Гений. История человека, открывшего миру Хемингуэя и Фицджеральда - Эндрю Скотт Берг

Джон Смит, США, всегда знал, что может ошибаться. Это и есть терпимость. Он просто всегда делал все, что мог, и уповал на Бога, что никогда никого не подведет и не предаст те принципы, в которые верит». Для Перкинса путь стремлений, который начался для него в Раю, потемнел под сенью огромных целей, которых ему надо было достигнуть. Он знал это, но продолжал идти, поддерживая убедительное спокойствие, даже когда росло личное и профессиональное напряжение. У него не было океана, к которому можно было сбежать, а лишь растущее бремя тревог. Беды авторов, которые те перекладывали на него, становились все более ужасными, а еще часто – жуткими. Один хотел совета Перкинса по поводу дочери, у которой случился нервный срыв. Другой сбрасывал на него проблемы последствий детской травмы, которым самое место в готических сказках – когда автора силой заставили выкопать труп сестры и нарядить его в кукольную одежду. Всегда находились дальние родственники, которым нужно было занять денег, которые искали работу или имели проблемы с браком или законом; женские сообщества, выступавшие против разврата в литературе, этнические или политические – против разделения; молодые люди, которые хотели стать писателями и просили совета; семьи жертв войны; авторы, в книгах которых говорилось, что земля круглая, но все мы живем внутри нее; а также те, кто писал пятитомные работы под названием «Бог». И, проходя через все это, ему удавалось сохранить рассудок, в то время как другие его теряли. И снова об этом знала только Элизабет Леммон. В мае 1945 года она отправила ему несколько писем Тома Вулфа, думая, что Макс, возможно, захочет включить их в сборник личных писем Вулфа, над составлением которого как раз и трудились в Scribners. Макс ответил ей:

«Я и сам писал бы вам чаще, но, в отличие от Тома, не могу писать, когда пребываю в отчаянии. Я взвалил на себя слишком много всего за пределами офиса – мне на самом деле не стоило ввязываться в это». По словам Перкинса, причиной того, что он постоянно оказывается в трудных ситуациях, был вывод, который он сделал, когда чуть было не позволил утонуть Тому Мак-Клэри: «Никогда не уходить от ответственности».

«Формально я этого не делал, – сказал Макс Элизабет. – Но я знаю, что все же сделал, пусть наполовину бессознательно; это словно навязчивая идея, как у генерала Гранта, которая не позволяла ему оглядываться на пройденный путь и в конце концов привела его в Ричмонд».

XXII

Полет шляпы

Джеймс Джонс из города Робинсон, штат Иллинойс, поступил на службу ВВС в 1939 году, а затем был переведен в пехоту, где дослужился до сержанта и был дважды понижен до рядового. Он дислоцировался на базе «Хикэм Филд» на Гавайях и там познакомился с произведениями Томаса Вулфа. Джонс обнаружил целый ряд параллелей между его семьей и выдуманными Гантами.

«Семейная жизнь [Вулфа] была так похожа на мою, а его чувства по поводу самого себя – на мои, что я понял: я был писателем всю свою жизнь, просто не подозревал об этом и тем более не писал. Как только я осознал это – понял, что это было предназначено мне судьбой с самого рождения», – вспоминал позже Джонс. В 1944 году он был награжден медалями «Бронзовая звезда» и «Пурпурное сердце», почетно демобилизован и целиком посвятил себя писательской карьере.

В феврале 1945 года Джонс, на тот момент живущий в Нью-Йорке, закончил черновик очень вулфовского романа «Они унаследуют смех». Следующий шаг был очевиден – он собирался лично отнести его в издательство Charles Scribner’s Sons и показать легендарному Максвеллу Э. Перкинсу. Он отправился в Scribners, неся крепко перевязанную коробку из-под «Eaton Bond», и поднялся на пятый этаж. Там его встретила пожилая дама-администратор и привела к своей стойке. Она сказала, что мистера Перкинса нет в офисе, но, если он оставит рукопись ей, она проследит, чтобы с ней ознакомились. Джонс сказал, что раз Максвелл Перкинс отсутствует, то он просто уйдет вместе с рукописью. Женщина ненадолго отлучилась, а когда пришла, сообщила, что мистер Перкинс только что вернулся к себе через черный ход. Она задержала Джонса для встречи с ним. Это было незадолго до того, как Джонс понял, что никакого черного хода не существует.

Когда невысокий коренастый двадцатичетырехлетний юноша вошел в офис, он ожидал увидеть лицо, которое Вулф воплотил в портрете Фоксхолла Эдвардса. Но Джонсу сразу же стало ясно, что Вулф преувеличил. Джонс, конечно, нашел общие черты, но у оригинала они были гораздо более мягкими, за исключением улыбки.

