Лю - Морган Спортез

— Будь лапочкой, товарищ, — шепнул мне на ухо мэр. — Принимай желаемое за действительное, старый мир изменился!

И тут же в толпе приглашенных меня окружили таким вниманием, что мне стало казаться, будто я нахожусь посреди римской арены, как тот гладиатор (Кёрк Дуглас) в «Спартаке» — он шел на прошлой неделе по «Франс 2». Мэр, к которому быстро присоединились неразлучные Баб* и Бижу*, в мини-юбках и лакированных черных ботфортах («Привет, Лю!» — бросили они мне), взял меня под руку и в сопровождении Жан-Поля, Арлетт и пекинеса повел по кругу, представляя гостям, как пони — зрителям в Зимнем цирке: я пожимала всем руки! Среди людей, которых я знала, здесь были месье торговцы готовой одеждой, СДФ и РМИ (он был с той же блондинкой, что и на фотографии на ночном столике — своей женой Беатрис, — сделала вывод я как последовательница Декарта). Там были также ЖДД, СС, зам. госсекретаря по культуре, колумбийский банкир из «Богота Лимитед» в сопровождении трех колумбийцев — сигары во рту, напомаженные, зачесанные назад волосы, черные очки и запахнутые пиджаки. Я заметила также шейхов, эмиров, двух негров в белых бубу, двух очаровательных топ-моделей — американку и русскую, которых звали ЦРУ и КГБ.

— Наша новая ПГД, на которую наш город возлагает большие надежды! — ни к кому не обращаясь конкретно, повторял мэр и тянул меня за собой, словно баржу по Сене.

— Мадам ПГД, мадам ПГД, — эхом подхватывали робкие и навязчивые незнакомые голоса, в которых иногда проскальзывали южные нотки, что напоминало мне приглушенное пение баритоном, а незнакомые лица вытягивались немного вперед в знак почтения к моей особе. Я же небрежно кивала головой, чтобы выразить этим милейшим людям свое удовлетворение.

В это мгновение какой-то оркестр — скрипки, виолы и гобой, — состоящий из странных туземцев, нелепо выряженных в джинсы, кроссовки, майки и парики в стиле Людовика XIV или XV, стал аккомпанировать в ритме рэпа какому-то молодому арабу в американской бейсболке, затянувшему на местном языке с легким деревенским акцентом песню:

У меня все приметыбандитаантипатиченжестокаллергия к полиции

Кажется, эта хваленая группа называлась: Lord Mayor's Nowhere City Band…

Затем мэр представил меня нескольким «шишкам», с которыми, как он объяснил, мне придется иметь дело, когда я сяду в кресло ПГД в его городе.

«Что? Я не останусь в Париже? — с тревогой подумала я. — Меня отправят в ссылку в провинцию, когда я только-только начала вести веселую жизнь здесь? Я буду прозябать также, как монсеньер Терезо (в сутане из черного шелка от Кардена), епископ не-знаю-какого-города и ПГД „Благотворительности без границ“; или как доктор ССФ, ПГД „Спида без границ“; или как доктор ТСФ, ПГД „Переливания крови без границ“; или как ОСФ, ПГД „Органов без границ“; или как МЖМ, крупный кинопродюсер; или как КЛ, важная птица в „Креди Лионне“ („Черт, я могла бы поговорить с ним о своем счете!“); или как ППТТ (этого типа я где-то видела); или как ФАО (сеньор Фредерико Альберто Ордонез, колумбиец, ПГД „Угольных залежей“); или как ОПА из компании „Пешиней“ — все виды упаковок; или как ДБ, ПГД группы „Даю Бетон“ — крупной строительной компании; или как пожилая элегантная дама, похожая на Джоконду и выглядевшая немного потерянной среди всех этих господ». Я не без волнения пожала ей руку, когда мне сказали, что она была любовницей Марселя Дюшана. Все эти важные шишки, среди которых находилось несколько темных личностей, все они с уважением, а может, и с завистью, и уж точно, с восхищением взирали на меня, так как мне предстояло стать их влиятельной партнершей. Среди них выделялся один господин в серо-голубом костюме от Смальто, желтом с зелеными подковами галстуке от Кардена, белой оксфордской рубашке, красноватым лицом, освеженным туалетной водой «Запахи лета» от Лагерфельда. Это был сам СЖЕ — всемогущественный ПГД водного ведомства.

— Спасибо за этот жакет из серебристой лисы, — поспешила поблагодарить я щедрого благодетеля, щупающего с видом знатока мягкий ворс на моем жакете.

— Пустяки! — возразил он и добавил: — В следующий раз это будет цигейка.

Вскоре он захотел поподробнее объяснить, чем занимается, и мы пристроились в уголке возле окна с мэром, женой-любовницей, пекинесом (зовут Мао) и Жан-Полем. Я воспользовалась этим и незаметно включила Дика, спрятанного в моей сумке, чтобы ничего не упустить из умных уроков великого ПГД и прослушивать их — «повторять» — дома в спокойной обстановке.

