Одесситки - Ольга Приходченко

Через несколько дней пришли из профкома порто-флота и принесли смотровой ордер на двухкомнатную квартиру, 31 квадратный метр жилой площади, две смежные комнаты на четверых, по улице Перекопской дивизии, дом 45, квартира 27. Дождались... Мне сбили два козла, положили сверху доски, на них матрас, все это с трудом втиснули в крохотную кладовку, бабушка назвала ее кельей, где я и спала с открытой дверью, иначе нечем было дышать.

ТУРУНЧУК

Я совершенно взрослая, я студентка первого курса, мне восемнадцать лет. Первый раз, никого не обманывая, ничего не сочиняя, я с подружкой Галкой Рогачкой поехала к её бабке в деревню. Конечно, сейчас Галка устроит какой-нибудь прикол, она на это большой мастер, может, поэтому меня к ней так и тянет. В одиночку я тихоня «тише воды, ниже травы», а с ней как прорывает.

— Ну, чего сидишь? Мазаться будешь? — Не выдержала подруга.

— Не хочется никуда идти, там комаров тьма.

— Кавалеры местные обмахивать будут, да, Лыдочка? — И плюнула в коробочку ленинградской туши, усиленно растирая щёточкой. — Лыдочка, у нас хорошие кавалеры? Ну, не стесняйся, рассказывай. Лыдочка у нас ещё девушка.

Сорокалетняя тётка, застенчиво улыбаясь, прикрыла беззубый рот рукой.

— Давай Ольку здесь замуж отдадим!

— Да за кого? — на полном серьёзе удивилась вечная девственница.

— За Мандрыку!

— Так вин же, Галка, твий жених, — пыталась возразить тётка.

— Для подруги ничего не жалко, от собственного сердца отрываю с болью. Но решено — отдаю, — скорчив в страданиях рожицу, с одним накрашенным глазом, Галка опять плюнула в коробочку, усердно растёрла плевок, принялась за второй глаз.

— А сама як же? — озабоченно переспросила тётка.

— Брата младшего подожду, хлопчик немного подрастёт, всё у него вырастет, вот с Олькой и породнимся.

— Тьфу, так вин ще маленький зовсим.

— Ерунда, только на четыре года младше, к тебе же, Лыдочка, на десять лет моложе сватался, так бабка не разрешила, за хату испугалась, добро своё пожалела. Грушу хорошую с дерева единственной внучке не разрешает сорвать, только гнильём с земли угощает, придётся ночью... — Галка укоризненно посмотрела двумя накрашенными, как у Шахерезады, глазами на побледневшую тетку.

Комаров действительно было видимо-невидимо, пришлось напялить спортивные костюмы, носки, косынки и постоянно обмахиваться вырванной с корнем полынью. Не заметили, как вся деревня погрузилась в полную темноту. «Тыха украинськая ничь», только миллионы серебристых звёзд нависли над нами, казалось, сейчас они все обрушатся на землю, не удержатся там, где-то далеко во вселенной. Вдруг почудилось, будто пришли в движение кометы.

— Загадывай желание, скорее, пока не погасли. Успела?

— А что?

— Молчи, нельзя говорить, иначе не сбудется.

— Галка, а на х... нам эти пацаны? Отдохнуть хочется от всего и всех.

— Вот и отдохнём, а кто нас на лодке покатает, кто раков ловить будет, рыбку? Шуровать по местным садам ты, что ли, станешь?

В конце улицы горел костёр, временами он исчезал, прячась за силуэты прыгающих вокруг огня фигурок. Кавалеры были хоть куда, один другого младше. Мандрыка, которого Рогачка сватала мне в женихи, похоже, был первым парнем в этой деревне. Наши роли с ней как-то сами мгновенно распределились. Мне досталась роль паиньки-тихони, всего стесняющейся наивной девочки, а Галка изображала беспредельщицу. Видно, Мандрыка с ходу определился в своём решении и пристроился рядом со мной. От этого детского деревенского садика тошнило, но спектакль уже начался, теперь нужно доигрывать. На следующий день, когда мы двинули на речку, кавалеры вели себя так, что превзошли все наши ожидания. К компании присоединился Вовки Мандрыки дружок Сашок, подруга моя сразу повеселела, глазки заблестели коварством интриг.

— Галка, я тебя прошу, только не это, бери себе хоть двух сразу.

— Мне, как и тебе, ни один не нужен, но пусть этого поца мучает совесть, бедную девушку бросил, на подружку переключился. Пусть грехи замаливает. Ну, давай, поиграемся немножко, а то от скуки здесь ёкнуться можно.

— Где же ваша речка? Как она хоть называется?

— Турунчук! Не расслышала? Ты что, еще и глухая? — Галка подталкивает меня в спину. — Турунчук!

