Париж - Эдвард Резерфорд

И вдруг неожиданно для всех в Сараеве убивают австрийского эрцгерцога. Какое отношение имело это убийство к Германии или Франции? На первый взгляд – никакого. Но когда Австрия объявила сербам войну, Россия встала на защиту братьев-славян. Германия, состоявшая в союзе с Австрией, была обязана объявить войну России. Россия принадлежала к блоку Антанты и таким образом была связана с Францией. Чтобы избежать войны на двух фронтах, Германия решила быстро раздавить Францию. Германский генеральный штаб во главе со Шлиффеном даже разработал детальный план кампании.

Но не выдвинет ли тогда свою армию огромная Британская империя, чтобы защитить Францию – свою союзницу по блоку Антанты? Может быть. Но в Антанте не имелось четких установок относительно вооруженной поддержки. Британцы могли вступить в войну, а могли и остаться в стороне.

Все решила одна маленькая страна.

А именно Бельгия. Ее создали, когда после падения Наполеона перекраивали Европу. Это была конституционная монархия со скромными королем и королевой. Маленькое, уютное государство, чей нейтралитет признавался всеми без исключения странами Европы.

Крупные французские соединения, готовые к атаке, стояли к югу от бельгийской границы. Германская армия вовсе не желала выходить на них. Но если германская армия пересечет Бельгию, то окажется прямо во Франции, не встретив никаких преград. Дипломатически это было невозможно. Морально – немыслимо. С военной точки зрения – логично.

В августе бельгийский король и его правительство получили от Германии ноту. Она была сформулирована в самых завуалированных и вежливых выражениях. Но смысл ее, ясный как день, мог быть изложен в простых словах:

Нам понадобится пройти через вашу страну и оккупировать ее на время. Когда мы закончим, можете продолжать жить как жили. Надеемся, что вы не будете возражать. Ждите нас через пару дней.

Но бельгийцы возражали. Они сказали, что будут сражаться. Германскому генеральному штабу не приходило в голову, что это маленькое безобидное королевство окажется таким отважным.

А у Британии имелся договор с Бельгией. Там черным по белому было написано, что Британия обязана защищать Бельгию в случае нападения на последнюю. И поэтому Британия немедленно вступила в войну.

Вот так в первые дни августа 1914 года все громоздкие конструкции, возведенные ради сохранения мира старой Европы, с грохотом обрушились одна за другой. Никто не мог предвидеть, что все так произойдет.

К началу сентября Тома Гаскон находился в затруднении. Германская армия, хоть и замедлила продвижение из-за упорного сопротивления бельгийцев, уже вошла во Францию, и ее авангард стоял менее чем в восьмидесяти километрах от Парижа. И каждый парижанин понимал, что это значит.

– Опять повторится тысяча восемьсот семидесятый год. Париж падет. Убегайте, пока есть возможность.

Правительство эвакуировалось. В спешке покинув столицу, оно почти в полном составе отправилось на юг, в Гасконь и крупный порт Бордо, в расчете найти там надежное убежище.

Тома Гаскон с презрением смотрел, как автомобили с руководством страны обгоняют повозки и тачки бедняков.

– Даже если мы решимся уйти, – сказал он Эдит, – я не представляю куда.

И затем случилась удивительная вещь. Новость принес его старший сын Робер.

В шестнадцать лет Пьер, младший сын Тома, уже обогнал отца по росту и превратился в красивого парня с веснушчатым лицом, как у матери. Но когда люди видели Тома и Робера, стоящих бок о бок, то начинали улыбаться. Потому что Робер был точной копией отца.

– У меня больше волос, – весело возражал Робер, но его дядя Люк говорил, что эта разница ненадолго.

– Ты выглядишь совершенно так же, каким был твой отец, когда работал на строительстве статуи Свободы, – заявлял тот. – Через двадцать пять лет ты станешь таким же, какой он сейчас, даже не сомневайся.

Тома и Робер оба были очень сильны физически, оба любили работу под открытым небом и даже обладали сходным чувством юмора. С тех пор как Робер повзрослел, отец и сын с огромным удовольствием стали ходить вместе в ближайшее кафе пропустить по стаканчику.

В восемнадцать лет Робера призвали в армию. Он был назначен в резерв.

– Генерал Жоффр производит перегруппировку. Он не собирается сдаваться! – восхищенно сообщил он семье. – На северном фланге к нам присоединились британцы. Жоффр считает, что на Марне мы сможем остановить Германию. Нас всех отправляют на фронт для участия в наступлении. Вы пойдете завтра смотреть, как мы выйдем из города? – Он ухмыльнулся. – Для некоторых частей выделили транспорт. Но лично я поеду на такси!

