Хранитель мечты - Пенелопа Уильямсон

У лавки, в которой торговали специями, Арианна наконец-то смогла отдышаться. Запах корицы и гвоздики живо напомнил ей день на другой ярмарке. Тот день она и Рейн провели вместе, он был почти беспечным по сравнению с днем сегодняшним, так как тогда их семейные проблемы вовсе не казались неразрешимыми. Что ж, тогда Рейн еще не знал, что означает для него ее дар ясновидения. Тогда он еще не отвернулся от нее с ужасом и отвращением...

И вдруг (несмотря на то, что даже здесь вопли торговцев звучали оглушительно) Арианна явственно различила смех мужа. Его невозможно было перепутать, этот низкий и глубокий волнующий смех.

Она медленно повернулась. Рейн смотрел, как дрессированные обезьяны выделывают немыслимые коленца, и, разумеется, рядом с ним была Сибил. Все еще смеясь, он что-то сказал ей на ухо. Сибил тряхнула серебристыми волосами, и ее мелодичный смех естественно вплелся в смех Рейна. Он был чище и звонче перезвона золотых колокольчиков сокола Хью.

«Как же она хороша! Как хороша!» — подумала Арианна. Сибил была нежна, грациозна, хрупка на вид, ее маленький рот выглядел так, словно в любую секунду готов был трепетно приоткрыться для поцелуя. Глядя на ее женственную прелесть, Арианна испытывала почти физическую боль. Рядом с этим среброкудрым ангелом она чувствовала себя неуклюжей и неприметной. Эта женщина знала поцелуи Рейна, она испытала, как он входит в нее! Более того, она когда-то была им любима!

Рейн посмотрел в ее сторону так внезапно, что Арианна не успела отвернуться. Взгляды их встретились, но, конечно же, даже намека на то, что он думал при этом, не отразилось на его лице.

Опомнившись, Арианна сообразила, что граф Хью только что обратился к ней. Она засмеялась, хотя понятия не имела, о чем шла речь, потом озарила его самой ослепительной улыбкой, какую только смогла изобразить.

— Ах, милорд граф, вы такой искусный льстец и так хорошо умеете развлечь даму!

Она позволила Хью подхватить ее под руку и увести, чувствуя спиной упорный взгляд мужа. «Пусть ревнует», — мстительно думала она. Увы! Она и сама ревновала. Она была вне себя от ревности.

— Я искусен не только в разговоре, — говорил между тем Хью, и голос его становился все ниже, все ленивее, все многозначительнее. — У меня есть кое-какие достоинства, которые наверняка пришлись бы вам по вкусу, прекрасная Арианна. Скажите, могу я надеяться получить дар вашей благосклонности?

«Дар вашей благосклонности» — так галантный рыцарь называет те самые плотские утехи, за которые недавно поднял тост Талиазин.

— Я замужем, милорд граф, — сказала Арианна, высвобождая руку, — замужем за вашим братом.

— Брачный обет не цепь, которой можно приковать сердце прекрасной дамы, — заметил Хью, пожимая плечами. — Любовь — пташка вольная, сладость моя. К тому же, если бы вы отдали ее Рейну, это было бы с вашей стороны, по меньшей мере, серьезной ошибкой, если не роковой.

«Поздно, слишком поздно! Я уже люблю его всем сердцем».

Судя по тому, как Хью приподнял бровь, разглядывая ее, эти мысли отразились на ее лице. Но Арианне было уже все равно.

К ее удивлению, Хью как будто не был ни обижен, ни расстроен отказом.

— Сначала Сибил, а теперь вы, — сказал он задумчиво, вздохнул и криво улыбнулся. — Черт возьми, я и сам люблю его! Разумеется, тогда, когда не ненавижу.

Арианна подумала, что впервые сталкивается с таким извращенным видом любви. Ей было странно слышать это слово из уст человека, который так беспечно играл жизнью своего брата, а потом пытался склонить к измене его жену.

...Но в моем сердце, клянусь я душай, будут, как прежде, лишь конь вороной, Славный король мой и Бог.

Песня достигла ее слуха, чистая и прекрасная, перекрыв гомон толпы и крики лавочников.

— Слушайте! — крикнула Арианна.

— Что? — удивился Хью, но она уже увлекала его в том направлении, откуда доносилась музыка.

Она знала, что это поет Талиазин, знала еще до того, как его увидела. Он сидел на перевернутом бочонке из-под эля, держа на коленях лиру и подыгрывая на ней. Когда Арианна протолкалась сквозь окружавшую его толпу, состоявшую в основном из женщин, Талиазин сразу заметил ее. Он отстранил прядь оранжевых волос и подмигнул ей, прежде чем продолжить пение.

С горечью в сердце в седло он вскочил.

Взял свои меч и копье.

Головы сотням неверных срубил,

Множество подвигов вн совершил,

Имя прославив свое.

Но равнодушно молчала вода,

К славе его холодна.

Время прошло. Пролетели года.

Вот в третий раз он явился туда -

И расступилась волна.

Рыцарь, какую принес ты мне весть?

Где твои меч и копье?

Что за душой у тебя теперь есть.

Если не слава, не доблесть, не честь, и не богатство твое?

«Наконец-то, наконец-то, — думала Арианна, — я услышу, чем же кончается эта история!» Ей так давно хотелось узнать, добилась ли дева любви своего рыцаря, соединились ли их судьбы. Это показалось ей вдруг необыкновенно важным, словно ее судьба складывалась в соответствии с судьбой девы озера. Если та, в конце концов, добилась любви рыцаря, это должно было означать, что и она, Арианна, добьется любви Рейна.

Она почувствовала его близкое присутствие и нисколько не удивилась, потому что так случалось уже не раз. Он стоял у нее за спиной, и она едва удержалась, чтобы не прислониться к его груди, ища убежища в его объятиях.

Талиазин продолжал петь. Арианна узнала, что рыцарь, некогда гордый и сильный духом, ничем не ответил на горькую насмешку девы озера. Он был теперь без лат и коня, он не принес с собой ни денег, ни даров. Он просто сбросил то немногое, что на нем было, и опустился на колени в зеленый мох, протягивая к деве ладони, в которых мысленно держал свое сердце.

...Прими меня, дева, — и тело, и кровь, И сердце, в котором отныне любовь, — Чтоб были мы вместе навек.

***

Талиазин умолк, и теплый летний ветер унес замирающий аккорд притихшей лиры. В наступившей тишине послышалось сдавленное всхлипывание. Арианна со стыдом и ужасом поняла, что этот жалобный звук вырвался у нее.

Чуть погодя лира зазвенела снова, дополняя новыми аккордами прекрасную мелодию. Низким и страстным стал голос певца, прежде чем воспарить высоко, наполниться радостью и торжеством.

Дева в объятья тогда приняла Суженого своего.

Пламя желания в нем разожгла, Всю, без остатка, себя отдала, Сделав бессмертным его!

Арианна почувствовала, что ладонь ее рыцаря легла на плечо, и повернулась.

— Какой же ты все-таки ребенок, Арианна, — усмехнулся Рейн и отер ее щеки (как оказалось, мокрые от слез). — Как ты можешь плакать, слушая это? Разве эта история не глупа?