Льдом и мечом - Олег Фомин

— Значит, эти авианы и элементалы — борющаяся воля Клессы, а демоны — воля Зараха?

— Именно.

— А нам-то от этого что?! — Тиморис бежит от увесистого громилы с двумя молотами, толкает к нему других демонов. — Нас же порвут в капусту!

— Клессу нужно убить! — Эгорд уклоняется от молота, вонзает меч в прорезь шлема, громила замирает, туша заваливается набок. — В любом случае!

— Но нас убьют авианы! А демоны растащат на куски наши остатки!

Троица погружается в битву, сердца наполняются яростью, хочется рубить, колоть, замораживать, сжигать… Лишь бы не думать о том, что грядет неизбежная гибель. Эгорд упивается жаром сражения, кровь пьянят едким запахом, воин-маг отдается красному туману безумия, время стирается, каждый удар видится мутной полосой, оставляющей шлейф в форме клинка, но кто знает, быть может, это — слиток из десяти ударов, и не за миг, а за минуту…

Эгорд, Витор и Милита кружились так на балу в Старге, будто плескались в морском шторме, их бросало по всему залу, сотни рук сливались в пену, глаза и бриллианты мелькали так же часто, как сейчас — брызги крови.

Давит не близость смерти.

Зарах так и не падет от руки Эгорда, не заплатит за гибель Витора и Милиты!

Лицо Камалии тоже искажено, но Эгорд завидует, жрица ни о чем не жалеет, ее гнев праведен, чист, она с готовностью отдаст жизнь в битве за свет. Тиморис орудует ледяной саблей, но его дикая резня питается страхом, несогласием умирать, каждый удар так и отдается эхом: не хочу, не хочу!

Авианов становится больше. Крылатые союзники, а скорее всего — будущие враги, с боем врываются в зал из арочных проемов, влетают в окна. Даже от пяти авианов побег возможен с великой удачей, но от двадцати, тридцати, да еще в толпе демонов…

Грохот.

Несколько колонн падают, сыплются тяжелые глыбы, сквозь камнепад врываются два демона-великана. Жуки, досаждавшие за пределами Грифовых скал, только поменьше. Молодые, что значит — неопытные, но агрессивные. Каждый стискивает булаву, озирается до хруста в шее.

Одного тут же облепляют авианы, жук роняет оружие, шар с шипами раздавливает в лепешку стальную кожу доспехов, под которой прятался задиристый самоуверенный демон. Крылья и клювы бьют великана, открывают на его теле красные фонтаны, напор летунов толкает ревущего жука на стену, зал сотрясается от удара.

Второй заносит булаву, шагает вперед.

С пальцев Эгорда срывается ледяная молния. Горло великана превращается в лед, словно в ошейнике. Булава опускается, демон пробует вдохнуть, но вместо легких надуваются глаза. Лапа хватается за горло, хочет сорвать неведомые оковы, но сжимает чересчур сильно — лед лопается, голова падает. Гора мяса оседает, становится гробницей еще для пары-тройки невезучих демонов.

Авианы с криками отбрасывают демонов от Клессы, мечи пытаются разбить цепи, рыдают искрами. Демонов хватают за шкирку, тычут мордами в цепь, заставляют грызть.

Эгорд озирается, демонов ощутимо меньше, Тиморис и авианы успешно держат наплыв с лестниц и коридоров.

Камалия на помосте алтаря, взгляд под ноги, с пальцев летят тонкие лучи, от пола струится дымок.

— Что делаешь? — Эгорд взбирается на помост.

Жрица выжигает на полу знаки. Похожи на те, что перебросили троицу в мысли Клессы, два круга символов, один в другом, и центральная руна.

— Кто-то должен убить Клессу, — говорит Камалия сердито и отчужденно. — Здесь не получится, Клесса очень могущественный, живучий, убить его даже связанного нужно время. Авианы убьют нас раньше.

— Нет…

— Так какого беса мы сюда приперлись?! — Тиморис взбегает на возвышение как ошпаренный.

— Но я могу ослабить Клессу, — продолжает Камалия, пальцы выжигают центральный символ, — мощный удар сделать успею. А вы добьете в реальности.

— Но тебя же…

— Кто-то должен остановить наступление. — Камалия поворачивает к спутникам улыбку и грустный взгляд. — И добраться до Зараха. Хотя бы попытаться.

Сквозь оборону авианов пробивается кто-то особо тяжелый и наглый, Эгорд рад этому чрезвычайно — есть куда слить пар. Глаза наливаются кровью, меч вспыхивает, на демона обрушиваются удары, тот шатается, пробует отбиваться, похож на железное чучело.

Тиморис обмякший, смотрит на жрицу, глаза опускаются… Сабля висит на пальце, рука водит по затылку, вялая как тряпка.

