Новые приключения Шерлока Холмса (сборник) - Майк Эшли

Прежде чем ответить, консул пригладил свою бороду и усы.

– Я был бы рад оказать вам любую помощь, мистер Холмс, но думаю, что, к сожалению, ничего, способного вас заинтересовать, мне не известно.

– И все же ваши ответы вполне могут прояснить несколько моментов, – ответил Холмс. – Например, не могли бы вы сказать, где вы находились в тот момент, когда услышали выстрел?

– В своей комнате.

– Ваша комната была через две двери от комнаты Симеонова, и тем не менее, когда лорд Эверсден и Орман-паша прибежали на место преступления, они увидели, что полковник Юсуфоглу склонился над телом, а вы стоите на некотором расстоянии от него. Почему вы не поспешили на помощь раненому?

– Комната Юсуфоглу находилась между комнатой Симеонова и моей, и он успел первым, – ответил Леонтиклес, и я заметил, что на лбу у него выступили капли пота.

– Значит, полковник был в своей комнате, когда раздался выстрел? – спросил Холмс.

– Думаю, да. Когда я вышел в коридор, он уже стоял на коленях подле Симеонова.

– Господин Леонтиклес, – напрямик спросил Холмс, – господина Симеонова убил полковник Юсуфоглу?

– Нет!

– Похоже, вы совершенно уверены в этом. Почему же вы думаете, что убийца – не он?

– Полковник Юсуфоглу не способен на убийство. Я… я уверен, что он не убивал!

– А вот у графа Балинского, похоже, нет сомнений, что убийца – именно полковник.

– Граф Балинский ошибается, – твердо сказал консул.

– Благодарю вас, господин Леонтиклес, – неожиданно сказал Холмс и встал, чтобы выйти из кабинета.

Когда мы дошли до двери, он остановился, чтобы полюбоваться на небольшую статуэтку, которая стояла на столике у окна.

– Я очень интересуюсь древнегреческим искусством. Скажите, это Афродита? – с обаятельной улыбкой спросил Холмс у консула.

– Нет-нет, – ответил тот, встал из-за стола и, слегка прихрамывая, подошел к статуэтке, стоявшей на столике в другом углу кабинета, – вот Афродита!

– О да, конечно! – сказал Холмс. – Позвольте еще раз поблагодарить вас, господин Леонтиклес. Мы не будем больше отнимать ваше драгоценное время.

* * *

– Мы продвигаемся вперед, Ватсон, – сказал Холмс, когда мы сидели в кэбе, направлявшемся на Белгрейв-сквер. – Вы заметили, как он прихрамывает?

Разумеется, я это заметил.

– Причем прихрамывает точно так же, как я после того, как упал, споткнувшись о полено на Харрингтон-Мьюз, – сказал я. – Почему вы не приперли его к стенке?

– В этом не было необходимости. Он и сам обо всем догадался.

– Но теперь, когда он знает, что вы подозреваете его в проникновении в дом Симеонова, не решится ли он бежать за границу?

– Нет, Ватсон, – улыбнулся Холмс, – думаю, этого опасаться не стоит.

В турецком посольстве нас встретил привратник, напомнивший мне джинна из сказки про лампу Аладдина. Он был одет в черные шаровары и богато украшенную зеленую тунику, а на ногах красовались туфли с загнутыми носками. Не сказав ни слова, он взял у Холмса визитную карточку и ушел, чтобы отнести ее Орман-паше. Через несколько минут к нам вышел мрачный молодой человек в феске и отвел нас в кабинет паши.

На этот раз Орман-паша был одет не в парадный мундир, а в черный сюртук. Когда мы вошли, он встал из-за стола, за которым сидел, и тепло нас поприветствовал.

– Мистер Холмс, – сказал он, жестом приглашая нас сесть, – могу ли надеяться, что вы принесли хорошие новости?

– Мы приближаемся к разгадке, – ответил Холмс, – но пока еще остаются некоторые непроясненные моменты. Я надеюсь, что катастрофу можно будет предотвратить.

– Для меня большое облегчение слышать это от вас, мистер Холмс, – ответил паша.

– Тем не менее я хочу задать вам несколько вопросов, а после этого – встретиться с полковником Юсуфоглу, – сказал Холмс, откидываясь на спинку стула. – Орман-паша, если предположить, что болгарский эмиссар был убит не агентами вашего правительства, то у кого еще были мотивы, чтобы убить его?

Паша немного подумал.

– Мне кажется, что из всех гостей, присутствовавших на обеде у лорда Эверсдена, ни у кого не могло быть такого мотива. Все эти люди занимают высокие дипломатические посты, и я совершенно не представляю, что любой из них мог бы выиграть, совершив подобное деяние.

