Я шел к себе, — объяснил граф. — Кажется, я тебя побеспокоил,

— Еще как!

— Прости, пожалуйста. Столик свалил… Я нечаянно. Это кошка.

— Какая кошка? Тут нет никаких кошек.

Граф смотрел на него именно тем взором, который доводил до умоисступления леди Констанс, леди Дору, леди Шарлотту, леди Джулию и леди Гермиону.

— Наверное, ушла, — предположил он.

— Если была.

— Была, как не быть!

— Это ты так думаешь.

Пока они обменивались этими репликами, герцог подошел поближе к графу, чтобы поднять бокал, чашу, часы, календарь и фотографию, и несколько удивился.

— Эмсворт, — сказал он, — от тебя чем-то разит.

Графу тоже казалось, что он ощущает запах, скажем так, свежего сена.

— А, да! — воскликнул он. — Да, да, да. Конечно. Я упал у нее, Аларих.

— Что?

— Я ходил к Императрице и упал. Там не очень чисто. Герцог не первую минуту дул в усы, но не с такой силой.

Они взлетели вверх. Летописец еще не упоминал, что уши его походили на ручки античной амфоры. В данном случае это важно, потому что он им не верил.

— Ты ходил к своей поганой свинье в такое время? — едва ли не робко спросил он.

Легко ли слышать, когда так говорят о троекратной чемпионке? Но бедный граф не смел возразить.

— Да, Аларих. Парадный вход заперли, и я пошел к тебе.

— Нет, — настаивал герцог, — почему ты вообще к ней пошел? На это лорд Эмсворт ответить мог.

— Мне приснилось, — сказал он, — что она похудела. Герцог издал какие-то гортанные звуки. Усы взметнулись, глаза чуть не вылезли. Дрожащей рукой он отер лоб.

— И ты… ночью… — Он помолчал, как бы признавая безнадежность речи, и закончил: — Иди, ложись.

— Да, да, — согласился с ним лорд Эмсворт, что бывало нечасто. — Спокойной ночи, Аларих. Надеюсь, тебе тут удобно.

— Вполне, — отвечал герцог, — когда по ночам не валят мебель.

— Конечно! — обрадовался граф. — Конечно, конечно, естественно.

И пошел к себе, оставляя шлейф свиных благоуханий, но на полпути ему пришла в голову хорошая мысль. Надо будет почитать, иначе теперь не уснешь, а в галерее осталась интересная книга о свиньях. Он читал ее вчера утром, когда ходил туда посмотреть на новую картину. Кстати, посмотрит и сейчас, очень уж эта ню похожа на н е е… Войдя в картинную галерею, граф включил свет.

4

Выйдя из ванной, свежий и розовый Галли решил заняться делом, чтобы свалить бремя с души.

Продвигаясь по коридору, он испытывал то чувство, которым вознаграждается добродетель. Да, у Джона еще далеко не все в порядке, но все ж одной заботой меньше. Хоть галерея не разорится. Эти приятные мысли прервало неприятное зрелище — под дверью, ведущей в галерею, виднелась полоска света.

Осторожности ради он отступил во тьму и подождал, пока выйдет тот, кто его опередил. Кто это, он еще не понял, фамильное привидение — исключил: конечно, они бродят ночью, но света не зажигают. Кроме того, по преданию, их собственный призрак носил голову под мышкой, а это мешает смотреть на картины.

Когда он подумал, что загадка неразрешима, из двери вышел его брат и направился к лестнице. Галли припомнился вечер, когда, стремясь развлечь загрустившего друга, он еще с одним альтруистом отвел к нему свинью, предварительно обмазанную фосфором, и для верности ударил в гонг. Друг бежал по лестнице в таком же оживлении, как лорд Эмсворт; и Галли испугался за брата.

Однако медлить он не мог. Вбежав в галерею, он поскорее повесил свою ню, вернулся к себе и только закурил, как услышал стук и сказал: «Войдите!»

— Галахад! — воскликнул граф, входя. — Как хорошо, что ты не спишь!

— В такую рань? Что ты! Садись, Кларенс. Очень рад. Что случилось?

— Я очень испугался.

— Полезно для надпочечников.

— Хочу попросить совета.

— Пожалуйста. В чем дело?

— Надо ему сказать?

— Кому?

— Алариху.

— Что?

— Что его картину украли. Ее нет.

— Ну что ты, Кларенс!

— Нет и нет! Я хотел ему сразу сказать.

— Скажи.

— Но засомневался. Понимаешь, я его уже разбудил, он очень сердился.

— Как же это?

— Я ходил к ней, вошел на ее участок…

— На участок?

— Понимаешь, она спала, я шел посмотреть — и упал.

— То-то я чувствую! Приоткрой окно, а? Так что ты говорил?

— Я вернулся, а дверь закрыли. У Алариха открыто окно. Только я споткнулся о кошку.

— О кошку?

— Она меня пнула головой, я прыгнул и свалил столик. Аларих проснулся и не поверил, что это из-за кошки. Очень неприятно.

