Петр Грушин - Владимир Светлов

В 1965 году параллельно с пусками твердотопливной В‑758 в ОКБ‑2 была начата разработка ее варианта с четырьмя жидкостными ПВРД, работающими на керосине. По расчетам, их более высокие энергетические характеристики – удельный импульс мог достичь 1200 с вместо 550 с у твердотопливного варианта – могли заметно уменьшить стартовую массу ракеты. Вскоре Грушин подписал задание на разработку такой двигательной установки, которое было выдано в ОКБ‑670 М. М. Бондарюка, где к тому времени успешно завершили работы над «прямоточкой» для люльевской ЗМ8. Бондарюк, уже подрастерявший приверженцев «прямоточного» направления, взялся за выполнение задания Грушина с удвоенной энергией. И к концу 1965 года в ОКБ‑2 получили капитальный пятитомный проект двигателя РД‑046. А в феврале 1966 года состоялся первый пуск В‑758 с четырьмя РД‑046. Как и ожидалось, ракета с новыми двигателями стала примерно на 200 кг легче, несколько выше стали и ее характеристики.

Но хотя оба варианта ракеты летали до 1968 года, их дальнейшая судьба была предопределена, после того как в марте 1966 года решили закрыть филиал ОКБ‑2. Главный конструктор филиала В. В. Коляскин вернулся к Трушину став его первым заместителем, большинство же работников филиала разошлись по другим предприятиям.

В конечном счете, прекращение работ по В‑758 не было связано ни с неожиданно проявившимися конструктивными просчетами, ни с какими‑либо неудачами в испытаниях. Ракета полностью соответствовала предъявлявшимся к ней требованиям – по скорости, высоте, дальности активного полета, которая могла достигать 70 км. Главной преградой в ее дальнейшей судьбе стала исчерпанность характеристик комплекса С‑75, для которого она предназначалась. Кроме того, преемственность ее конструкции по отношению к уже находившейся на вооружении В‑755 оказалась минимальной. Это была принципиально новая ракета, которая, несмотря на все принятые меры, требовала новой «наземки», перестройки и переоборудования действующего серийного производства.

* * *

Для всецело преданного работе Грушина ракетная техника позволила ему полностью реализовывать свои идеи и принципы, которые он мог бы с не меньшим успехом претворять в жизнь и в любой другой деятельности. В самолетостроении – если бы его первые самолеты оказались более удачливыми, в управлении промышленностью – если бы его востребовали происшедшие в конце 1940‑х годов перемены в минавиапроме, в высшем образовании – если бы он полностью реализовал себя в МАИ.

Трудясь в ракетной технике, позволявшей в те годы работать без оглядки на финансирование и ресурсы, он бескорыстно отдавался порученному делу. Основу грушинской команды тех лет составляли вчерашние выпускники лучших университетов и институтов страны, так же как и он бесконечно преданные работе и гордившиеся ею. Даже не имея никакой возможности делиться со своими друзьями, с семьей информацией о тех больших делах, к которым они были причастны.

8 апреля 1966 года, в последний день работы 23‑го съезда партии, Грушин был избран членом ЦК КПСС. Одновременно с подготовкой к его избранию членом ЦК партии разворачивался и процесс выдвижения Грушина в действительные члены Академии наук СССР. Выборы в активно формировавшееся в те годы при Академии заведующим 301‑й кафедры МАИ Борисом Николаевичем Петровым «Отделение механики и процессов управления» были намечены на июнь.

Характерное для 1950‑х годов стремление руководства страны к тому, чтобы наука была максимально приближена к производству, разделялось Трушиным целиком и полностью. Но в самой Академии наук до начала 1960‑х годов к подобным пожеланиям относились с большой долей скептицизма, нередко выводя из себя Хрущева, который призывал академиков «идти в цеха и на поля» и оставался чрезвычайно недовольным, когда видел, что на осуществляемые им преобразования не откликается, казалось бы, самая живая и активная часть общества – ученые. И как раз создатели самолетов и ракет, набравшие силы в реализации крупнейших проектов и ставшие для страны в считанные годы фактором политического значения, по его мысли, и должны были стать теми свежими силами, приток которых был столь необходимым для научного сообщества.

С конца 1950‑х годов они начали все активнее штурмовать академические вершины, постепенно «захватывая» отделение технических наук Академии, куда друг за другом были избраны А. Н. Туполев, А. И. Микоян, А. С. Яковлев, Г. П. Свищев, С. П. Королев, В. П. Глушко. В результате великие ученые‑практики, занимавшиеся вопросами создания самолетов, ракет и систем их управления, получили подтверждение тому, что их дело, их наука являются столь же фундаментальными, что и математика, механика, физика. Но в отличие от написанных их новыми коллегами по Академии академических трудов они могли предъявить только многотомные эскизные проекты, горы чертежей и отчетов по испытаниям и боевому применению своих «изделий». Это и был, по замыслу Хрущева, тот самый идеальный вариант связи науки и производства.