Целый километр топаем по дороге, с обеих сторон в стоялой воде растёт камыш. Вон он! Широкая подвижная голубая лента обвилась вокруг сказочного острова из плакучих ив. Точно как в песне: «Речка движется и не движется, вся из лунного серебра». Девственные берега красавца Турунчука завораживают, любуюсь ими и балдею, силюсь выдавить из себя хоть слово и не могу. Наконец прорвало:

— А плавать в нём можно?

— Только если хорошо умеешь, течение будь здоров, против — вообще мало кто пробует, и водоворотов полно, слышишь, это они так ревут. Не боись, ребята подстрахуют.

— А сама?

— Сейчас увидишь.

Мальчишки с тарзанки, привязанной к ветке громадного старого дерева, нависшего над рекой, по одному попрыгали в воду. Галка следом за ними ухватилась за край каната, немного покачалась и, долго не раздумывая, спрыгнула. Турунчук мгновенно понес их за собой. «Ну и отчаянная моя подруга», — подумала я. Повторить ее подвиг не решилась, зачем? С моим новым кавалером мы остались одни на берегу. Сидели молча, и вдруг Мандрыка вскочил и так галантно подаёт руку «даме сердца», мол, спустимся ниже. Дама, смущаясь, осторожно пробует воду. Ой, ледяная, мурашки по телу, паренёк объясняет, за ночь остыла, это только поначалу она холодной кажется. Фу, ноги проваливаются в чёрную грязь, она даже меж пальцев пролазит противно, ещё всякие ветки, растения, не порезаться бы. Плюх! Вода обожгла тело, сердце усиленно забилось, заработали сами по себе руки и ноги. А ведь Галка права. Красота! Лежишь, отдыхаешь, река тебя сама плавно, ласково несёт, ты только любуешься небом, деревьями, парящими над Турунчуком птицами...

— Поворачивай к берегу, а то унесёт далеко, — командует Вовка.

— Пусть, так хорошо!

— Там камыш и топь, не выберешься.

Приходится подчиниться. Вовка помогает вылезти на берег, ноги опять в грязи, поддерживает, чтобы удобней было ее смыть. Медленно возвращаемся к нашему месту. Боковым зрением потихоньку осматриваю своего кавалера. А что, хорошо сложен, строен, смугл, и лицо симпатичное — мужественное. Меня, чувствую, стесняется, неужели влюбляется. Интересно наблюдать, как это происходит с другими, но когда с тобой... Как-то не по себе становится, даже в сердце кольнуло. От своих печальных мыслей я громко вздохнула, юноша крепче сжал мою руку.

Собравшись все вместе, переплыли на остров, к старой разбитой лодке, под которой был запрятан незатейливый скарб: железное ведро, дырявая выварка, старая, многократно паянная кастрюля, в которой лежала пачка соли, вязка горького стручкового красного перца и спички. Всё это добро аккуратно было завёрнуто в дырявое выгоревшее женское пальто. Нам с Галкой ребята поручили собрать сухих веток побольше, а сами стали подныривать под берег, ища руками норки с раками. С заданием мы справились быстро и принялись перебирать раков, маленьких сбрасывали назад в речку, а покрупнее складывали в ведро. Костёр вспыхнул мгновенно, мощно затрещали сучья, обдавая нас едким дымом. Мой «жених» отодвинул меня от огня, по-хозяйски усадил на пальто, служившее подстилкой. Галка посмотрела в нашу сторону и, как мне показалось, хитро улыбнулась. Наверное, хотела рассмеяться, но сдержалась.

Первое полное ведро с ярко-красными красавцами вылили прямо на зелёную траву. Мандрыка ловко чистил раков, подавая мне полосатые шейки, а сам впивался ртом в тельце под панцырем. Как только все съели, мальчишки принялись нырять за следующей партией, а мы, опьяневшие от чистого воздуха, голубого неба, яркого солнца, с полными брюшками вкуснейших свежих раков, валялись на траве, не в силах подняться. От вида движущихся облаков кружилась голова, вековые вербы с их бархатно-перламутровыми листочками опус кались вдоль всей реки, и, шелестя ими, казалось, пели только им одним понятную песню.

С острова видны были плавни, ветерок причудливо сбивал пух с пушистых головок камыша, напоминая сошедшего с ума художника, который, не успев нарисовать, здесь же уничтожал своё творение. Неугомонные кавалеры опять развели почти погасший костёр. В этот день мы осилили ещё три ведра, губы вспухли, язык еле ворочался, ногти обломались. Появились проклятые оводы, даже сквозняк, который прилично обдувал остров, не мог отогнать их. Устав валяться на солнце, мы с Галкой передвинулись в тенёк, чувствуя себя и внутри и снаружи уже тоже отварными раками. Забыли про все на свете — про дом, институт, даже родную Одессу, говорили о том, что попали в совсем другую страну, живущую по своим собственным законам тысячи лет, слава Богу, без вмешательства человека.