Хранитель мечты - Пенелопа Уильямсон

Он надкусил дольку, и сладкий сок фонтанчиком выплеснулся в рот. Он был не приторно-сладким, а кисловатым, густым и прохладным. До сих пор ему не приходилось пробовать ничего настолько упоительного. Он посмотрел на девушку и улыбнулся, думая: «Кроме разве что твоих губ, милая Сибил...»

— Вкусно?

— Угу. Дай еще кусочек.

Она вложила еще одну дольку необычного экзотического фрукта между его приоткрытых губ. Он всосал дольку в рот вместе с пальцами, которые ее держали. Взяв в ладони подбородок девушки, он заставил ее приподняться на цыпочки для поцелуя. Губы ее на вкус были совсем как апельсин: кисло-сладкие, прохладные.

— Еще кусочек!

— Вы ненасытны, сэр.

— Я думал, тебе это нравится, — усмехнулся он и поцеловал девушку, еще и еще.

— Ты любишь меня. Рейн?

— Да-a...ax! — вырвалось у него, потому что она положила ладонь на его фаллос и сжала его, а потом начала поглаживать сверху вниз, глубоко просовывая руку между его ног. Он чувствовал томление, кисло-сладкое, как вкус апельсина, как вкус ее губ. «Это чудесно, — думал он, — так чудесно!»

— Тогда не покидай меня, — сказала она. Он опустился вместе с ней на желтеющую пожухлую траву позднего лета и начал распускать шнуровку на лифе платья. Он взял в ладони обе ее груди, округлые, как половинки апельсина.

Но он знал, что покинет ее. Если бы он остался, он боялся бы всю свою жизнь, боялся до такой степени, что не мог бы высунуть носа за дверь конюшни.

— Ты женишься на мне? — спросила она, прижимаясь лицом к его шее и щекоча кожу теплым дыханием.

Он поднял голову и долго смотрел ей в глаза. Они были синие, с оттенками пурпура и фиалок — глаза цвета летнего неба на закате.

— Ты обручена с Хью. Ты никогда не осмелишься пойти против воли отцов, твоего и моего.

— Нет, осмелюсь! Нет, осмелюсь! — крикнула она, колотя кулачками по его спине. Потом она взяла в ладони его лицо и сильно сжала. — Я твоя, Рейн. Только твоя. Я ходила к священнику, и он сказал мне, что девушку не могут выдать замуж насильно. Правда, я солгала ему, что вообще не хочу выходить замуж, что собираюсь стать Христовой невестой... — Она залилась смехом, всегда заставлявшим его вспоминать лепестки роз, слегка завернувшиеся на самых краешках. — Только представь себе, Рейн: я — монахиня!

Она умолкла и сделала гримаску, надув губы. Он не поцеловал их, хотя ему очень этого хотелось.

— Когда ты уйдешь, Рейн, я уйду с тобой.

— Сибил, радость моя... ты никак не можешь уйти со мной. Я собираюсь записаться в армию Матильды.

— Значит, ты надеешься, что в один прекрасный день явишься перед королевой Матильдой в своих лохмотьях, босиком и она от восхищения сделает тебя рыцарем? — Она постаралась сказать это насмешливо, но голос ее дрогнул. — Все, что тебя ждет, — это стать пехотинцем с жалким хрупким копьем в руке. Тебя убьют в первом же бою!

Его плоть была плотно прижата к ее животу, и в ней бился нетерпеливый пульс, но в груди он ощущал тяжесть.Он зарылся лицом в ее волосы и глубоко вдохнул запах апельсинов. Он знал, что, вспоминая этот день, всегда будет чувствовать этот запах.

Он отстранился и лег рядом с ней на спину, глядя в небо. Оно было безоблачным и пустым — необъятным, как мир.

— Я не умру, Сибил. Однажды я вернусь сюда, но вернусь не оборванцем, а рыцарем.

Она дотронулась до его щеки и повернулась, опираясь на локоть. Взгляды их встретились.

— Когда ты вернешься, я буду здесь. Я буду ждать... ... — Я буду ждать, — сказала Арианна.

— Конечно, мы ведь не спешим. Просто посиди немного, пока не пройдет головокружение.

Ее голова покоилась на коленях Рейна. Ноги под затылком были нагретыми солнцем и какими-то уютными. Но сам он был сердит на нее. Впрочем, в последнее время он был сердит на нее постоянно.

— Что случилось? — спросил он резко, и Арианна сразу же все вспомнила.

Он потянул ее вверх, пытаясь посадить. Хватка была более жесткой, чем требовалось, и это помешало Арианне заметить тревогу в голосе мужа.

— Ты упала в обморок. Черт возьми, Арианна, ты свалилась в одно мгновение, как подрубленное дерево, головой прямо в воду! Ты могла бы утонуть, если бы не...

— Прекрати кричать на меня!

Она вырвалась и села самостоятельно, однако резкое движение заставило желудок сжаться. Арианна едва успела отвернуться, как ее стошнило в траву.

Она не сразу почувствовала, что Рейн придерживает ей волосы, не давая им свеситься на лицо. Он вложил ей в руки что-то белое, очень мягкое. Это оказался кусок детской пеленки, и она едва не разразилась истерическим, совершенно неуместным смехом. Господи Иисусе, Черный Дракон, самый пугающий, самый жестокий рыцарь во всем христианском мире, победитель турниров и виртуоз меча, путешествует из Уэльса в Англию, обмотанный детскими пеленками!

— Насколько я понимаю, тебя только что посетило одно из твоих проклятых видений?

Арианна спрятала лицо в рыхлую от стирок ткань, чтобы не встречаться взглядом с мужем.

— Ну, и за чьей жизнью ты подглядывала на этот раз?

Она еще глубже вжалась в пеленку, словно это могло заставить горечь исчезнуть из голоса Рейна.

Он стоял на коленях в густой траве, склонившись к ней, теперь же резко и неожиданно поднялся. Арианна решилась отнять от лица пеленку и выпрямиться, только когда услышала, как шуршит трава под удаляющимися шагами.

Вдали она увидела его широкую спину. Рейн исчез из виду, не обернувшись. Лицо ее до сих пор было покрыто испариной, и ветер, овеявший его, нес с собой запах апельсинов.

***

Как только они пересекли траншею и оказались на территории Англии, дорога расширилась достаточно, чтобы по ней могли ехать в ряд десять рыцарей. Тем не менее, Рейн и Арианна ехали бок о бок так, что шпоры их то и дело соприкасались. Он сам выбрал такой способ езды (Арианна называла это «у нее на плечах»), но он ни разу не взглянул на нее с того момента, когда оставил у родника.

Эта область Чешира представляла собой по большей части обширные засоленные болота и пустоши, на которых паслись стада. Солнце обрушивало на дорогу всю мощь своего жара, и воздух впереди зыбился, колебался, словно дым над костром. Арианна старалась дышать неглубоко, но все равно в нос так и лез густой запах коровьего навоза.

В какой-то момент она вдруг осознала, что впервые оказалась на земле своих исконных врагов. В детстве Англия рисовалась ей раскаленным котлом, в котором кишат, выделывая коленца, жуткие на вид черти, то есть такой, какой описывал капеллан преисподнюю. Теперь, двигаясь под палящим солнцем по пыльной английской дороге, она думала с иронией, что в Англии стоит точь-в-точь такая жара, какую рисовало ее детское воображение.