Это был уникальный маневр. Десять тысяч резервистов посылались на фронт. У армии имелся транспорт только для четырех тысяч. Решение? Парижское такси!

Десять лет назад наемные повозки были на конной тяге – их и сейчас еще было много в Париже, как и в других частях Европы. Но компания «Рено» создала крепкий и надежный автомобиль – «Рено AG», который стали использовать как такси. Для выполнения патриотической задачи по переброске войск таксопарк выделил шестьсот таких машин в расчете, что каждая сможет сделать две или три поездки.

«Рено AG» был ярким и забавным автомобилем. Он напоминал конную повозку, которую лишили лошадей и поставили на колеса поменьше, а впереди установили мотор. В тот теплый день почти на всех такси мягкие крыши был опущены.

Под аплодисменты собравшихся зрителей первая колонна такси делала круг почета вокруг Триумфальной арки, а потом по две, по три, по четыре машины разворачивались и уносились по Елисейским Полям в сторону Лувра и дальше на восток, к линии фронта.

Молодые парни в кепи, синих куртках и красных брюках выглядели блистательно – совсем как в славные времена наполеоновской армии. С каким галантным щегольством они махали и салютовали из своих авто, проезжая мимо восторженной толпы! Это было так ярко, так стильно, так по-французски. Всего лишь несколько дней назад парижане были перепуганы и готовы бежать, но этот жизнерадостный и безумный парад, казалось, придал им смелости. Когда дюжина автомобилей разом отъехала от Триумфальной арки и вывернула на Елисейские Поля, приветственные крики переросли в рев.

Тома не сводил глаз с проезжей части. Робер был в какой-то из машин, но кто знает, в какой именно! Он сказал сыну, где они планируют стоять, так что Робер тоже будет искать их, если, конечно, сумеет занять в автомобиле место с нужной стороны.

Несколько раз Тома хватал Пьера за руку, думая, что видит старшего сына, и Пьер был готов замахать изо всех сил, но снова и снова Тома мотал головой. И он чувствовал, что Пьер, при всей своей любви к брату и желании попрощаться с ним, начинает скучать.

Но потом наконец он увидел его. Тома был уверен, что это Робер сидит сзади в проезжающем такси и смотрит по сторонам, выискивая взглядом родных.

– Робер! – крикнул Тома так громко, что его услышали бы и на авеню Гранд-Арме. – Браво, Робер!

И он замахал ожесточенно с края тротуара, и Пьер с Люком тоже. Им показалось, что человек в такси приподнял руку в ответ, но, очевидно, там было слишком тесно для более активных действий. И через миг машина уехала.

– Думаю, это был он, – заявил Тома.

– Да-да, он, – подтвердил Люк.

– Он видел нас? – спросил Пьер.

– Несомненно, видел, – ответил Люк.

Было ясно, что он и Пьер готовы возвращаться домой.

– Вы идите, – сказал им Тома. – Я подожду еще немного. – Он по-прежнему не отрывал глаз от вереницы автомобилей.

– Зачем? – спросил его брат.

– Ну… на всякий случай. Вдруг это был не он.

– Это был он, – заверил Люк.

Но Тома промолчал. Люк и Пьер ушли, а Тома Гаскон остался стоять, вглядываясь в каждую проезжающую машину. Потому что он очень боялся ошибиться и уйти раньше времени: вдруг Робер поедет позже и тогда ему никто не помашет? Ведь неизвестно, что может случиться с ним там, на фронте. И потому он махал каждый раз, когда в очередном такси видел кого-то похожего на сына.

Толпа вокруг постепенно редела. Тома провел у Триумфальной арки еще час. Наконец проехала машина с одиноким стариком в цилиндре, после которой уже больше никто не появлялся, и тогда он тоже ушел.

Дома его ждал Пьер с сообщением от Люка: брат просил Тома зайти к нему в ресторан.

Люк сидел один за столом и пригласил Тома сесть рядом, потом налил ему стакан вина.

– Я тут думал, брат, – сказал Люк. – Эта большая атака на Марне – тут ведь как повернется…

– Само собой.

– Если она провалится, то немцы будут здесь уже через неделю. Что тогда станешь делать?

– Не знаю. А ты?

– Подам им ужин. – Люк пожал плечами. – Что еще делают в ресторане?

– С этой точки я как-то на дело не глядел.