Битва за Рим (Венец из трав) - Колин Маккалоу

Еще до того, как последний человек умер в ноланском свином загоне, Геркуланум перешел на сторону италиков и перебил своих римских граждан. Радостный, уверенный в себе, Мутил начал развивать наступление на море. Молниеносные рейды были во второй раз предприняты против Неаполя, а также против Путеол, Кум и Таррацины; это создало на побережье Лация конфликтную ситуацию и обострило назревшие противоречия между римлянами, латинянами и италиками. Командир флота Отацилий упорно отбивался, и ему удалось предотвратить захват италиками портов за Геркуланумом, хотя многие строения на побережье сгорели и погибло большое число людей.

* * *

Когда стало ясно, что вся территория полуострова к югу от Северной Кампании занята италиками, Луций Юлий Цезарь стал держать совет со своим старшим легатом Луцием Корнелием Суллой.

— Мы полностью отрезаны от Брундизия, Тарента и Регия, — мрачно заметил Луций Юлий Цезарь, — в этом нет никакого сомнения.

— Если это так, то нам следует забыть о них, — ободряюще ответил Сулла. — Лучше сосредоточить внимание на Северной Кампании. Мутил осадил Ацерру, а это означает, что он движется к Капуе. Если Ацерра сдастся, Капуя также падет. Сердцем она с италиками.

Луций Цезарь уселся с обиженным видом.

— Как ты можешь быть таким… таким веселым, если нам не удается сдержать Мутила или Видацилия? — спросил он.

— Я весел, потому что мы победим, — решительно ответил Сулла. — Поверь мне, Луций Юлий, мы победим! Ты же знаешь, это не выборы. На выборах досрочное голосование определяет результат. Но на войне победа в конечном счете достается той стороне, которая не сдается. Италики сражаются за свою свободу, как они говорят. Сейчас, при поверхностном взгляде, это может показаться лучшим из всех побуждений. Но это не так. Это смутное представление. Это идея, Луций Юлий, и не более того, в то время как Рим сражается за свою жизнь. И именно поэтому Рим победит. Италики вовсе не борются за свою жизнь — в том смысле, в каком борется за нее Рим. Италики знают ту жизнь, которую вели из поколения в поколение. Подобное существование не может считаться идеалом. Вряд ли это то, чего они хотят для себя и своих детей. Но эта их жизнь — она осязаема. Погоди, Луций Юлий, дай мне закончить! Когда италийский народ устанет сражаться за бесплотную мечту, баланс сил сложится не в пользу Италии. Италики не представляют собой единого организма! У них нет общей истории и традиций, как у нас. Они не имеют mos majorum! Рим реален, Италия — нет.

Хотя Луций Цезарь и слушал эти речи, разум его, очевидно, был к ним глух.

— Если нам не удастся сдержать италиков и мы пропустим их в Лаций, мы погибли. И я не думаю, что нам удастся их удержать.

— Мы не пропустим их в Лаций! — настаивал Сулла, ни на йоту не теряя своей уверенности.

— Каким образом? — спросил его болезненный человек, сидя в кресле командующего.

— А вот каким, Луций Цезарь. Я принес тебе добрые вести. Твой двоюродный брат Секст Цезарь и его брат Гай Цезарь высадились в Путеолах. Их корабли привезли две тысячи нумидийской кавалерии и двенадцать тысяч пехоты. Вдобавок ко всему большинство пехотинцев — ветераны. Африка выделила для нас тысячи старых солдат Гая Мария — слегка поседевших, но полных решимости драться за родную землю. На этих днях они должны прибыть в Капую, чтобы довооружиться и пройти переподготовку. Квинт Лутаций считает, что четыре легиона лучше, чем пять недоукомплектованных, и я с ним согласен. С твоего позволения, я пошлю два легиона Гаю Марию на север, поскольку он теперь главнокомандующий, а два других мы будем держать здесь, в Кампании. — Сулла вздохнул, торжествующе улыбаясь.

— Не лучше ли было бы держать их все здесь, в Кампании? — спросил Луций Цезарь.

— Я не считаю, что мы можем так поступить, — ответил Сулла спокойно, но очень твердо. — Потери войск на севере были значительно более крупными, чем у нас. В Фирме вместе с Помпеем Страбоном заперты всего два закаленных в боях легиона.

— Полагаю, ты прав. — Луций Цезарь старался скрыть разочарование. — Несмотря на все мое отвращение к Гаю Марию, должен признать, что я сплю спокойнее с тех пор, как он взял на себя командование. Дела на севере, может быть, пойдут лучше.

— Они пойдут лучше и здесь! — радостно воскликнул Сулла, пытаясь скрыть свое раздражение. Боги, дали же ему такую бесцветную личность в качестве командующего! Он наклонился через стол к Луцию Цезарю, лицо его вдруг посуровело. — Мы должны оттянуть Мутила от Ацерры еще до того, как новые войска будут готовы, и у меня есть план, как это сделать.

