Тревожные сны царской свиты - Олег Попцов

Откуда вообще взялись посредники, которые, со слов правительства, грабят угольщиков, нефтяников, автомобилестроителей? Если во всеуслышание заявляется, что мы не умеем торговать, то ниша неумения мгновенно заполняется теми, кто уверен, что это делать умеет. Раньше он доставал, теперь он посредничает. Откуда взялись эти люди? Все оттуда же. Они ушли со своих прежних мест работы: с предприятий, которые стоят; из институтов, которые закрываются; с шахт, которые сокращают добычу угля. Их породило государство, отказавшееся от своих обязательств по их прежнему месту работы. Они, эти фирмы, и им подобные, рассуждает власть, пусть не ликвидировали, но сократили безработицу.

Какое-то математическое помешательство. Останавливается завод, выбрасываются на улицу десятки тысяч безработных, а посреднические фирмы способны задействовать едва ли 0,3 %. Посредники нынче ближе к власти, чем производители, хотя бы уже потому, что сплошь и рядом они посредники между властью и бизнесом. Они понятнее власти и нужнее ей. У них деньги. И власть черпает свои кадры из колоды посредников, тем самым чисто профессионально еще более отдаляясь от фундаментального профессионализма, реальной жизни. Представителями этой жизни в кабинетах власти становятся не геолог, металлург, нефтяник, а посредник, закупающий продукцию у каждого из них и перепродающий ее другому посреднику. Так страна повсеместно теряет профессиональный навык, свою мастеровитость. Происходящее вписывается в суть изречения, которое так восхищает Бориса Абрамовича Березовского: "Наукой занимаются сегодня те ученые, которые оказались неудачниками в бизнесе".

И, наконец, третье частное президентское определение, логически связанное с двумя предыдущими - указ об отставке Сергея Шахрая. Почему ушел Шахрай, хотя прошения об отставке он не подавал? Это не значит, что о своем намерении он не говорил. Искать объяснение в профессиональном или непрофессиональном исполнении своих обязанностей, как представителя президента в Конституционном суде, нелепо. С этой точки зрения Сергей Шахрай высококлассный специалист. Шахрай работал в разных президентских администрациях. У него есть с чем сравнить. И на этот раз он высказал недовольство атмосферой, царящей в ближайшем президентском окружении. Более того, его не устраивало, что формально он был в подчинении человека, единственным достоинством которого считалась близость к президенту и его семье. Речь идет о Валентине Юмашеве. Профессионально в сфере политики Юмашев не представлял для Шахрая никакой опасности. Юмашев мало в чем разбирался, за исключением, естественно, журналистики. И его прошлая подчеркнутая аполитичность не была наигранной. Он действительно недолюбливал и политику и политиков. Типичная школа "Комсомолки" обозначаться не погружаясь. Волей Бориса Ельцина, но еще более - волей случая - он оказался на правах царского писаря, который обедает не вместе с царской прислугой, а допускается к цареву столу. Избрав судьбу царева летописца, Юмашев получил доступ к самой конфиденциальной информации и право наблюдать эволюцию политиков от заискивающего раболепия перед Ельциным в период их приближенности к президенту до агрессивной ненависти к нему после их отставки. Все это сделало Юмашева хранителем банка интриг.

Ельцин выбрал Юмашева в качестве главы своей администрации исходя из ситуации своего последнего президентского срока, когда ему нужен был человек, многолетно преданный ему. Это во-первых. А во-вторых, для которого и после своего президентства он останется гарантией его успешности, так как вне президентских раскопок, вне шарма президентской семьи Юмашев как журналист попросту перестает существовать. Ельцин с его тайнами президентских недомоганий, властными капризами, прозрениями и помутнениями, заблуждениями и предательствами еще долго будет кормить Валентина Юмашева, и кормить сытно.

А пока Сергей Шахрай недооценил Валентина Юмашева. Будучи неспециалистом и в экономике, и в политике, и в проблемах культуры, образования, и в производственной сфере, Юмашев оказался первостатейным учеником в школе интриг. Юмашев преуспел в той сфере, где Шахрай, как ему казалось, не имел себе равных. Юрист, ставший публичным политиком, а тем более приглашенный за кулисы этой политики, ничем иным, кроме политических интриг, заниматься не будет. А если рассуждать разумно - и не должен. Ибо интриги - это профессия юриста. Прокурор выстраивает интригу обвинения. Адвокат в противовес выстраивает интригу защиты. Нечто подобное происходит и с журналистом, оказавшимся в океане публичной политики. Интрига лежит в основе любой композиции серьезного журналистского материала, на интриге строится любое журналистское расследование. Летопись вне интриги - скучное чтиво. Вне понимания интриги, умения ее придумать и довести до кульминации нет ни писательской, ни журналистской, ни режиссерской индивидуальности. Так что журналист, оказавшийся опять же за кулисами публичной политики, неминуемо начинает заниматься делом, близким ему профессионально.

