Ключ Эдема - Макс Ридли Кроу

– Где он теперь? – бесцветно спросил Вадим.

Узнав от бездомной, где живет бывший главврач, он не поверил, но спорить оказалось бессмысленно. Вернувшись к ожидающим его ассасинам, Вадим сообщил, что есть адрес. Подробности никого не интересовали, и они снова заняли места в фургоне. Кондиционер спасал их от жары, но за целый день езды тело устало, ноги затекли, и в целом, появилось огромное желание пройтись по узким тропинкам пешком. Тем более, что им предстояло проехать по красочной дороге мимо горы Кара-Даг, в чьих очертаниях явно виднелся лежащий в море верблюд, хотя поэтически настроенными людьми было решено, что склон горы напоминает профиль художника-пейзажиста Александра Волошина.

Объехав вокруг горы, они спустились по вьющемуся серпантину к побережью. Микроавтобус пришлось оставить на каменистой площадке, а дальше идти пешком. Колин остался охранять автомобиль. Едва ли кому-то придет в голову в той глуши угонять транспортер, но рисковать оборудованием они не имели права. До ближайшего поселка было несколько километров, здесь же, в тени заповедника, коим была объявлена гора Кара-Даг, находился приют доктора Григория Митрофановича Рагульского. Хоромами ему служил старый, проржавевший насквозь прогулочный катер, на борту которого выцветшими буквами было написано: «Нептун».

– Это точный адрес? – спросила Сэб, чертыхнувшись, когда очередной раз подвернула ногу на осыпающихся камнях.

– Ржавое корыто возле горы, – отозвался Вадим. – Не думаю, что здесь таких много.

Они спустились. Мелкие и крупные камни перетирались под ногами. Прозрачные волны плескались возле поросшего водорослями и мидиями борта. Катер напоминал выбросившегося на берег кита, такое же печальное и красивое зрелище.

Их появление не могло быть неожиданностью. Подкрасться по каменистому берегу было непросто. Заскрежетала и хлопнула металлическая дверь, и неожиданно громыхнул выстрел. Эхо отразилось от горы, прокатилось к самой вершине.

Вадим замер. В руках Алекса очутился пистолет. Сэб присела за крупным камнем, достала из кобуры оружие.

– Убирайтесь, у меня ничего нет, – послышался голос. – А патроны еще остались!

Вадим перешел на русский:

– Мы не воры! – он поднял руки. – Вы доктор Рагульский?

Последовала тишина. Алекс переглянулся с Сэб, кивком головы велел ей поменять укрытие. Она, пригнувшись, подбежала к носу катера, прижалась к нему спиной.

– Нет, – ответили, наконец. – Уходите! Быстро!

Он снова выстрелил, и пуля угодила в камень всего в метре от Вадима. Он отступил назад, чувствуя, как напрягаются и цепенеют мышцы. Не та уже реакция, что по молодости.

– Мы не причиним вам вреда, – на русском произнес Алекс. – Где мы можем найти Рагульского?

Пока он говорил, Сэб по воде прошла вдоль борта туда, где катер осел, увязнув в мелких камнях. Уровень воды там был выше, но металл так прогнулся, что по нему было проще взобраться. Сэб бесшумно вскарабкалась наверх, и Вадим потерял ее из виду.

– Я уже сказал: таких здесь нет. Оглохли?… Ах ты!

Послышалась возня и выстрел. Пуля, улетевшая в небо, жалобно звякнула о камни.

– All right! – Сэб подошла к перилам и махнула рукой.

Алекс и Вадим подбежали к катеру и взобрались на борт.

Сэб держала в руках свой пистолет и ружье, из которого отстреливался доктор Рагульский. Вадим не сразу смог его узнать. Этому человеку было лет семьдесят, и он походил на живой труп: лысый череп покрывали клочья редких седых волос, пигментные пятна сделали кожу болезненно-желтой, один глаз закрывало белесое бельмо. Он был одет в обноски и очевидно голодал. Сейчас же несчастный старик лежал на грязных досках, испуганно глядя на обступивших его незнакомцев.

– Это он? – спросил Алекс на английском.

Вадим подтвердил.

– Доктор Рагульский, – обратился к нему старый моряк, присев на корточки, – вы еще соображаете?

– Что вам нужно? – спросил тот дребезжащим голосом.

Не похоже, чтобы старик лишился рассудка, хотя едва ли его нахождение на катере и внешний вид свидетельствовали о здравом уме.

– Я был вашим пациентом, – Вадим опустил глаза всего на мгновение, и снова посмотрел в лицо врача.

Сколько таких бедствующих стариков по всей стране. Одни тянут руку, просят на хлеб, другие – умирают, напившись дешевой водки. Возможно, кто-то достоин сочувствия, даже жалости, кто-то заслуживает помощи, но не этот человек. Рагульский был врачом-психиатром, экспериментатором, бесчувственной советской боевой единицей, чьим оружием были медикаменты и чудовищные пытки, за которые никто никогда не привлечет его к уголовной ответственности.