— Водное ведомство, — не без торжественности объяснил СЖЕ, — работает в мутной воде и по контракту с мэрией должно, подвергнув ее очистке, подать потребителям в виде проточной воды.

— Это ясно как божий день, — сказал Жан-Поль.

Я согласно кивнула. Мне действительно показалось, что мэру хотелось, чтобы я кивнула. Тогда месье СЖЕ стал щупать себя по карманам. Ничего не найдя, он объяснил, что хотел закурить, но забыл сигареты.

— Вы любите «Мальборо»? — поинтересовалась я.

Не дожидаясь ответа, я вытащила из сумочки пачку.

Он посмотрел на нее и ответил:

— Я не использую эту марку, я предпочитаю «Дюрекс».

Тут до меня внезапно дошло, что по рассеянности я предложила ему коробочку с японскими презервативами «Олла» (я никогда с ними не расстаюсь).

— Но тем не менее я возьму один, всегда может понадобиться, — спокойно продолжил он. — Вы позволите?

Он взял из моей приоткрытой коробочки один презерватив в элегантной серебристой упаковке. Жена-любовница тоже захотела взять один («Вообще-то я предпочитаю „Маникс“, прекрасное облегание!» — не преминула она добавить). Мэр очень этому удивился, так как всегда считал, что она предпочитает «Дуо». Жан-Поль признался, что привык к «Профитекс». Но тоже стащил у меня один («Забыл свои, а в наше время это равносильно самоубийству».), затем, бросив плутоватый взгляд на жену-любовницу, разошелся: «Возьму-ка я еще и второй».

Вскоре ко мне потянулись все приглашенные, жаждущие получить по презервативу. Даже епископ не-знаю-какого-города встал в очередь. Можно было подумать, что это святоши, рвущие друг у друга святые мощи! «Правда ли, что „Олла“ намного приятнее в употреблении?» — спрашивал один. «И более прочные?» — спрашивал второй. Возле меня завертелась толпа возбужденных низкопоклонников. И я, Лю, скромная Лю, робкая Лю, неизвестная Лю, превратилась в центр этого торнадо, засасывающего в свое нутро тайфуна притягивающие и завораживающие глаза сказочного циклона — и это была Я — Мадам ПГД.

В одном из своих ранних произведений (1844) Гручо Маркс писал: «Кредит — это мнение, которое политическая экономика выносит по поводу моральных устоев человека». Ошибка: чем более низкими становились моральные устои той, какой я была, продающейся всем властям шлюхи, тем больше повышался мой кредит.

Во всяком случае, мои моральные устои хорошо оплачивались. Я сидела в кресле и, любуясь своими красивыми длинными ногами, закинутыми друг на друга, в чулках, отливающих серебром и потрескивающих при прикосновении, ликовала от счастья, наслаждаясь и торжествуя (а в это время другая, рыжеволосая неудачница, отраженная в оконном стекле, гнула спину, зеленея от злости и ревности…). Раб в белой ливрее (но без цепи на шее) принес шампанское. Вероятно, по этому случаю, опьяненная новым чувством самоуверенности, немного вскружившим мне голову, я решила сказать кое-что важное своим низкопоклонникам: «Несмотря на потрясающие объемы потребления парижанами этого напитка, невозможно представить с научной точки зрения, чтобы так много месье Клико скончались в такой короткий промежуток времени и оставили столько вдов. Поэтому можно предположить (замечательная гипотеза!), что один или все (если их было несколько) месье Клико были полигамными и при жизни имели столько жен — от десятка до, может быть, тысячи, — сколько осталось вдов, когда они умерли!»

Моя диалектическая логика поразила не одного из присутствующих. Правда, должна признать, что эта проблема, остававшаяся так долго нерешенной, часто будила мое воображение. И ее решение, которое я так неожиданно обнародовала, значительно укрепило мое положение в свете на рынке шлюх, порабощенных Большим Капиталом. Меня засыпали аплодисментами… А некоторые из гостей даже попросили автограф.

Мэр, более красный, чем обычно, снова сунул во что-то нос (у него это мания!), раза четыре чихнул и стал пробиваться в самую гущу гостей, как тот пастух среди овец, держа руку на сердце, с глазами, влажными от волнения, и крича:

— Разве я вам не говорил, что Лю сногсшибательна? Что она именно та женщина, которая нам нужна? The bright woman in the right place[23]! Она станет душой моего города, мозгом моего центра, кровью моего округа; вместе с ней мы изменим жизнь, мы изменим свой образ жизни! Вперед на штурм Будущего, товарищи, старый мир рухнул! Да здравствует Лю, да здравствует товарищ ПГД, да здравствует Франция, да здравствует свободный Квебек!