— Какой?

— Позволь мне взять два лучших легиона из тех, что есть у нас сейчас, и пойти к Эзернии.

— Ты уверен?

— Поверь мне, Луций Юлий, поверь мне!

— Ну хорошо…

— Мы должны оттянуть Мутила от Ацерры! Ложный марш на Эзернию — лучший способ. Верь мне, Луций Юлий! Я все сделаю и при этом не потеряю своих людей.

— Как ты пойдешь? — спросил Луций Цезарь, припомнив, как Скатон разгромил его в ущелье.

— Тем же путем, что и ты. По Латинской дороге до Аквина, а затем через теснину Мельфы.

— Тебе устроят засаду.

— Не беспокойся. Я буду готов, — жизнерадостно ответил Сулла, настроение которого подымалось тем выше, чем подавленнее становился Луций Цезарь.

Самнитскому предводителю Дуилию два подтянутых легиона, появившихся на дороге, ведущей из Аквина, не показались готовыми справиться с засадой. К концу дня голова римской колонны беспечно входила внутрь теснины, и Дуилий отчетливо слышал крики центурионов и трибунов, приказывавших солдатам быстрее двигаться вглубь ущелья и разбить лагерь до темноты — в противном случае всем им угрожали штрафные работы.

Дуилий вглядывался вниз с вершины утеса, нахмурившись и непроизвольно кусая ногти. Чем было нахальство римлян — верхом идиотизма или блестящей уловкой? Как только первые ряды римлян стали хорошо видны, он узнал того, кто возглавлял их, — это был Луций Корнелий Сулла, легко узнаваемый по своей большой шляпе с обвисшими полями. Но Суллу никто не считал идиотом, хотя его участие в военных действиях пока было минимальным. Его энергичные распоряжения о строительстве сильно укрепленного лагеря говорили о намерении перекрыть ущелье и выгнать оттуда самнитский гарнизон.

— Ему это не удастся, — произнес наконец Дуилий, все еще хмурясь. — Тем не менее мы сделаем сегодня вечером все, что в наших силах. Слишком поздно атаковать, но я устрою так, чтобы он не смог отступить, когда я атакую его завтра. Трибун, поставь легион позади него на дороге и сделай это тихо, ты меня понял?

Сулла вместе со своим помощником стоял на дне ущелья, наблюдая за легионерами, трудившимися над возведением лагеря.

— Надеюсь, это сработает, — сказал его помощник, которым был не кто иной, как Квинт Цецилий Метелл Пий Поросенок.

С момента смерти отца, Квинта Цецилия Метелла, привязанность Метелла-младшего к Сулле не только не уменьшилась, но даже возросла. Он отправился на юг, в Капую, с Катулом Цезарем и провел первые месяцы войны, помогая переводить Капую на военное положение. Назначение к Сулле было его первым настоящим военным заданием со времени германской кампании, и он, горя желанием отличиться, проявил такую решимость, что у Суллы не было оснований жаловаться на его поведение. Какие бы приказания ни получал Цецилий Метелл, он всегда выполнял их неукоснительно.

Красивые брови Суллы, выгоревшие за эти дни, приподнялись.

— Это сработает, — отозвался он невозмутимо.

— А может быть, лучше остаться здесь и выбросить самнитов из ущелья? Тогда мы обеспечили бы себе беспрепятственный проход на восток, — предложил Поросенок, всем видом выражая готовность.

— А вот это не сработает, Квинт Цецилий. Мы могли бы освободить ущелье. Но у нас нет дополнительных двух легионов, которые удерживали бы его постоянно. Следовательно, самниты вернутся сюда, как только мы уйдем. У них есть эти дополнительные два легиона. Поэтому гораздо важнее показать им, что их непреодолимый заслон вовсе не обязательно таковым является, — довольным тоном проворчал Сулла. — Ну, хорошо, стало достаточно темно. Зажигайте факелы и сделайте так, чтобы все выглядело убедительно.

И Метелл Пий постарался, чтобы у самнитских наблюдателей наверху сложилось впечатление, будто работы по укреплению лагеря Суллы идут бешеными темпами.

— Они решили очистить от нас ущелье, в этом нет сомнения, — уверился Дуилий. — Глупцы! Они заперты здесь навсегда! — В его голосе тоже чувствовалось удовлетворение.

Однако с восходом солнца Дуилий понял свою ошибку. Позади гигантских куч камней и земли, набросанных до самых склонов скал, вовсе не было солдат. Приманив самнитского быка, римский волк ускользнул. Но не на запад, а на восток. Со своего наблюдательного пункта Дуилий мог видеть хвост римской колонны, исчезающей в облаке пыли на дороге, ведущей в Эзернию. И он ничего не мог поделать. Дуилий имел определенное задание: занимать теснину Мельфы, а не преследовать маленькую, но грозную силу на равнине, где не было никаких укрытий. Лучшее, что он мог сделать, — послать предупреждение в Эзернию.