Эгорд возвращается злой, воздух изо рта горячим ветром.

— Так нужно. — Камалия говорит легко, словно все закончилось и они отдыхают на летней полянке. — Я должна расплатиться за то, что обратилась к темной магии.

Эгорд смотрит на Камалию, злость разгорается, превращается в горечь обиды. Так жалел, что погибнет, не сможет отомстить за Витора, за Милиту… А теперь судьба вдруг дарит шанс, гибель отменяется, вперед! Но — без Камалии… Она гибнет за свет, но Эгорду кажется, что пользуется ее жизнью в личных целях, как вещью.

Но Камалия — не вещь! Не чужая!

Помнит, как освобождал ее из башни, нес на руках, беспомощную и прекрасную…

— Войдите в круг, — решительно говорит жрица.

Эгорд и Тиморис угрюмо переставляют ноги.

Камалия одаряет солнечной улыбкой, резко разворачивается к Клессе, сквозь черное железо маски на жрицу падает бешеный взгляд, хвосты гремят цепями. Жрица выкрикивает заклинание, слово за словом, как стрелы, такие же непривычно злые, жадные, как в прошлый раз. Знаки на полу наливаются знакомой сиренью.

Плоть Эгорда и Тимориса вновь распадается на светящиеся сферы, большие и крошечные. Камалия поднимает руку, в ладони копится белый свет для последнего луча, ярче всех прочих, который ранит Клессу, даст Эгорду возможность поразить его в реальном мире.

Вспышка.

Глава 7

Свет размыкается, открывает тот же зал, Эгорд на том же месте. Тиморис открывает рот что-то сказать, Эгорд хватает за плечо, палец касается губ. Тиморис так и замирает, рот нараспашку, через пару секунд осторожно закрывает, боится щелкнуть челюстями.

До Тимориса доходит, что он не в голове демона, а в самой настоящей настоящности, едва удерживается от желания нервно сглотнуть: кадык прыгнет очень уж громко.

Оглядываются столь же осторожно, а то все испортит предательский хруст шейных позвонков…

Зал пуст и чист — ни единой капли крови, ни одного авиана и демона.

Если не считать Клессу.

Эгорд шевелит губами, на ладони струйка за струйкой накапливается сила, ниточки мелкого, как пыль, инея вьются из воздуха, лезут из-под чешуек доспехов, из волос и бровей, закручиваются в клубочек меж пальцев… Крайне долго, но — бесшумно… Если заклинание чуть ускорить, едва слышный звон льдинок может стоить двух… нет, трех жизней: смерть Камалии окажется напрасной.

Огромный демон-полукровка у алтаря — спиной к лазутчикам. Хрипло бормочет какие-то слова, ладони плавно перемещаются вверх-вниз, словно демон поглаживает грани алтаря. Черно-красные крылья то раскрываются, то складываются, будто кузнечные меха. Хвосты огибают высокий ритуальный камень, объяты пеленой тумана, похожего на содержимое котлов-порталов.

Воздух у алтаря вспыхивает огненными символами, на нем каждый миг открываются и зарастают трещины. Камень словно живое существо, точнее, скорлупа, из которой вот-вот проклюнется магическая и невероятно сильная тварь…

Сгусток льда уже с яблоко. Терпение, только терпение… Если понадобится — простоят еще час, лишь бы незаметно скопить мощь для смертельного удара.

Эгорд наблюдает ажурное переплетение синеватых ленточек, словно живая паутина, движение нитей вроде бы успокаивает, помогает привыкнуть к однообразному шитью заклинания, но кажется, что разум путается в этих сетях… Витор, Милита, Камалия… Нужно отомстить, увидеть в глазах Зараха ужас, дикое сожаление, что когда-то посмел убить его друзей, сунуть поганый нос в этот мир. Хочется слышать, как Зарах проклинает день, час, мгновение, когда ему пришла мысль тронуть Витора. Хочет выстрелить эти имена в его мерзкую рожу. Витор, Милита, Камалия!

Миг расправы видится удивительно ярко, сочно, жаждется уже сейчас!

Но Зарах далеко… Здесь только Клесса.

Ничего, Клесса в какой-то мере — часть Зараха, хорошая кукла для репетиции мести.

Эгорд выплывает из пьянящих грез, заклинание готово наполовину, еще несколько минут… Но в уши бьет пугающе громкий стук. Мечты о возмездии взволновали так сильно, что сердце бешеным волком бросается на ребра, те дребезжат как прутья клетки. Взбудораженная мышца колотится неудержимо часто.

Пронесет, не заметит, панически утешается Эгорд. Но лицо Тимориса кричит гневно-перепуганной гримасой, даже напарнику ясно — Эгорд облажался.

Клесса обрывает заклинание на полуслове…

Эгорд бросает, лицо исцарапано ненавистью, ледяная пыль вытягивается в копье.