Шахрай умышленно спровоцировал свою отставку, сыграл на опережение. Его выступление на июньском съезде собственной партии никакого отношения к эмоциональному срыву многоопытного Шахрая не имеет.

Политическая переориентация Шахрая - явление знаковое. Человек, в обязанности которого входит защита интересов президента в Конституционном суде, заявляющий о политической бесперспективности своего патрона и о необходимости партии сменить ориентир, устраивал это действо, конечно же, осознанно. В том, что Шахрай действительно думает так, не приходится сомневаться. Ближайшее окружение аттестовало этот поступок некогда верного оруженосца президента как предательство. Реакция последовала мгновенно. Именно на эту немедленность и рассчитывал Шахрай. Она придала поступку Шахрая ореол изгнанности, наказания за правду, за нарушение обета молчания. Шахрай действовал вполне прагматично и в общем-то честно. Осенью Конституционный суд должен был ответить на вопрос: правомерно ли избрание Ельцина на третий президентский срок? Все действия президента, как и кадровая мартовская революция, были приурочены Ельциным именно к этому событию. Как и все его отрицательные ответы насчет возможности своего трехразового избрания. По сути, мы имеем дело с тактикой давления путем отрицания. Ельцин рассчитывал на положительные экономические аттестации именно в этот момент. Но финансовый кризис испортил общий рисунок. И тот факт, что кризис обрушился как снег на голову и "друга Билла", и "друга Гельмута", и "друга Рю", не сделал этот кризис менее болезненным для "друга Бориса".

А тут еще оказалось, что молодые лошади способны бежать резво, только если запряжены в пустую телегу. После чего обещанная коррекция экономического курса стала похожа на пропущенный сон.

* * *

Тактическая ошибка с неподготовленной отставкой Виктора Черномырдина, которую допустил Ельцин, введенный в заблуждение короткой положительной паузой своего якобы улучшившегося здоровья, хотя этот неадекватный шаг он сделал сразу после недолгого простудного недомогания, можно считать роковой. И дело даже не в том, что на страну обрушились невзгоды финансового мирового кризиса, падение цен на нефть и газ, основных источников доходности государства; рецидив не ухудшения, а провала федеральной политики на Кавказе. Перечислять эти сбои, просчеты нет смысла. Потому как смысл совсем в другом.

Ельцин не может отказаться от наигранных им самим политических комбинаций. Повторив с правительством Кириенко фокус 1992 года по полной аналогии с гайдаровским вариантом, он упустил несколько существенных моментов. Первое - семь лет жизни приближающегося к своему семидесятилетию человека, здоровье которого испытало такие надломы, как операция на сердце, человека, который в течение этих семи лет находился под прессом неблагополучности в стране, а иначе говоря, отрицательных эмоций, - это слишком много. Ельцина надорвала усталость, в чем он не хочет признаться себе.

Антикризисная программа правительства, безусловно, необходима, но она малоэффективна не в силу непродуманности (как всякая программа, сотворенная в спешном порядке, она уязвима, даже если в целом разумна), она малоэффективна в силу разрушенного авторитета власти, полного отсутствия профессиональной логики в кадровой политике. Каприз президента не может быть философией управления страной. А сегодня это именно так.

14 июля 1998 года.

Внезапное предложение президента провести встречи с руководством парламента в Кремле. Формальное обоснование - перед обсуждением в Думе антикризисных законов президент хотел бы... Отточие очень кстати, потому как чего именно хотел президент, угадать не так просто. Поведение нашего президента - всегда сфера угадывания, а не понимания. Так все-таки почему столь внезапно? Потому, что благополучно закончились переговоры о стабилизационном кредите с МВФ? По словам Чубайса, это где-то 20 миллиардов долларов, суммарно, со всеми составляющими. В лабиринте, в который угодила экономика, вдруг обнаружился выход. Победы такого рода, по сути, маловременны. Но на какой-то момент, момент недолгий, они создают ощущение президентского успеха. И Ельцин делает мгновенный ход: давайте соберемся, поговорим, подумаем. Без всякой изнурительной подготовки - соберемся и поговорим. Ни днем раньше - преобладало ощущение безысходности, и собраться в этот момент, значит, засвидетельствовать свою слабость. Ни днем позже ослабнет эффект успешности - все таки 20 млрд $. И потом, впереди президентский отпуск. Он будет омрачен, если за спиной останется накал страстей.