«Это была хитрая улыбка – такая же, как у Фокса», – сказал он спустя несколько лет.

Перкинс сразу направил тему разговора в сторону службы молодого человека в армии. Вскоре они увлеченно обсуждали войну, и роман был отложен еще до того, как Джонс успел рассказать, о чем он. Их беседа затянулась допоздна, и персонал уже разошелся по домам. Тогда-то Перкинс встал, натянул шляпу на уши и отвел автора в бар отеля Ritz на «чашку чая».

Тем вечером Перкинс так и не прочитал рукопись. На следующий день он отдал ее двум другим редакторам Scribners, и обоим показалось, что сюжет в ней тонковат. Перкинс собирался написать отказ от имени Scribners, но, находясь под впечатлением от автора, решил прочитать самостоятельно. Он нашел в тексте немало причин для восторга.

«Это серьезная заявка на огромную работу, у автора есть характер и эмоциональность писателя», – признался Перкинс агенту Максвеллу Алей, который взял автора под крыло после встречи Джонса с Перкинсом.

«Однако мы пока не считаем, что “Они унаследуют смех” можно назвать полноценным романом или чем-то таким, по поводу чего мы могли бы сделать вам предложение», – ответил он Джонсу.

Джонса это не смутило, и большую часть 1945 года он посвятил переделке романа, чтобы затем повторно принести рукопись Перкинсу в январе следующего года.

– У меня есть планы, которые я надеюсь воплотить в жизнь, и все они зависят от этой книги, – сказал он Перкинсу во время их второй встречи.

И это очень напомнило редактору слова Фицджеральда, сказанные в 1919 году:

– Согласитесь вы или откажете либо посчитаете, что требуется еще большая доработка (я уверен, что нет, но, быть может, мое мнение предвзято), встает материальный вопрос: насколько большим будет аванс и когда я смогу его получить? На данный момент я совершенно разорен.

В ожидании ответа Макса автор отправился автостопом по всей стране.

Перкинс настолько же заинтересовался идеями, которые Джонс описал в своем письме, насколько и самой исправленной рукописью. Кроме прочего, Джонс собирался начать еще одну книгу об армии в мирное время как раз перед событиями на Перл-Харборе. Тип человека, которого он хотел изобразить в романе, был чем-то средним между Флэггом и Квиртом из «Цены славы», драмы Максвелла Андерсона,[297] и персонажами Лоуренса Сталлингса[298] из его романа о Первой мировой войне. Как объяснял сам Джонс, «солдаты в армии почти постоянно очень обозлены на офицеров. В моей армии существовал регламент, согласно которому такие люди, как Квирт и Флэгг, снова становились офицерами. Это классовое различие меня бесило, и именно с этим я хочу бороться в своей книге».

В феврале 1946 года, спустя месяц после того, как Scribners получило переделанную версию «Они унаследуют смех», Джонс вернулся в родной Иллинойс. У друзей Джонса его ждала телеграмма от Перкинса. В ней он предлагал пятьсот долларов за роман с дальнейшей оплатой, которую автор получит, когда пришлет еще пятьдесят тысяч слов.

«МЫ ХОТИМ СОТРУДНИЧАТЬ, – говорилось в телеграмме. – НО Я БОЛЬШЕ ВЕРЮ ВО ВТОРОЙ ВАШ РОМАН И МОГУ ПРЕДЛОЖИТЬ КОЕ-ЧТО ПО ДОРАБОТКЕ “СМЕХА”».

Джонс воспринял предложение со смешанным чувством. «Мое самолюбие было уязвлено, я не хочу бросать первую книгу после того, как вложил в нее столько сил, – говорил он. – Но я знаю истории Ф. Скотта Фицджеральда и Томаса Вулфа – как Макс Перкинс рисковал, но затем творил чудеса с их дебютными романами». Спустя день или два раздумий он послал ответную телеграмму:

«ВВЕРЯЮ СЕБЯ ВАМ И ЖДУ ПИСЬМА… МОЖЕТЕ ОТПРАВИТЬ ПЯТЬСОТ ДОЛЛАРОВ В ЛЮБОЕ ВРЕМЯ».

Перкинс был доволен решением Джонса. Новый роман должен был стать историей молодого, «идущего своим путем» рядового по фамилии Пруэтт, который знакомится с первым сержантом Милтоном Энтони Уорденом. Перкинс считал, что у Джонса призвание изображать «вечного персонажа», и сказал:

«Из того, что вы сообщили, нам показалось, что вы разглядели нечто действительно важное, и вы оказались правы в трактовке природы такого человека, ведь он никогда еще не был изображен таким понятным».

Джонс проигнорировал отказ в публикации первого романа и написал Перкинсу: