Сильванские луны - Натанариэль Лиат

и всегда, Лунолис приблизился к нему из теней.

‘привет.’

Почти без удивления Лексий понял, что рад его видеть.

– Ты был прав, – сказал он просто для того, чтобы сказать хоть что-то. – Там, в пустыне. О том, что домой я, кажется, уже не вернусь.

Слова Ларса эхом отдались в голове: ни в Леокадии, ни в Урсуле уже не сомневаются в том, за кем будет победа. И, в конце концов, Элиас был прав. Мечтать можно о чём угодно, но сколько в каждом из них ещё осталось жизни?

‘разве?’

Лис подошёл ближе и сел у его ног.

‘любовь здесь. братья здесь… почему дом не здесь?’

Он задал этот вопрос таким невинным, таким серьёзным тоном, что Лексий неожиднно спросил себя: а правда, почему?

– Но этот мир мне чужой, – напомнил он.

‘ты бы не стал воевать за чужое.’

Лунный зверь склонил голову, обернул пушистые хвосты вокруг лап.

‘я знаю… знаю, что чувствуешь. я родился не здесь… далеко. но не всегда остаёшься там, где родился. не это важно.’

И Лексию показалось, что он его понял.

– Ты скучаешь по своей хозяйке?

Сколько одиночества могло поместиться в этих бездонных синих глазах? Сколько никому не нужной любви? Сколько тоски, отвергнутой преданности, воспоминаний о том, чего больше нет?

‘всё ещё помню её запах. чую её во сне. как будто здесь. как будто совсем рядом…’

Лексий искал слова и ответил не сразу.

– Ты знаешь, – наконец сказал он, – там, откуда я родом, есть книга… один из героев которой ужасно похож на тебя… и в ней говорится, что, когда даёшь себя приручить, потом случается и плакать.

‘да. правда.’

Какое-то время они сидели в тишине и слушали треск костра. А потом Лунолис ни с того ни с сего сказал:

‘дай мне свой камень.’

Лексий не сразу сообразил, о чём он. Ах да, медальон…

‘да. его. не бойся. всего на минуту…’

И зачем Лису вдруг понадобилась эта вещица? Лексий пожал плечами, но послушно снял шнурок и надел его на подставленную лисью шею. Стоило медальону коснуться золотисто-белой шёрстки, как светлые прожилки в камне засветились мягким светом – и снова погасли.

‘готово… возьми.’

Всё ещё ничего не понимая, Лексий подчинился.

‘завтра колдуй без опаски. когда… если… исчерпаешь себя, он поможет. силы, которую я передал, хватит на долгую жизнь…’

Лексий застыл. Он не был уверен, что не ослышался. Что правильно понял.

Этот двухвостый призрак подарил ему возможность не выгореть. Дойти до своего предела – и выжить. Это не защищало от оттийских мечей, но…

Ох, боги.

– Но как же ты сам?.. – выдохнул он.

‘мне не жалко. в нас жизни хватит на тысячи людских… не убудет. ты слышишь. ты отвечаешь… не исчезай. хочу, чтобы ты остался.’

Вот ведь как оно бывает.

Лексий проглотил вставший в горле ком.

– Что я могу для тебя сделать? – спросил он. – Или… дать взамен?

Лунолис поднял голову и заглянул ему в лицо.

‘тепло. можно мне? не нужно много. чуть-чуть… только капельку тепла. ничего больше…’

Лексий ки-Рин, когда ты успел дать себя приручить? Почему тебе хочется заплакать над чужой болью?..

Тепло. Немножко тепла… Лексий задумался, как его отдать, и сообразил: обнять. Горло вдруг сдавило, когда он вспомнил, кого обнимал ещё так недавно. Человека, не выдержавшего груза боли. Девушку, у которой только брал, ничего не давая взамен…

– Забирай хоть всё, – горько улыбнулся он. – Кажется, оно всё равно никому уже больше не пригодится…

Он раскрыл объятия, и, встав на дыбки, Лунолис положил передние лапы ему на грудь, а голову – на плечо. Это было как… обнимать большую призрачную собаку, добрую и тёплую, когда ты всё время немного боишься, что, если сожмёшь её слишком сильно, руки пройдут насквозь. Ощущения были непривычными и непонятными, но, странное дело, пока Лунолис щекотал ему щёку своей шерстью, Лексий чувствовал себя… хорошо. Наверное, вот это и называют миром в душе…

‘неправда,’ сказал Лис. ‘тебя любят сильнее, чем ты думаешь. пусть даже кольца на сердце. пусть даже палец без кольца…’

– Лексий!..

Это был Элиас, и он был не один.

Лексий вздрогнул и выпустил Лунолиса из объятий. Тот бросил быстрый взгляд в сторону звука – и пропал, словно его и не было.

Второй ки-Рин ввалился в круг света, обнимая за талию… девушку. Ростом почти с него, тощая, с узким бледным лицом и серовато-русыми волосами, подстриженными короче, чем у иного мальчишки с Земли… Лексий никогда её не видел, но узнал сразу.

Бывают ли вообще такие чудеса? Когда говоришь о своём самом большом желании – и оно сбывается, хотя казалось невозможным? Но как иначе можно было объяснить тот факт, что в объятиях у Элиаса была его Луиза?

Ошеломлённый, Лексий встал им навстречу.

– Там-… прибыл обоз из Урсула… – выдохнул Элиас, – и ты… тебя… – он зажмурился и сжал переносицу пальцами, – боги, я-…

Диагноз не вызывал особых вопросов: парень был совершенно не в себе от счастья. Похоже, он пытался сообщить что-то важное, но находился слишком не здесь, чтобы внятно облечь свою весть в слова.

– Про́пасть, ты ж мой оратор! – Луиза закатила глаза. – Пусти, я сама.

Она отпихнула Элиаса локтем в грудь и, уперев руки в бока, встала перед его обескураженным другом.

– Ты Лексий ки-Рин? – осведомилась она без предисловий.

Лексий растерянно кивнул.

– Ну так слушай: тебя там ищет какая-то девица. Мы ехали вместе, и она всю дорогу от города ревела в три ручья. Понятия не имею, кто она такая, но лучше поди к ней, пока вся округа не превратилась в болото, – она повернулась к Элиасу. – Ну всё? Теперь твоя совесть спокойна? Можем мы наконец пойти куда-то, где никого нет?

Лексий уже не слышал, что он ей ответил. Он точно знал, что́ это за девица. Сердце понеслось галопом, и почему-то подумалось: сейчас проснусь…

Элиас и его дама едва ли заметили его невежливость, когда, не прощаясь, он бросился прочь. Им было не до него, и их можно было понять. Лексию тоже вдруг разом стало не до них.

В лагере суетливо разгружали вытянувшуюся вдоль его края вереницу повозок. Лексий увидел ту, кого искал, издали, потому что знал, куда смотреть. Она стояла, прижав руки к груди, одинокая и потерянная среди этих мужчин и лошадей, ящиков, мешков, теней, мечущихся туда-сюда…

– Лада!.. – крикнул Лексий.

Они побежали друг другу навстречу. Едва ли выглядело красиво, жизнь – не фильм, где возможен эффектный кадр, но, честное слово, ничто на свете сейчас не значило меньше.