– Не кажется ли вам в таком случае вполне логичным предположение, что убийство действительно совершил агент вашего правительства? Полковник Юсуфоглу стоял на коленях рядом с умирающим Симеоновым; Симеонов, похоже, в последние мгновения своей жизни обвинил его в убийстве; граф Балинский убежден в его вине. По всей видимости, нет никаких улик, которые изобличали бы кого-то другого. Как тут не прийти к выводу, что убийца – полковник?

Паша смотрел на Холмса со смешанным выражением изумления и раздражения.

– Мистер Холмс, – проговорил он, – зачем вы говорите о таких выводах, если сами убеждены в том, что они неверны?

– Почему же вы, ваше превосходительство, полагаете, что я считаю эти выводы неверными?

– Потому, что вы только что сказали мне, что катастрофу можно будет предотвратить. Вы не сказали бы так, если бы были убеждены в виновности полковника Юсуфоглу.

На губах Холмса появилась едва заметная улыбка.

– Сначала надо понять, что мы подразумеваем под виновностью. Не стоит забывать, что в случае с любым убийством для выяснения личности убийцы огромное значение имеет его мотив.

Паша сдвинул брови:

– Боюсь, мистер Холмс, что, каков бы ни был мотив убийцы, его выяснение мало что изменит, если этим убийцей был Юсуфоглу. Желаете ли вы поговорить с ним сейчас?

Холмс кивнул, и паша позвонил в колокольчик. Вошел уже знакомый нам мрачный парень; паша что-то быстро сказал ему по-турецки, он ушел и через несколько минут вернулся в сопровождении высокого широкоплечего человека – полковника Юсуфоглу. Это был настоящий великан со смуглым лицом, густыми черными усами и пронзительным взором. Должен признаться, что мне он показался опасным типом, вполне способным при необходимости убить человека. Паша представил нас друг другу, и мы с Холмсом обменялись с полковником рукопожатиями, после чего он сел на стул, устремив на нас подозрительный взгляд.

– Полковник, – начал Холмс, – надеюсь, вы извините меня, если я буду говорить открыто и напрямик, поскольку на кону сейчас стоит слишком многое. Вам, без сомнения, известно, что вы – главный подозреваемый в убийстве Антона Симеонова. Что вы можете сказать в свою защиту?

– Я не убивал болгарина, – бесстрастно ответил полковник.

– Кто же в таком случае его убил?

– Насколько я понимаю, это ваша задача – найти ответ на этот вопрос.

– Тем не менее мне было бы интересно узнать ваше мнение.

– Я не был свидетелем выстрела, так откуда же мне знать, кто его совершил?

– Что вы имели в виду, когда сказали графу Балинскому, что он знает правду?

– Я хотел сказать, что ему должно быть известно, что у меня не было никаких причин совершать убийство. Даже он должен понимать, что это вызвало бы те самые последствия, которые все мы желали предотвратить.

– Что означали ваши слова “Спросите сами себя, кто убийца”?

Военный атташе беспокойно поерзал на стуле.

– Я предлагал ему подумать получше.

Я заметил, что Орман-паша смотрит на полковника с беспокойным выражением на лице, словно находит его ответы на вопросы Холмса слабыми и неубедительными.

Холмс вскочил со стула:

– Благодарю вас, полковник! Вы рассказали все, что мне нужно было узнать.

Полковник поднялся на ноги, глядя на Холмса со смешанным выражением злости и страха, потом повернулся к Орман-паше и сказал ему что-то по-турецки. Паша кивнул. Полковник еще раз сверкнул глазами на Холмса и быстро вышел из кабинета.

– Орман-паша, – сказал Холмс, когда за полковником закрылась дверь, – есть ли среди служащих посольства кто-нибудь, кто знает болгарский язык?

– Я сам говорю по-болгарски, мистер Холмс, – с некоторым удивлением ответил паша.

– Замечательно. В таком случае, может быть, вы сможете сказать мне, верен ли мой перевод вот этой болгарской фразы? – И он протянул паше небольшой листок бумаги.

Паша взглянул на листок, и меня поразило, как явственно он вздрогнул.

– Что это значит, мистер Холмс? – воскликнул он. – Что вы хотите этим сказать?

– Я хочу сказать, что это дело еще сложнее, чем нам казалось поначалу. Верен ли перевод?

– Верен, мистер Холмс, – ответил паша, удивленно и недоверчиво качая головой.

На обратном пути Холмс остановился у почтового отделения, чтобы отправить телеграмму. Затем он отправился в клуб “Диоген” навестить Майкрофта, а я продолжил путь на Бейкер-стрит в одиночестве. Когда Холмс наконец вернулся домой, он прошел прямиком к каминной полке, и, к моему ужасу, в руках у него появился шприц, при помощи которого он потакал своей единственной слабости.

– Дорогой Холмс, – воскликнул я, – расследование закончено?