– Я никого не помню, – бескровными синюшными губами прошептал Рагульский.

– Проект «Гидра» вы помнить должны. И то, как заперли выживших мальчишек в своих крошечных камерах. И то, как неделями держали нас связанными. Мы лежали там, в собственной моче и говне, думая, что лучше бы пристрелили на трибунале, чем лечили. От чего нас лечили, кстати?

Рагульский смотрел на него зрячим глазом, распахнув рот. Возможно, он снова бы отнекивался, но, покосившись в сторону Алекса, затем Сэб, все же ответил:

– Я выполнял приказ. Ты же знаешь, тогда было другое время.

– Время – всегда другое, законы физики никто не отменял, – усмехнулся Вадим. – А нелюди – это величина постоянная. Говори, что ты там с лечением химичил, иначе вот эти…

Он указал на своих спутников:

– …спросят тебя иначе.

– Я старый больной человек, – принялся ныть доктор, представляя собой жалкое зрелище. Если бы Вадим не знал его прежде, то его сердце сжалось бы от сострадания. – Голодаю, пенсии нет. А вы меня пугать будете?

– Ты стрелял в нас, – напомнил Вадим, – а не мы в тебя. Так что лучше напрягись и вспомни, что было в том проклятом госпитале.

Наконец, здравый смысл проснулся, и Рагульский перестал изображать припадочного старца. Он поднялся и, хромая, прошел в трюм. Здесь было сухо, воняло машинным маслом, грязной постелью, старыми засаленными тряпками и посудой. Доктор сел на сколоченный из досок стул, гостям присесть не предлагал, но они и не особо хотели.

– А что вам рассказать? Рассказать-то нечего. Госпиталь наш официально значился, как ведомственный санаторий для военнослужащих. К нам поступали пациенты с контузией, неизлечимыми психическими травмами. Однажды привезли целую команду, это был 86-той год, как раз перед Чернобылем. В марте. Поначалу боялись огласки, но когда рвануло, стало не до того.

– И мы что, всем отрядом контуженные были? – прорычал Вадим.

Рагульский повернул к нему голову:

– А что ты помнишь про «Гидру»?

Вадим напрягся, но за провокационным вопросом ничего не последовало. Вспоминать не хотелось. Все равно, что загонять иглу под ноготь.

– Я постарался это забыть.

– Ты? – усмехнулся Рагульский, и его почти беззубый рот скривился. – В этом нет твоей заслуги.

– О чем ты говоришь?! – Вадим невольно сжал кулаки, и зубы заскрежетали так, что заболела челюсть. – Ты что, память мне стер?

Рагульский рассмеялся, и это было страшно. Звук напомнил лай дряхлой умирающей собаки.

– Стереть память невозможно, это миф! Ее можно только заблокировать. Ну а дальше механизм работает на самоочищение.

– Мудак вонючий, – Вадим не удержался и, схватив старика за грудки, рывком поднял со стула и встряхнул. – Что ты тявкаешь?!

В глазах доктора появился страх, он распахнул рот, судорожно вдыхая.

– Отпусти его, – Алекс придержал моряка за руку. – Это не ложь. Человеческая память так устроена. Она постоянно проигрывает события, как в записи, копирует их и уничтожает исходники. Но эти копии – не точные клоны первичной информации, они – ее пересказ. Поэтому людям свойственно что-то забывать или запоминать в искаженном виде. А если какой-то участок воспоминаний заблокировать, он не будет перезаписываться. То есть фактически – сотрется.

Вадим медленно разжал пальцы и брезгливо отряхнул руки. Доктор рухнул назад на стул, который захрустел под его тяжестью.

– Какого хрена?

«Зачем было так с нами поступать? Мы что, крысы какие-то? Кролики?!» – Вадим чувствовал, как тяжело бьется сердце. Он тоже совсем не мальчик, и переживания так просто не проходят. На секунду перед глазами потемнело, но он взял себя в руки.

– Что это был за проект? Какое задание?

– Я не знаю.

Кулак Вадима просвистел в воздухе. Рагульский сжался, закрывая голову руками:

– Я не знаю! Клянусь! Не знаю!

Он пугливо выглянул из-под руки, посмотрел на разъяренного моряка, затем на Алекса, который будто между прочим проверил наличие патронов в магазине. Выпучив глаза, он хриплым шепотом прокричал:

– Я могу назвать адрес, куда сдавал отчеты.

– Москва, Кремль? – горько усмехнулся Вадим.

– Нет, – доктор был даже удивлен таким предположением. – Это в ГДР, тьфу ты, в Германии. Мюнхен.

– Мюнхен? – не веря собственным ушам, переспросил Вадим. – У немцев? Какого лешего?