План D накануне - Ноам Веневетинов

чувствовали себя церковными мальчиками-хористами против епископа, самыми широкими на свете шляпками против управляемого неподдельным интеллектом гвоздодёра.

Жёлтый дощатый дом на пригорке, на ленточном фундаменте, приземистый, в один этаж, открыт всем ветрам. Флаг департамента и национальный висели так же глухо, как и сшибали с ног новости в их округе. На окнах занавески, их шила жена прошлого начальника. Он сам коротал дни в отставке, но приходил посидеть перед жандармерией, поболтать с ребятами. Цепочка убийств и похищений взбудоражила распорядок, вызвала энтузиазм, тень былых лет, когда всё шло не так уныло, когда он обедал с аппетитом по три часа на трапезу, мазал ночью гусиную печень на хлеб и умиротворённо засыпал. Иногда его привлекали третейским судьёй. В серьёзных делах нынешний начальник, его двоюродный племянник, решал сам. Вот он идёт в горку, раскраснелся, воротничок перекосился, фуражка на затылке. В окнах участка лица жандармов, за ними тот самый посетитель в глубине, раскачивается на стуле и делает вид, что спокоен. Намеренно явился в фермерском платье, в росчерках травы и грязи, на подошвах навоз. Человек от земли, не маклер, не перекупщик наделов, трудяга, каких свет не видывал, хочет всё решить по-свойски, да что там, уже решил. Он влетел, схватил его за грудки и в одном неостановимом движении припёр к стенке между картотечных ящиков, сдвинув их. Стал называть барахлом, mon tabarnac [261], грозил разным. А тот был хитёр, не сопротивлялся и всё сносил. Он снаружи также пока не видел, чем преемник мог бы повлиять; он раззадорился и в конце пообещал, оттолкнувшись от него и бросив воротник, что засадит его старшего через управление в Орлеане, если мясорубки не будет на заднем дворе участка к закату.

Изамбард не дремал и не почивал на лаврах. Взор его был обращён на немецкий город Кассель, обладающий натуральным совокупным пикетом развешивать колбасу, в связи с чем в его окрестностях держались многие стада свиней. Туда ушла вселенская бронь на условиях полной предоплаты на все виды колбас и чего-либо смежного. Заказчикам, тех насчитывалось около дюжины, требовалось почти всё, что висело у них вяленого, недовяленого и недокопчёного. Он имел хорошую прибыль от продажи мясорубок и спустил её всю. Волнения, поднятые держателями мясных хозяйств по ту сторону Кумо-Манычской впадины, в совокупности с отсутствием фабриката обрушили рынок. Продал ли он тогда свои сардельки? Нет — кинул к ногам Хитрова рынка. Кто ждал, тому доставили, помалу сдала архивы улик и полиция. Начали рубить, учитывая спрос на товар, хозяйственники сами взялись за производство и продажу тем, кто раньше производил и поставлял в магазины и лавки, схема изменилась, выросла цена, но, благодаря высокому спросу, почти никто не потерял, как всегда, кроме меценатов жора. Он с самого начала спрыснул внутренние ножи и механизмы мясорубок неким составом, каким, не знали и сами смазчики, тайным образом воздействовавшим на людей. Эффект выявлялся не сразу, возможно, он не активируется никогда, возможно, через какое-то время или при воздействии определённого феномена, дождя из золы, писем, бликов Персеид, вспышек на Солнце.

Кабинеты были устроены так, что участники мало что видели. В плетёных стенах имелись отверстия; она прислонена к одной, кавалер в соседней. С иной стороны он вместо уда подвёл к отверстию губы, хотя это она должна была подвести к отверстию губы. Поначалу Альмандина обрадовалась, что не придётся с обоими сразу, потом огорчилась, ввиду того, что не полностью могла сосредоточиться на разговоре, могущем принести большие выгоды.

— Желалось бы узнать, как там обстоят наши дела и вообще все дела.

— Всё как-то в одном ключе и отнюдь не подземном.

— Ценю твою склонность к метафорам, от женщин этого обыкновенно не ждёшь… Хотя… Словом, желалось бы больших подробностей.

Голова покачивалась, на речи это не сказывалось, в отличие от собеседника, она не утруждала себя понижать тон.

— Показала одному человеку в Чертковской библиотеке, но…

— Что но?

— Мне показалось, что не намеренно, не изначально с этим шла.

— Ты говоришь о спонтанности, я понял.

— Я знаю это слово, не пыжьтесь.

— Ха-ха, звучит ультимативно.

— Ещё она со всё большим остервенением льёт на него всякую дрянь и химикаты.

— К чему-то приводит?

— Особенно ни к чему. Большинство жидкостей скатывается.

— Предпринимаются ли ещё какие-либо шаги, чтоб уж точно сказать, что перепробовано всё?

— В отношении пергамента — нет.

— А в отношении чего — да?

— Мне казалось, наш договор касается только его.

— Хм, возможно, у тебя не хватает видения полной картины соотнести её действия и лист. На первый взгляд они могут быть не связаны, понимаешь?

— О да, однако всё же считаю, что это не связано.

— Ладно, надеюсь, что так оно и есть.

— Теперь бы хотела спросить я.

— О, это любопытно, о чём?

— О «хотя».

— Не уверен, что до конца…

Дело было за обедом, и дама сперва не слишком желала к ним сойти, хотя хозяйка, в чьём доме она гостила, весьма настаивала. Подумать только, сама причина перемены решения оказалась загадочна. Когда все встретились за столом, не спустилась, соответственно, можно подумать, когда её уведомили о времени, она не выказала охоты игнорировать; послала за ней лакея. Тот долго не возвращался, некому было разлить им супу, однако, когда пришаркал, то ни с чем. Тогда она отправилась лично. Г. терпеливо жевал губами, размышляя, какие бы подобрал херы, если б пришла его очередь, и следует ли ему самому вызваться, раз уж хозяйке так приспело её здесь видеть. Довольно тихо было и в доме, знакомица его жила за пределами Москвы, и у неё за окнами всякую минуту не грохотали колокола и колёса бричек. Он услышал, как отворилась дверь наверху, послышались шаги одного. Сообразил, что гостья отказалась спуститься, однако в сей миг во входную дверь постучали. Это оказался почтальон, а после его ухода загадочная мадам буквально скатилась по лестнице. Ну так вот, подбираемся к метафорам. Она-то и сама выглядела как прозопопея смерти. Утянута в вязаный плащ, можно вообразить себе это дезабилье, с глухим капюшоном, который и не подумала скинуть при гостях. Петля ткани очень затеняла, и более того, все слова доносились из этакой тьмы, вне сопровождения лицевых мышц, что столь часто идут навстречу и сообразуются в улыбки, вздымание или опускание бровей и прочие фигуры, помогающие знать настроение или мнение собеседника на ту или иную реалию. Готлиб ожидал заковыристого дискурса для ресурса начать издалека. Весьма занимала причина перемены решения, сам он понял это только теперь. Рано или поздно, но они трое оказались за столом, лакей лениво разлил