Театр китового уса - Джоанна Куинн

как тряпка, и Дигби влетает в ее комнату, говоря:

– Что случилось?

Она только может сказать, что ей приснился кошмар, такой, где не можешь дышать. Она не упоминает тело во сне, как оно лежало на ее груди, невероятный влажный вес, выдавливающий кислород из ее легких, его глаза, еще открытые и умоляющие ее.

Дигби приносит ей стакан воды. Он говорит ей, что в Северной Африке, в пустынных ночах иногда эхом носились крики солдат, видящих кошмары. Он тихо сидит с ней некоторое время, затем кладет сигарету и зажигалку на прикроватный столик и уходит, чтобы она снова заснула.

Однажды вечером в середине августа от Жан-Марка прибегает мальчик с посланием, что у того есть новости о Софи и Антуане. Больше тысячи заключенных вывели из Френе и посадили в автобусы. По слухам, среди них британские агенты, и их везут через Париж на железнодорожную станцию.

Кристабель слетает по лестнице, останавливаясь, только чтобы медленно пройти мимо пожилого консьержа, затем бежит к велосипеду. Яростно крутя педали, она несется через город, мимо хаотичных потоков немецких машин и грузовиков, которые будто размножились за ночь, как муравьи. Некоторые грузовики заполнены солдатами с пустыми глазами, возвращающимися с нормандского фронта, – покрытыми грязью сражений, по-прежнему сжимающими оружие.

Она замечает, что в кафе собираются толпы, и со скрипом останавливается у одного, узнать, в чем дело. Люди внутри столпились вокруг радиоприемника. Новости быстро долетают: союзники высадились на юге Франции, Сопротивление выступило в их поддержку, немцы отступают по всей стране. Здесь, в Париже, полиция объявила забастовку и марширует по улицам в одних рубашках.

– Свобода – наш путь! – кричит мужчина под согласный хор.

Продолжая путь, Кристабель слышит периодические звуки выстрелов с городских окраин. Она сперва направляется к Восточному вокзалу, потому что поезда на Германию отправляются оттуда. Достигнув станции, она бросает велосипед на землю и забегает внутрь, только чтобы встретить пустоту. Спешащая мимо женщина замечает отчаянное выражение Кристабель, хватает ее за руку и говорит:

– Заключенные? Я слышала, они в Пантене.

Женщина прыгает на заднее сиденье ждущего мотоцикла, который с ревом уносится. Пантен – другая станция, на северо-востоке города. Кристабель садится на велосипед и заставляет себя поставить ноги на педали, крутя их снова и снова.

Когда она добирается до Пантена, тяжело дыша и вымотавшись, то видит нелегкое противостояние. Поезд ждет на платформе, неподвижный под вечерним солнцем. Он состоит из длинной цепочки старомодных вагонов для скота, каждый из которых охраняет солдат СС с пулеметом.

На платформе неподалеку кучка нацистских офицеров, один из которых держит планшет, и большая толпа встревоженных женщин, напирающих на цепочку охранников, которые их постоянно отталкивают. Есть несколько представителей Красного Креста с повязками на руках, которые тоже идут вперед, только чтобы быть отброшенными.

Кристабель пробирается в толпу. Некоторые женщины держат в руках записки, некоторые – свертки с едой и бутылки с водой. Они умоляют охранников пропустить их к тем, кто в вагонах. Охранники игнорируют их. Жар столпившихся на платформе тел удушает. Кристабель опускает глаза и видит рядом с собой маленького мальчика, держащего мать за руку.

– Как давно вы здесь? – спрашивает она мать.

– С обеда, – говорит женщина. Ее губы очень плотно сжаты. Волосы на висках намокли от пота. Кристабель отходит, встает за мальчиком, чтобы защитить его от толкающейся толпы.

Иногда пропускают одну женщину, и она бежит по всей платформе, колотит в двери вагонов для скота, крича имя сына или дочери, мужа или отца. Ответный крик изнутри означает, что охранники ненадолго отопрут деревянные двери вагона и откроют их, чтобы можно было всунуть в чьи-то руки сверток. Когда двери открываются, ждущие на платформе мельком видят заключенных, стоящих внутри, туго набитых в вагоны. На это из толпы поднимаются крики – какофония имен – и ответно растет насилие охранников, которые отталкивают женщин, стреляют в воздух.

Возле ближайшего вагона Кристабель замечает девочку лет десяти, стоящую возле запертых на висячий замок дверей. Она одета в аккуратное платье, кардиган и отполированные туфли и держит себя очень стойко, как безразличный охранник, стоящий рядом. Девочка время от времени кидает взгляд на свою мать, молодую женщину с младенцем, умоляющую одного из представителей Красного Креста, но большую часть времени она смотрит наверх, на крошечную щель на самом верху вагона, закрытую металлической решеткой. Там Кристабель видит лицо мужчины, руки, вцепившиеся в прутья. Чтобы дотянуться до решетки, его, должно быть, подсадили внутри. Они с девочкой пристально смотрят друг на друга, хотя его руки на прутьях от усилий побелели.

Кристабель встает на цыпочки, чтобы вглядеться в нацистских офицеров, пытаясь понять, кто главный, к кому обратиться. Кажется, нет никакой логики в том, почему они пропускают некоторых женщин, только прихоть разных офицеров в разное время. Она спрашивает женщину рядом:

– Они кого-то выпускают из поезда?

– Я слышала, что они отпустят человека, если вы сможете доказать, что он болен. У меня есть записка от врача, – отвечает женщина, сжимая в ладони смятый листок бумаги.

Кристабель пытается выбраться вперед толпы, но другие женщины со злобой накидываются на нее, когда она пытается протиснуться мимо них.

Ее разум несется сквозь лабиринт всех возможных решений и раз за разом оказывается в тупике. Она думает о попытке доставить сообщение Жан-Марку, предложить какое-то вмешательство Сопротивления, блокаду пути дальше по железной дороге, но она не знает, где он и какой дорогой поедет поезд. Она также подозревает, что им не хватит людей, чтобы попытаться атаковать хорошо охраняемый поезд. Ей нечего передать Софи или Антуану. Ни еды, ни воды. Ее лучшая идея – попытаться подобраться поближе к офицерам и дать им взятку неприметной пачкой денег – отбрасывается, когда женщина перед ней пробует так сделать и уводится с платформы охранником.

Все попытки Кристабель докричаться до охранников оказываются бесполезны. Она пытается утверждать, что Софи беременна, что у Антуана инфекционное заболевание, но ей не отвечают. Она не может даже придумать причины оставаться здесь, но не может уйти. Проходят часы, и крики женщин становятся менее разборчивыми; они больше не кричат в надежде услышать ответ, они кричат потому, что больше не могут ничего делать.

Небо темнеет, и женщины от усталости наваливаются друг на друга, когда раздается внезапный лязг и шипение и с вызывающим тошноту рывком поезд медленно начинает двигаться. Крики женщин на платформе, приглушенные крики из вагонов. Толпа рвется вперед в панике, несколько женщин откалываются от группы, бегут вдоль медленно идущего поезда, несмотря на крики охранников вслед.

Кристабель ждет секунду, ожидая выстрелов,