Эмансипированные женщины - Болеслав Прус

- Кто же из нас играет комедию? - спросила оскорбленная Мадзя.

Панна Элена скрестила руки на груди и, глядя на Мадзю пылающим взором, произнесла:

- Ты являешься сватать меня за Сольского, а сама вот уже несколько месяцев напропалую кокетничаешь с ним?

- Я... с паном Стефаном? Я кокетничаю? - скорее с изумлением, чем с гневом, спросила Мадзя.

Панна Элена смешалась.

- Об этом все говорят, - сказала она.

- Об этом все говорят! Ты извини меня, но что говорят о тебе, о твоем брате? Что, наконец, говорили о...

Тут Мадзя умолкла, словно испугавшись собственных слов.

- Сольский любит тебя. И говорят, женится на тебе... Видно, в его сердце пришел твой черед, - сказала панна Элена.

Мадзя рассмеялась с такой искренностью, что этот смех разуверил панну Элену больше всяких слов.

- Может, ты и не кокетничаешь с ним, - продолжала она со все возрастающим смущением, - но если он захочет на тебе жениться, выйдешь и прыгать будешь от радости...

- Я? Но об этом никогда и речи не было! Я никогда и не помышляла об этом и, если бы даже - упаси бог! - пан Стефан сошел с ума и сделал мне предложение, я бы никогда за него не вышла. Я и оправдываться не хочу, говорила Мадзя, - потому что не понимаю, как можно, будучи в своем уме, верить подобному вздору! Ведь если бы в этом была хоть крупица истины, я бы не жила у них! А так живу и буду жить, хотя бы для того, чтобы заткнуть рот сплетникам, которых я просто презираю. Это все равно что болтать о тебе, будто в тебя влюблен пан Арнольд и ты собираешься за него замуж...

- Это другое дело. За Сольского ты можешь выйти.

- Никогда! - воскликнула Мадзя.

- Извини, но я не понимаю почему? - ответила панна Элена. - Ты ведь ему не сестра.

- Я уважаю пана Стефана, восхищаюсь им, желаю ему счастья, потому что это благороднейший человек, - с жаром говорила Мадзя. - Но все достоинства, какими он владеет, не засыпали бы пропасти, которая разделяет нас. Боже! она задрожала при этих словах. - Да для меня, бедной девушки, лучше смерть, чем лезть в общество, которое уже сегодня от меня отворачивается. У меня тоже есть гордость, - с воодушевлением закончила Мадзя. - И я предпочла бы стать служанкой у бедняков, чем войти в семью, в которой я была бы чужой.

Панна Элена слушала ее, опустив глаза, лицо ее покрылось румянцем.

- Ну, в наше время, - сказала она, - образование и воспитание стирают разницу в богатстве.

- И поэтому ты можешь стать женой пана Стефана, - подхватила Мадзя. Твой отец был богатым помещиком, имел деревни. Мать с головы до ног была светской дамой. Да и ты сама, хоть у тебя нет состояния, светская дама и можешь импонировать семье мужа. А я дочь доктора из маленького городишка, и предел моих мечтаний открыть школу на несколько классов! Ясное дело, я привязана к Сольским, ведь они обещали устроить меня в школу при своем заводе. Я буду обучать детей их служащих и рабочих, вот моя роль в их доме.

Хмурое лицо панны Элены прояснилось, как красивый ландшафт, когда из-за туч проглянет солнце.

- Извини, - сказала она и, нагнувшись, горячо поцеловала Мадзю.

- Вот видишь, вот видишь, какая ты нехорошая! - говорила Мадзя, прижимая ее к груди. - За всю напраслину, которую ты на меня взвела, ты должна помириться с паном Стефаном. Помни, - прибавила она, понизив голос, этого хочет твоя бедная мать...

- Но не могу же я сделать первый шаг, - задумалась панна Элена.

- Он сделает, только больше его не отталкивай. О, я об этом кое-что знаю, да, да! - прошептала Мадзя.

В другой комнате раздался тихий скрип, и на пороге появился пан Казимеж. Он весь сиял: у него смеялись губы, лицо, вся фигура. Но при виде Мадзи признаки радости исчезли, на лбу показалась тонкая морщинка, а в глазах тень меланхолии. С таким выражением он был очень хорош, особенно когда волосы у него были немного растрепаны.

Панна Элена была так увлечена, что, не спрашивая брата о результате разговора с отчимом, воскликнула:

- Знаешь, это все сплетни о Мадзе и Сольском!

У пана Казимежа вид в эту минуту был такой, точно он пробудился ото сна. Он уставился глазами на Мадзю.

- Она клянется, - продолжала сестра, - что никогда не вышла бы за Сольского и что Стефек вовсе в нее не влюблен.

У Мадзи защемило сердце.

- К тому же, - говорила панна Элена, - наша благонравная Мадзя как нельзя верней определила свою роль в их доме. Стефек обещал назначить ее в школу при сахарном заводе, и она говорит, что будет обучать детей его служащих и рабочих и потому привязана к Сольским.