— Да уж, приятного мало.

— Вот я и хочу узнать, будить его снова или нет.

Галли задумался. Конечно, он мог сказать: «Сперва посмотрим, как там картина. Знаешь, оптические иллюзии…» Сказать он мог, но уж очень хотелось разбудить герцога. А как хорошо для его эндокринной системы! Живет себе тихо в поместье, адреналину взяться неоткуда…

— Да, Кларенс, — сказал Галахад, — Идем, сообщим все.

— Идем?

— Я не оставлю тебя одного.

— Не оставишь?

— Конечно.

— Спасибо тебе, Галахад!

— Не за что, Кларенс, не за что. В конце концов не одним же бойскаутам делать добрые дела!

5

Заснул герцог скоро — он был не из тех, кому приходится считать овец. Лорд Эмсворт ушел совсем недавно, а он уже храпел вовсю, но мгновенно умолк, когда Галли постучал ногой в дверь, крича при этом: «Эй, поднимайся!»

Герцог поднялся, точнее — сел в постели. Сперва он решил, что замок — в огне, но передумал, когда лорд Эмсворт проблеял в скважину: «Можно тебя побеспокоить?» Эта учтивейшая фраза вышвырнула его из постели на тропу преступлений. Нет, больше выдержать нельзя! Он распахнул дверь, увидел еще и Галли и утратил (вероятно, к счастью) дар речи. Пришлось самому Галахаду начинать разговор.

— Доброе утро, Данстабл, — сказал он. — Выглядишь ты прекрасно. Боюсь тебя огорчить. Кларенс видел поразительные вещи. Расскажи о них, мой дорогой.

— Э, — сказал граф.

— Это еще не все, — заверил Галахад.

— Ты знаешь, который час? — спросил герцог, обретая утраченный дар.

— Два часа ночи! Галли кивнул.

— Да, в это время лучше спать, — согласился он, — но сперва послушай. Расскажу я, Кларенс слишком расстроен. Мы принесли тебе поразительные новости. Я думаю, твои заплетшиеся кудри[10] встанут, как иглы на взъяренном дикобразе. Знаешь эту картину, как говорится, — «ню»?

— Два часа! Нет, третий!

— Она висела в галерее. Заметь, «висела». Сейчас не висит.

— Что ты порешь?

— Это правда, Аларих, — вмешался лорд Эмсворт. — Я туда зашел за книгой, а ее нет. Картины, не книги.

— Что же из этого следует? — сказал Галли. — Ее похитил человек, которому нравится жанр голой натуры.

— Что!

— Подумай сам.

Растерянность вскоре сменилась праведным гневом. Герцогу редко приходили в голову мысли, но не надо Шерлока Холмса, чтобы разгадать эту тайну, справится и доктор Ватсон. Уподобившись цветом полоскам своей пижамы, герцог вздул кверху усы, и глаза его вылезли из орбит, как у какой-нибудь улитки.

— Траут! — закричал он. А в объяснение прибавил:

— Траут, чтоб ему треснуть! Траут, змея собачья! Траут, чертов гад! Надо было знать. Платить не хочет, вы подумайте! Ничего, я ему покажу! Я его допеку! Он мне вернет картину!

Заметив, что лорд Эмсворт смотрит на него, как золотая рыбка, с которой его часто сравнивали сестры, Галли поспешил на помощь.

— Данстабл собирался продать картину Трауту, — пояснил он, — но Траут, видимо, решил сэкономить деньги.

Герцог тем временем излагал свои планы:

— Я ему скажу: «Давай, гони картину!» Я ему голову сверну! Галли заметил, что мера эта очень помогает.

— Где его комната?

— Не знаю, — отвечал Галахад. — Где его комната, Кларенс? Граф очень удивился, что от него ждут сведений.

— Откуда мне знать, Галахад? В замке пятьдесят две комнаты. Многие вообще заперты — вот та, где ночевала Елизавета, и залы какие-то, но мистер Траут не в них. Куда-нибудь Конни его засунула.

— Тогда, — сказал рассудительный герцог, — пойду спрошу Конни.

Как на беду, девятый граф снова стоял рядом со столиком, на который герцог водрузил бокал и чащу (пустые), часы, календарь и фотографию Джеймса Скунмейкера с леди Констанс. Когда страшные слова достигли его сознания, он дернулся, столик упал в привычной манере, герцог воскликнул: «Ну, Эмсворт!», а Галли предупредил, что это может войти в привычку. Но граф отмел укоры.

— Аларих! — вскричал он.

— Что еще?

— Не буди Конни!

— Ха-ха!

— Я не знаю, что она сделает!

— Что ж, пойдем, узнаем, — предложил Галли. Он был добр и не хотел стимулировать надпочечники брата, а потому прибавил: —Ты, Кларенс, не ходи, мы справимся. Спи, милый принц,[11] и ангельское пенье тебя утешит. Пошли, Данстабл.