Том 7. Дядя Динамит и другие - Пэлем Вудхауз

— Так было «Душенька». Может, это я. Да и вообще, какая разница? Я тебе все сказал. Можешь не читать.

— Дай письмо!

— Лезь под кровать, оно упало, — посоветовал герцог. — Ветер, знаешь, сквозняк. Вываляешься в пыли. Оно у самой стенки.

Леди Констанс закусила губу. Больно, да, но не кусать же герцога!

— Я вызову Биджа.

— Зачем? Он не пролезет.

— Он пришлет мальчика, который точит ножи.

— Его дело. На чай не дам.

На этой суровой ноте беседа и кончилась. Леди Констанс ушла в большом волнении. Она очень ждала Джеймса, не только ради себя, но и ради брата. Ее любимый муж был разумен и спокоен, это вам не юный Халлидей. Кто знает, что упустил неопытный врач, до чего дойдет несчастный Кларенс? Будет есть в библиотеке, никого к себе не подпустит…

Достигнув будуара, она вызвала Биджа и велела ему послать к герцогу мальчика. Потом постояла у окна, подумала и поняла, что делать.

Сэр Родерик Глоссоп куда-то уезжал, видимо — к больному, но не навек же! Надо пригласить его. Такой специалист поможет и за несколько дней.

Она подошла к телефону, набрала номер, и голос ответил ей:

— Приемная доктора Глоссопа.

— Нельзя ли попросить сэра Родерика? — осведомилась она.

— Простите, он в Америке Всех больных ведет сэр Аберкромби Фитч. Дать вам его телефон?

— Нет, спасибо. У нас помощник сэра Родерика.

— Простите?

— Помощник. Ассистент.

— У сэра Родерика нет ассистента.

Леди Констанс не выдала своих чувств, истинные леди их не выдают.

— Произошла какая-то путаница. С вами говорит леди Констанс Скунмейкер из Бландинга. В замке находится некий Халлидей, называющий себя ассистентом сэра Родерика. Что вы знаете о нем? Может быть, он ассистент сэра Аберкромби?

— У сэра Аберкромби тоже нет ассистентов.

— Вы уверены?

Секретарь поджался. Нельзя задавать секретарям такие вопросы.

— Абсолютно, — ответил он.

— Спасибо, — сказала леди Констанс тоже без особого тепла, повесила трубку, перевела дух и кинулась к герцогу. Именно он, думала она, может все объяснить.

У него был местный врач, и она подождала, дрожа от нетерпения. Наконец, после слов «Ну, вижу, мы поправляемся», целитель ушел, а герцог снова закурил сигару.

— Знающий тип, — заметил он. — Как ты думаешь, сколько у него набежит? За год? Вряд ли много, все ж тут деревня. Правда, у нас в Уилтшире лекарь живет неплохо. Пьяниц лечит, на них и выезжает.

Леди Констанс не собиралась обсуждать доходы сельских врачей и перешла к сути дела.

— Аларих, я хочу знать все про этого Халлидея. Герцог попыхтел сигарой.

— Как это «все»? Я сам ничего не знаю. Помощник Глоссопа, хочет жениться на Линде. Ну, это не выйдет! Толкает, видите ли, людей и еще лезет в семью! Нет уж, пардон. Приходил сюда, подлизывался. Я его погнал, будь здоров!

Поразительные сведения отвлекли леди Констанс от основной темы.

— Что ты сказал? — проговорила она. — Хочет жениться на Линде?

— Вроде бы да. Влюбился, видите ли!

— Да он с ней вчера познакомился!

— Видала? — спросил герцог. — Настоящее кольцо. Кольца дыма не больше занимали леди Констанс, чем доходы сельских врачей. Она повторила свой вопрос, и герцог кивнул.

— Это верно. Но Трипвуд сказал, они давно знакомы. Дарил ей всякие духи, чтоб ему треснуть. Трипвуд сказал, они поссорились, а он приехал мириться. Он его крестник, то есть Трипвуда. Оно и видно. Что ты смотришь, как дохлая утка?

Леди Констанс смотрела, как дохлая утка, ибо она поняла все. Брат ее Галахад, истинный змий, привез в замок еще одного самозванца. Нет, у змиев все же есть какие-то пределы.

Бландингскому замку везло на самозванцев. Двух-трех привозили другие, но чаще это был Галахад; и ей, как бывало нередко, захотелось освежевать его тупым ножом.

Однажды, в детстве, он упал в пруд, и его выловил садовник. Какая глупость! Все беды, подумала она, от таких садовников. И она потянулась к звонку.

— Что ты делаешь? — спросил герцог.

— Вызываю Биджа.

— Мне Бидж не нужен.

— Ничего, мне нужен, — мрачно отвечала она. — Пусть передаст мистеру Халлидею, что я хотела бы с ним побеседовать.

