Уинстон Спенсер Черчилль. Защитник королевства. Вершина политической карьеры. 1940–1965 - Манчестер Уильям

Черчилль хорошо понимал, что скрывается за словами президента. Проблема Рузвельта состояла не в том, чтобы спровоцировать инцидент, а в том, чтобы избежать его. В любом случае «Принц Ойген» без приключений вернулся в Брест; ему не досаждали британцы, и его не обнаружили американцы. Черчиллю предстояло дожидаться другого подходящего случая, чтобы заставить Америку вступить в войну.

Когда в Египте перегруппировали войска, эвакуированные с Крита, Уэйвеллу стало ясно, что ближневосточные силы – флот, армия и авиация – настолько обескровлены, что не будет предприниматься никаких наступательных стратегических операций. Пришло время окопаться и ждать немцев из Сирии в Тобрук, где уже окопались австралийцы – окопались и находились в осаде[932].

Черчилль думал иначе и сказал Уэйвеллу, что «все должно быть направлено на уничтожение сил в Западной пустыне». Наступательную операцию под кодовым названием «Боевой топор» (Battleaxe) планировалось начать в середине июня. Однако к 1 июня из оставшихся от 60 тысяч солдат, которых в марте Уэйвелл отправил в Грецию, не удалось полностью укомплектовать ни одного подразделения, больше батальона. Потери составили две полные дивизии. Более 4 тысяч человек были убиты, 8 тысяч ранены и 21 тысяча попали в плен в Греции и на Крите, включая морских пехотинцев, оставленных на побережье.

Позже Черчилль написал, что Северная Африка и Балканы были просто двумя театрами военных действий, являясь частью более крупного театра военных действий – Средиземноморского, – который, в свою очередь, был частью Европейского театра военных действий, с Атлантическим театром с одной стороны и Российским, после июня 1941 года, с другой. Выступая в палате общин, Черчилль подчеркнул, что операции, предпринятые из лучших побуждений на ограниченных театрах военных действий (Норвегия, Греция, Крит, Северная Африка), которые закончились поражением, вовсе не означают поражения в войне. Хотя годом раньше он сказал британцам, что поражения и эвакуации не ведут к победе. Начиная с Нарвика Великобритания не знала ничего, кроме поражений и эвакуаций[933].

Июнь начался с одной небольшой победы, но опять за счет сокращения армии Уэйвелла. На протяжении недель на Уайтхолл поступали донесения, что правительство Виши позволяет немцам проходить в Ирак через Сирию. Когда в мае вооруженные силы правительства Виши выступили против присутствия войск «Свободной Франции» и британских войск в Палестине и Трансиордании, Черчилль предложил Уэйвеллу атаковать военные корабли Виши, пришвартованные в сирийских портах, «убивая не колеблясь всех, кто противостоит нам». В начале июня, стремясь не допустить увеличения немецкого присутствия в Сирии, войска Уэйвелла и «Свободной Франции» вырвали Сирию у Виши. В течение недели между войсками Виши и «Свободной Франции» шла небольшая гражданская война, но в конечном итоге британцы заняли Дамаск. В письме Рэндольфу Черчилль сообщил, что Сирия больше не находится «в руках лягушатников». Де Голль заявил, что Черчилль фактически украл Сирию. Черчилль не обратил внимания на слова де Голля, а Колвиллу сказал, что ему «до смерти надоел» этот француз. Он будет повторять это с завидной регулярностью на протяжении следующих четырех лет[934].

Поскольку в начале июля события в Северной Африке неуклонно приближались к кульминации, Роммель и Редер решили, что наступает момент, когда можно разобраться с британцами в Восточном Средиземноморье. Редер составил план, предусматривавший наступление на Александрию и Суэцкий канал совместно с Роммелем, который будет наступать в восточном направлении из Западной пустыни. Уступив ОКВ в части необходимости продолжения «Барбаросса» – они не смогли убедить Гитлера отложить русский гамбит, – они доказывали, что отвод в Египет менее одной четверти сил, предназначенных для советского фронта, поможет нанести гибельный удар по британцам на Ближнем Востоке. Черчилль больше месяца ожидал такого согласованного наступления, предупреждая Рузвельта и военный кабинет, что потеря Египта равносильна потери Родного острова. Черчилль регулярно озвучивал этот вопрос, вызывавший его беспокойство, как и проблему, связанную с «поворотом судьбы», как он позже назвал Средиземноморье[935].

