Сексуальная жизнь наших предков - Бьянка Питцорно

– Всё ли вам ясно?

– Если никто не против, я хотел бы ещё раз услышать последние две страницы, – с трудом выдавил Романо Аликандиа, доставая из кармана блокнот и ручку. Он был бледен, как, впрочем, и его брат Витторио, и их кузен Артузи. А вот Санча и Консуэло, напротив, побагровев от ярости и стиснув ручки сумочек, которые они держали на коленях, недоуменно и презрительно оглядывались по сторонам и качали головами. «Только сумасшедший мог такое устроить!» – читалось в их взгляде. Оба мужа, Дино и Джироламо, смущённо покашливали: недостойная реакция, конечно, но чёрт возьми, всему же есть предел! Чего добивался Танкреди Бертран? Хотел высмеять их, оскорбить, унизить?

Нотариус терпеливо прочёл ещё раз, ожидая, пока Романо сделает пометки.

– Впрочем, через несколько дней, как только завещание будет опубликовано, каждый из вас может получить у меня копию, это ваше право.

Указания, оставленные старым доктором, были предельно понятны и не оставляли места для сомнений или каких-либо толкований. На первых страницах завещания перечислялся ряд меньших долей: более или менее ценные семейные артефакты, картины, драгоценности, серебряные приборы, старинный фарфор. Всё это распределялось поровну между племянницами первого и второго поколения, чтобы каждая из них получила что-нибудь на память о дяде. Грация и Умберта Аликандиа (дочери Санчи), Мирелла и Мариза Дессарт (дочери Консуэло), Лукреция и Джиневра Ланчьери (дочери Грации), Санча Аликандиа (дочь Романо), Барбара Аликандиа (дочь Витторио), Ада-Мария Досси (дочь Лауретты) – все что-то получили. Предметы были тщательно подобраны доктором Танкреди в соответствии со вкусами и предпочтениями каждой. Джиневре и двум другим внучатым племянницам, Санче и Барбаре, старик также оставил денежные суммы, которых хватило бы на оплату самых дорогих университетов. Но оплатить ими можно было только обучение: если же эти трое, каждая в своё время, не пожелали бы продолжать образование, означенные миллионы лир отправились бы в приют для девочек.

Другие денежные суммы (непомерно щедрые, как во весь голос заявила Консуэло) предназначались Костантино, горничным и остававшимся на момент оглашения завещания в живых медсёстрам и акушеркам, старым коллегам доктора по больнице.

Слушая документ впервые, Санча и Консуэло, а также их мужья, сыновья и внуки терпеливо ждали, когда прозвучат их имена с указанием доли в наследстве: им казалось логичным, что члены семьи должны быть упомянуты последними, после сторонних лиц.

Две следующих доли застали всех врасплох. Лучшая из квартир, та, что располагалась в самом центре Доноры, отходила доктору Креспи, который также назначался душеприказчиком покойного. А большой загородный дом, построенный Гаддо Бертраном на холме в десяти километрах от Ордале, Танкреди оставил Мириам Арресте, «чтобы та всегда имела крышу над головой, когда решит вернуться на родину».

– Не многовато ли чести? – не смогла сдержать раздражение Консуэло.

Но сюрпризы на этом не кончились. Присутствующие встревожились, когда нотариус произнёс слово «наконец» и стал перечислять единым списком всё оставшееся движимое и недвижимое имущество, а именно «Виллу Гранде» и несколько квартир, антикварную мебель, драгоценности, произведения искусства, автомобили, облигации, акции, банковские депозиты и прочую собственность, не вошедшую в предыдущие доли наследства, включая содержимое домашнего и банковского сейфов.

Получателями этой части (которую Джулио Артузи наскоро оценил в 70 % наследства, а следовательно, ждать было больше нечего) объявлялись в равных долях Ада и Лауретта. Но они не имели права ни разделять, ни продавать имущество, ни даже тронуть хоть одну булавку, пока жива Армеллина, у которой есть полное право пользования этой собственностью. А значит, она может продолжать жить на «Вилле Гранде», где остаются служить Костантино и обе горничных, как если бы её старый хозяин был жив, а также распоряжаться всеми доходами и тратить их по своему усмотрению.

Обеим сёстрам, Санче и Консуэло, а также их детям и внукам мужского пола доктор Бертран не оставил ничего, даже маленькому Якопо, который в последние годы был ему добрым приятелем.

Когда нотариус закончил повторно читать документ, обделённые обменялись вопросительными взглядами: кто первым заявит протест? Видя, что остальные не решаются, откашлялся Джироламо Дессарт: он был достаточно богат, чтобы не подозревать его в алчности, лишь в тяге к справедливости.

– Скажите, нотариус, – начал он, – разрешает ли закон разделение наследства на неравные части и выделение долей сторонним лицам, если живы не включённые в завещание близкие родственники покойного?

– Неотъемлемая часть, – спокойно ответил нотариус, – является обязательным условием в отношении наследников первой очереди. Однако у доктора Бертрана не осталось ни родителей, ни детей...

– Но у него есть две сестры, – возразил Дессарт.

– Сводных сестры, – громко поправила Армеллина.

– Они дочери того же отца. Моя жена и свояченица – Бертраны, как и покойный, – подчеркнул муж Консуэло.

– Простите, – не сдавался нотариус. – Наследники второй очереди имеют права только при отсутствии завещания, а оно наличествует. Доктор Танкреди мог распоряжаться своим имуществом по собственному усмотрению.

– Согласитесь, что исключение сестёр и племянников, не побоюсь его слова, абсурдно! – огрызнулся Дино Аликандиа.

Нотариус только развёл руками:

– Не мне судить. Полагаю, обе синьоры получили свою долю наследства Бертранов, когда скончался их отец. Прочие не могут ни на что претендовать. Мне очень жаль, но закон говорит об этом ясно.

Он закрыл папку и встал, всем своим видом показывая, что собрание окончено. Остальные тоже начали подниматься, с шумом отодвигая стулья. Исключённые из завещания старались достойно принять удар. Плакали только двое: Консуэло, которой, несмотря на суровые взгляды сестры, так и не удалось сдержать