Глава одиннадцатая

1

Когда Галли приезжал в замок, он любил полежать после завтрака в гамаке, размышляя о космосе, или о Дальнем Востоке, или, наконец, о бегах. Естественно, в это утро он размышлял о крестнике, пока, открыв глаза, не увидел его самого.

— Привет, Джонни, — сказал он. — А я о тебе думал. Как ты с Данстаблом, поладил?

Джонни был мрачен, словно спал еще меньше, чем прославленный полуночник, девятый граф.

— Не очень, — ответил он. Галли не поддался его тону.

— А ты плюнь!

— Плюнуть?

— Конечно. Ты же не ждал, что он сразу оттает. Все ж ты его толкнул с лестницы. Беседуя с ним, я заметил, что он расстроен.

— Наверное, он думает, что это нарочно.

— Какая несправедливость! Лучшие люди падали с этих ступенек, я, например. А вообще, зря ты так скакал.

— Я не скакал. Знаете, Галли, у меня такое чувство, будто кто-то меня пихнул.

— Чепуха. Даже в этом замке не сбрасывают людей с лестницы.

— Да. Видимо, показалось.

— Вот именно. Не это важно. Важен герцог. Ты его не умаслил?

— Нет.

— Про ногу спрашивал?

— Да.

— А еще о чем говорили?

— Я сказал, что он был знаком с моим отцом.

— Господи!

— Не надо было?

— Конечно. Он не выносил твоего отца. Сам посуди, ударил индейкой.

— Отца?

— Нет, что ты! Отец ударил его. Мы ужинали у Романо, и они поспорили об апостольской преемственности[22] абиссинской церкви. Странно! Обычно Палка спорил о политике. Праздновали мы победу одной лошади. Ужин был хороший, они немного выпили, и вот поспорили. Данстабл говорит, есть преемственность, а Палка — еще чего, куда ей! Слово за слово, Данстабл схватил фруктовый салат и уже занес миску, но твой отец вцепился в индейку и одним махом уложил его, как crepe suzette.[23] Жаль, не успели заключить пари! Палка вообще хорошо орудовал птицей, он и фунта сшиб с ног холодным гусем. Значит, Данстабл не простил… а ведь тридцать лет прошло!

— Во всяком случае, он взвился, когда услышал, чей я сын.

— И подумай, они бы не узнали эту абиссинскую церковь, если бы ее поднесли на блюде! Да, Бидж?

Бидж немного пыхтел, он уже не был стройным лакеем, как восемнадцать лет назад.

— Миледи просит зайти мистера Халлидея, — сказал он. Галли протер монокль, и даже вставил, но с таким чувством, что вскоре придется его протирать.

— Не знаете, зачем?

— Нет, мистер Галахад.

— Что ж, иди, Джонни!

Оставшись один, Галли вернулся к размышлениям. Птицы пели, цветы благоухали, пчелы жужжали, как и все насекомые, а с заднего двора доносились звуки гармоники, на которой играл шофер. Кошка, которая так подвела лорда Эмсворта, прыгнула его брату на живот. Он учтиво почесал ее за ухом, но не успокоился. Если Конни взялась за дело, жди беды.

Пока он лежал и думал, к гамаку приблизилась Линда; и он сказал как можно бодрее:

— Доброе утро! Вот, беседую с кошкой. Джона видели?

— Нет.

— Только что был тут. Пошел к моей сестре. Не знаю, надолго ли, но потом хорошо бы ему зайти к вашему дяде.

— Он его видел?

— Да, вчера.

— И что?

— Ничего хорошего, но все ж — начало. Пусть ходит, подлизывается. Вполне могут подружиться.

— Вряд ли.

Галли поправил кошку и нахмурился.

— Не надо так говорить.

— Почему?

— Нехорошо. Повторяйте лучше: «Кто устоит перед Джоном?»

— Ответ: «Дядя Аларих».

Воцарилось молчание, если забыть о пчелах, птицах и шофере. Наконец, Линда сказала то, о чем постоянно думала:

— Неужели за это действительно могут посадить? Галли с удовольствием рассказал бы о пеликанах, которые беспрепятственно женились на подопечных, рассказал бы — но не мог.

— Боюсь, это так, — ответил он. — Джонни зря не скажет.

— Он говорит, он готов рискнуть.

— Не разрешайте. Ни в коем случае.

— Конечно, не разрешу. Разве я хочу, чтобы этот ангел шил мешки в подвале? Как несправедливо! — воскликнула Линда. — Братья женились на ком хотели, дядя ничего сделать не мог, а все потому, что они — мужчины. Пыхтел, сопел, а не мог. Только потому, что я женщина…

Речь ее прервало появление такси (Робинсон-младший). Из замка вышел Бидж с чемоданом, за ним — Джон. Бидж положил чемодан в багажник, Джон влез в машину. Такси задребезжало и двинулось; а Линда, с диким криком, побежала в комнаты.

Пересаживая кошку в гамак, Галли был задумчив. Реляций он не ждал, они ему были не нужны. Когда Линда вернулась, он протирал монокль.

— Уехал! — глухо сказала она.