Пользуясь столь мощной поддержкой, мозг военно‑промышленного комплекса страны в течение нескольких лет стал самым могущественным отделением Академии наук. Впрочем, предпринятая в конце 1950‑х годов попытка избрать С. П. Королева ее вице‑президентом не удалась. Выборы в формально независимой от государства Академии наук оказались чрезвычайно сложным и неуправляемым процессом, даже при одобрении кандидатур в самых высоких инстанциях.

И все‑таки время работало на ракетчиков. Полет Юрия Гагарина, громкие успехи в создании новых образцов авиационной и ракетно‑космической техники сделали неотвратимыми надвигавшиеся изменения. В мае 1961 года было принято Постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР «О мерах по улучшению координации научно‑исследовательских работ и деятельности Академии наук СССР». И вскоре на Общем собрании Академии президентом Академии наук был избран «теоретик космонавтики» М. В. Келдыш, а Отделение механики и процессов управления было признано одним из наиболее сильных и авторитетных отделений Академии.

Но процесс выборов в Академию остался неизменным и столь же мало управляемым. Выборы будущих академиков по‑прежнему проходили в виде тайного голосования на Общем собрании отделения Академии наук СССР, которому предшествовало тайное голосование в специальной экспертной комиссии, состоящей из ведущих академиков отделения. Чтобы лучше ознакомиться с кандидатами в академики на места их работы выезжали специальные делегации, которые давали свои рекомендации.

Но Грушина в Академии знали многие, и не только по его ракетным делам. Большую роль в его выдвижении сыграло и мнение М. В. Келдыша, хорошо знавшего Грушина по совместной работе над ракетами. И 1 июля, с первой попытки, с минимальным количеством «черных шаров», «когорта бессмертных» окончательно и бесповоротно приняла Грушина в свои ряды.

– Вы теперь не принадлежите себе, вы принадлежите государству и Академии, и на ваши плечи ложится тяжелый груз ответственности за то дело, которому вы служите, – слова, сказанные Келдышем на приеме по случаю очередных выборов в Академию, не были для Грушина откровением. Он по‑прежнему был всецело предан своему делу, и открывавшиеся с академическим званием новые возможности являлись для него лишь средством, позволявшим работать еще активнее и целеустремленнее.

В 1966 году информация о Грушине была впервые опубликована в справочнике Академии наук, где, впрочем, о нем было написано лишь то, что Грушин состоит в отделении технических наук Академии. Немногим больше могла порадовать любопытных и Большая советская энциклопедия, в очередном издании которой Грушин был представлен как выдающийся ученый, автор трудов по летательным аппаратам.

Секретность, уже не один десяток лет являвшаяся его образом жизни и образом мысли, продолжала сопровождать Грушина повсюду. Каждое слово, произнесенное им «за забором», приходилось многократно взвешивать, произносить с оглядкой. При этом от самого себя он не говорил ничего, только от лица своего дела.

Находясь в своем новом статусе, в сентябре 1966 года Грушин в составе очередной делегации посетил 25‑ю английскую авиационно‑космическую выставку. Она проводилась неподалеку от Лондона, на аэродроме Фарнборо, принадлежащем научно‑исследовательскому авиационному институту. В отличие от Ле Бурже на этой выставке тогда разрешалось демонстрировать только английские разработки, чем подчеркивалось лидирующее положение англичан в Европе. Впрочем, появления каких‑либо новых идей на Фарнборо‑66 не состоялось. И экспонирование уже хорошо знакомых Грушину комплексов «Рапира», «Сикэт» и «Блоупайп» лишь подчеркивало, что наступает время для смены подходов в ознакомлении с зарубежными новинками.

Вернувшись в Москву из Лондона, Грушин немедленно задался вопросом о том, каким образом на предприятии следует организовать целенаправленную работу по получению информации о новейших зарубежных достижениях. Ведь статус академика и члена ЦК КПСС сделали для него доступными любые, ранее самые невероятные издания: подписка на лучшие зарубежные научно‑технические журналы, редкие книги по ракетной тематике. Обработка же всей поступавшей на предприятие информации стала выполняться в специально созданном отделе, который возглавил Рафаил Михайлович Шмелев. С октября 1967 года этот отдел каждые 10 дней выпускал специальные тематические сборники «Техническая информация за декаду». Первые годы они представляли собой объемные по размеру журналы, которые изготавливались в трех копиях – для Грушина, Коляскина и для хранения в отделе информации.