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

6 июня Гитлер приказал командующим вермахтом уничтожать всех большевистских комиссаров. «Любой немецкий солдат, нарушивший международное право, будет прощен. Россия не участвует в Гаагской конвенции и поэтому не имеет права на ее покровительство», – заявил он. Ненависть помешала Гитлеру принять правильное решение. В тот самый момент, когда он мог расправиться с британцами в Средиземноморье, он отверг план Редера и Роммеля. Гитлер считал, что намного важнее уничтожить, если потребуется, всех славян, большевиков, комиссаров, судей, врачей, учителей и, главное, в первую очередь, всех евреев в Восточной Европе[936].

Приближалось лето, и потери в кораблях намного превышали британские возможности восполнить их. То, что в Вашингтоне с февраля проводились секретные переговоры британского и американского штабов, затрагивавшие весь круг военных вопросов, вселяло оптимизм, но не способствовало сохранению ни одного торгового судна. Американцы перевели в Атлантику с Тихого океана три линкора и авианосец «Йорктаун», что было бы хорошим подспорьем для черчиллевских конвоев. К сожалению, адмирал Старк, не согласный с решением, удерживал эти корабли у Восточного побережья Америки, что делало их бесполезными для британцев. Если Гитлер нападет на Россию, а Черчилль считал, что так и случится, то не будет по ночам тревожить Великобританию, но ситуация быстро изменится, если Гитлер быстро и решительно победит Сталина. В этом случае американцы могут пересмотреть свое решение относительно поддержки Черчилля, и тогда Гитлер выиграет войну, нанеся решающий удар по Великобритании. Всегда существовала возможность, что какое-то неожиданное событие, где-нибудь, может изменить точку зрения Америки, во благо или во вред европейской стратегии Черчилля.

Черчиллю была необходима победа в сражении с немцами, стратегическая победа, нечто большее, чем беспорядочные боевые действия в Ираке, Сирии и Восточной Африке. Хотя ему не терпелось разобраться с Норвегией – где у Гитлера теперь было семь дивизий, – Черчилль увидел наилучшую для себя возможность на том же театре военных действий, что и Роммель, в Северной Африке. Черчилль отправил новые танки в Египет, хотя знал, что английские танки оснащены пушками малых калибров с откровенно слабой баллистикой (по огневой мощи они уступали однотипным немецким машинам) и имеют тенденцию ломаться. 15 июня Уэйвелл, чьи силы были подорваны операциями в Греции и на Крите, перешел в контрнаступление – приступил к операции «Боевой топор». Роммель, чьи войска стояли у Тобрука, был готов к наступлению британцев. Наступление сразу не задалось. Утром 17 июня, согласно Черчиллю, «все пошло не так». К вечеру стало ясно, что операция «Боевой топор» потерпела полный провал. Все закончилось рядом с ущельем Халфайя, где Роммель установил 88-миллиметровые пушки, которые открыли огонь по британским танкам; уцелел всего один танк. Оставшиеся в живых британцы назвали это место «ущельем адского огня». И снова британцы были вынуждены бежать. Они бежали на восток, от своей цели, Тобрука, который был в 60 милях к западу и все еще находился в осаде. Уэйвелл, прилетев на фронт из Каира, нашел свою армию в полномасштабном отступлении. К тому времени Роммель вдвое сократил численность британских сил. Уэйвеллу ничего не оставалось, как согласиться с мнением своих командующих об отступлении. Почти тысяча британских солдат было убито и взято в плен. Горизонт застилали черные клубы дыма от более чем двухсот британских танков, горевших как маленькие нефтеперерабатывающие заводы. Дверь в Египет открылась, и Роммель переступил через порог[937].