Каждое слово красавицы, произнесенное с насмешливой улыбкой, ранило душу Мадзи.

"Ах, какая она безжалостная, какая неделикатная!" - думала девушка.

- Ничего не понимаю, - произнес пан Казимеж.

- Поймешь, - уже серьезно заговорила панна Элена, - если я скажу тебе, что панна Бжеская уговаривает меня, во-первых, помириться со Стефеком, а во-вторых, выйти за него замуж. Слышишь: это Бжеская советует, от которой у них нет секретов!

- Ура! - крикнул пан Казимеж и запрыгал по комнате. Меланхолия исчезла, как спугнутый заяц из борозды. - В таком случае, милая Эля, ты не станешь напоминать мне о тысяче рублей...

- Будь покоен! - с победоносным видом ответила панна Элена, - я отдам тебе и те деньги, которые еще у меня остались.

Мадзя никогда не могла отдать себе отчет в том, какие чувства владели ею в эту минуту. Ей казалось, что она попала в омут, из которого надо вырваться.

Она встала и протянула Элене руку.

- Ты уходишь? - спросила панна Норская, не обращая внимания ни на молчание Мадзи, ни на ее бледность.

- До свидания, сударыня, - сказал пан Казимеж тоном, который сделал бы честь самому чванливому родственнику Сольского.

"Что же это такое?" - думала Мадзя, медленно спускаясь с лестницы.

Она никак не могла примирить ни глубокое разочарование пана Казимежа с его прыжками, ни ту нежность, с какой он разговаривал с нею за минуту до этого, с этим пренебрежительным прощаньем. А Эля, которая уже называет ее Бжеской!..

Однако, когда она прошлась по улице, на свежем весеннем воздухе, в толпе веселых пешеходов, мысли ее приняли другое направление.

"Но я-то ведь тоже в минуту радости забываю о посторонних. А если это доставило им такую радость, что ж, значит, я поступила правильно. Бедному пану Казимежу уже не надо будет убивать на службе свои способности, и он скорее осуществит свои великие замыслы. А Эля? Что ж? Она как все светские дамы. Уж она-то с ними не растеряется, и пан Стефан будет счастлив. Дорогая пани Ляттер, если бы она могла видеть их радость, она бы непременно сказала мне: "Мадзя, ты хорошая девочка, я довольна тобой". И дом Сольских оживится, о чем так мечтает Ада. И пан Стефан, этот благородный человек..."

Тут течение мыслей ее прервалось. У нее не хватило духа подумать о будущем счастье пана Стефана.

Глава восемнадцатая

Что наделали спиритизм и атеизм

В конце апреля Арнольды пригласили Сольских и Мадзю на вечер, который должен был состояться в годовщину их свадьбы. Они предупредили, что соберется небольшой круг знакомых, среди которых был и пан Дембицкий.

И действительно, одним из первых, кого Мадзя увидела на вечере, был Дембицкий. Он стоял с озабоченным видом у парадной двери, рядом с хозяином дома. Старика можно было бы принять за лакея, если бы не потертый фрак, который к тому же сидел на нем мешком.

- Пан Дембицкий, что же вы не поехали с нами? - спросил Сольский, поздоровавшись с Арнольдом.

- Да я здесь с семи часов, - скривился Дембицкий, кланяясь всем входящим, хотя они не были с ним знакомы. Старик хотел показать, что ему не чужды светские манеры.

По счастью, Ада Сольская взяла его под руку и прошептала:

- Дорогой пан Дембицкий, вы должны весь вечер быть моим кавалером, даже за ужином...

- Отлично! - ответил он с добродушной улыбкой, - а то я не знаю, что делать в этом хаосе.

Они уселись в уголочке и стали беседовать. Однако Дембицкий уставился вскоре голубыми глазами в пространство и забыл о панне Сольской, что в его жизни вовсе не было необычным явлением.

Тем временем Мадзя, которую ввел Сольский, осматривалась в толпе гостей. Ей помогал в этом пан Казимеж, который сегодня был так любезен, как будто хотел загладить в ее памяти впечатление от последней встречи.

"Какой он хороший! - с восторгом думала Мадзя. - Впрочем, он ошибается, если думает, что я тогда обиделась. Я ведь знала, что это они от радости стали так невнимательны..."

- Посмотрите, панна Магдалена, что за народ здесь собрался, - говорил пан Казимеж. - Вот средних лет толстяки, это разные предприниматели, они делали с моим отчимом большие дела. А вон тот немец, с рыжей бородой и усами, будет устанавливать машины на сахарном заводе пана Стефана.

- А! - прошептала Мадзя, желая показать, что ее живо интересует немец, который устанавливает машины.

- Эти молодые люди, вон тот блондин, инженер, со значком на лацкане фрака, и этот красивый брюнет, доктор, ну, и ваш знакомец, Бронислав Коркович, у которого такой вид, точно он разучивает роль Отелло для театрика на Праге, - это все поклонники моей сестры. Могу вас заверить, все они боготворят ее не из корыстных побуждений, - это народ состоятельный. Эля других при своей особе не держит.