Песнь моряка - Кен Кизи

телевизоров. Холодный огонь возбужденных атомов. Он, должно быть, отражается от ребристого зеркала перламутрового двора Салласа и сквозь окно проходит в трейлер.

Она где-то читала, что атомы кислорода порождают красное, желтое и аквамариново-зеленое свечение, из азота получается фиолетовое, неоново-синее, а еще эти томные капли электрического лайма. Стало даже немного обидно от такой малоромантичной разгадки – всего-то возбужденные атомы в унылых физических сферах. Тогда она припомнила другую, более классическую интерпретацию. За секунду до того, как сон, качнувшись низко, потребовал ее к себе, она вспомнила лекцию по мифологии, прослушанную в университете Сан-Франциско. Согласно фольклору викингов, северное сияние – это игра света на золотых щитах воинственных валькирий, которые сопровождают души героев, направляющихся по небесам и радужному мосту в Валгаллу, где их ждет награда за доблесть. Ах, классика! Куда лучше, чем фиолетовые пилюли или арлекинские фантазии, и уж точно лучше холодных физических фактов из верхних слоев атмосферы. И правдивее – в своем первобытном мифическом смысле, в каком мир, увиденный Сезанном, правдивее мира Уайета или мир Поллока – мира Пикассо, Шагал – Хоппера… пока истошный крик, прорвавшись сквозь мечтательную дрему, разом не опроверг все теории – физические, фантастические, романтические, мифические:

– И-и-и-и… Божечки, я же говорила! Они сожгли папину бойню!

20. Берегись, дерьмо, идет воздуходув

Ее прозвали – ибо она сполна была наделена душераздирающим шармом худенькой сиротки из старых черно-белых (мне нечем платить за комнату – но вы должны платить за комнату) мелодрам, – ее прозвали Нелл.

Она была средней сестрой Шулы – той самой, которую дядя Айзек убеждал: ну конечно, они будут с тобой играть. Ей было шесть лет от роду, и ее настоящее имя представляло собой месиво из гласных, гортанных и фрикативных звуков, завязывавшее узлом самый изворотливый язык даже дома. Что до значения этого имени, то его не понимала даже она сама – что-то про мелкую камбалу, кольчатых червей и опоздания к церковной службе, чем-то как-то вместе соединенных. Так что Люди Кино звали ее Нелл, ну и ладно – на самом деле какая разница.

Кроме уютной комнаты в мотеле, Люди Кино предоставили ей и ее родичам нечто вроде комнаты ожидания для кинозвезд – часть пустого крыла на втором этаже старого консервного завода. Комнату называли «артистической уборной», хотя ничего артистического там не было. Просто большой деревянный зал, ободранный и некрашеный. Никакой обшивки поверх старых сосновых досок на полу, никаких панелей на стенах. Трубы и провода торчали из рваных щелей, как вены и сухожилия из освежеванного тюленя. Но никто из родичей не жаловался. Здесь были ванная, плита и полный буфет еды. Здесь был большой уютный угол с раскладушками, чтобы спать или смотреть по телевизору мыльные оперы. Здесь были видеопокер и блэкджек. Здесь им было куда удобнее, чем дома. Там они тоже жили в деревянном доме, которое мужчины племени построили своими руками, чтобы сохранить статус аборигенов и прилагаемые к нему гранты ООН. Но люди Нелл были не очень хорошими плотниками. Они больше привыкли к снегу.

Нелл любила смотреть телевизор, но не очень долго. Она не пьянела от мыльных опер, как ее дядюшки, кузины и бабушка с дедушкой. Иногда она смотрела по утрам что-нибудь музыкальное до того, как старшие уставятся в свое мыло. После чего отправлялась гулять по доскам. Дощатая тропа тянулась вдоль трех сторон консервного здания на всех трех его этажах. К внешним перилам дорожек крепилась длинная стена из балок, холста, мелкоячеистого проволочного забора и папье-маше, которую возвели киношники и покрасили снаружи. В истории про Шулу она служила утесом. С той внешней стороны стены как раз и проходили съемки. Сквозь фальшивый утес много не увидишь, но кое-где имелись щели, замаскированные под гнезда куликов и травяные кочки. Если встать на нужный уровень дощатой тропы и правильно угадать щель, можно поглазеть на очередную сцену. Если не угадал, все равно нужно стоять на месте и ждать. Сначала гудел гудок «Внимание», потом звенел звонок «Полная тишина». Как только начинались съемки, никому не разрешалось двигаться вдоль тропок или вверх-вниз по лестницам, чтобы не было шума. Если не послушаться, тебя поймает красной точкой сигнализация, и придется переезжать обратно в Шинный город, к другим таким же отщепенцам. На глазах у Нелл такое происходило трижды. Сама она после «Полной тишины» никогда не делала даже шага. Ни единого.

Это означало, что нужно не просто догадаться, какое место сегодня будет самым удобным, но и занять его заранее. Лучше до того, как закончится музыка. Иногда предупреждающий гудок звучал совсем рано, когда они еще были у себя в спальнях или в комнате ожидания. Тогда появлялся шанс найти хорошее место, откуда видна вся сцена. У Нелл никогда не получалось, даже если она уходила раньше, еще до гудка «Внимание». Мальки прыгали прямо через перила вверх и вниз, проворные, как ящерицы, в своих черных резиновых подштанниках. Лучшие щели располагались на верхнем уровне, и там всегда было полно мальков, как бы шустро она ни мчалась по ступенькам – по занозистым ступенькам из сосновых досок. Очень обидно.

Поэтому сегодня, когда музыка уже заканчивалась, она подумала: а пойду-ка я вниз.

Друзья-мальки, конечно, удивлялись, глядя, как она топает босыми ногами вниз, тогда как они сами неслись вверх.

– Здоро́во, малая! Эй, Нелл, ты куда? С первого этажа ничё не видно. Там даже щелей нет.

– «Я кот одноглазый, я в щелку смотрю»[100]. – (Эту песню всегда играли перед гудком «Внимание».) – Я найду себе дырку, вот увидите.

На нижней тропе она поняла, что они имели в виду. Нигде ни одной щели. Здесь был фасадный фундамент, который после того большого урагана забили опорами, противовесами и закрепительными балками. Словно длинная деревянная пещера тянулась под всем зданием, и нигде ни трубочки света, который указывал бы на смотровую щель.

В дальнем углу старого консервного завода Нелл рассмотрела другие ступеньки, ведущие куда-то в темноту. Она была уверена, что находится в самом низу, но вот же ступеньки. У верхней висела цепь, и на ней табличка с надписью, но Нелл не смогла бы ее прочесть, даже если бы хватало света. В детсаду при женском монастыре она выучила несколько слов по-французски, но по-английски различала лишь М, Ж, Вкл и Выкл.

Поднырнув под цепь, она зашагала вниз, чувствуя ногами точно такие же толстые занозистые ступени. Фиолетовое свечение дощатой тропы растаяло наверху. На нижней ступеньке Нелл нащупала решетку, толкнула, и та открылась. Холодная пустота засасывала, слышался плеск невидимого моря. Нащупав воду пальцами ног, Нелл замерла. Плеск отдавался эхом в кавернозной темноте. Выходит, под консервным заводом