Терновая цепь - Кассандра Клэр

защитим вас. Я позабочусь о вас. Здесь самое безопасное для вас место. Поверьте, тюрьма Безмолвного города хорошо охраняется. Ваша матушка не сможет бежать из своей камеры – даже Принцу Ада было бы не под силу вырваться из этой клетки».

Грейс отвернулась к стене. Брат Захария не желал понимать. Он не мог понять. Грейс по-прежнему обладала могуществом, поэтому представляла для матери ценность. Мать найдет способ добраться до нее. Она сумела бежать из Адамантовой Цитадели, сбежит и из камеры в Безмолвном городе. Ее присутствие омрачало жизнь Грейс уже много лет, от нее невозможно было избавиться, как невозможно избавиться от яда, отравляющего кровь.

Брат Захария ушел, а Грейс схватила миску из-под овсянки, потому что ей показалось, что ее сейчас стошнит. Немного успокоившись, она отбросила пустую посуду, легла и закрыла глаза, но в мозгу у нее мелькали видения: лицо матери, лес Брослин, коварный голос, доносившийся из темноты. «Малышка. Я пришел, чтобы наделить тебя чудесным даром. Даром, о котором попросила меня твоя мать. Это власть над умами мужчин».

– Грейс? – неуверенно окликнул ее знакомый голос.

Нет, это было невозможно. Грейс выглянула из-под одеяла и не поверила своим глазам. За решеткой стоял Кристофер.

– Дядя Джем сказал, что мне можно навестить тебя. Но он говорил, что ты плохо себя чувствуешь.

– Кристофер, – прошептала она.

Юноша озабоченно разглядывал ее.

– Ты заболела?

«Ничего страшного», – хотела ответить Грейс. Хотела выдавить улыбку, чтобы не раздражать его, потому что знала: мужчины терпеть не могут больных и слабых женщин, которые создают проблемы, которым надо уделять время и внимание. Так говорила ей мать.

Но улыбнуться не получилось. Перед ней был добрый, бесхитростный Кристофер. Он сразу догадался бы, что Грейс притворяется.

– Я решила, что ты возненавидел меня, – с трудом заговорила она. – Я думала, что противна тебе из-за моей матери. После того, что она сделала вчера.

Он не посмеялся над ней, не отпрянул с отвращением, а продолжал спокойно смотреть на нее.

– Я подозревал, что у тебя возникнут подобные мысли, – сказал Кристофер. – Но уверяю тебя, Грейс, я никогда прежде не взваливал на тебя вину за преступления твоей матушки. Не собираюсь делать это и сейчас. Она совершила гнусный поступок. Но ты не такая, как она. Ты поступила нехорошо, но ты пытаешься искупить свою вину, возместить причиненный ущерб. А это непросто.

Грейс поняла, что сейчас заплачет.

– Откуда в тебе такая мудрость? Я имею в виду не науку и не магию. Я имею в виду, что ты так хорошо разбираешься в людях.

Услышав это, он наконец улыбнулся.

– Я же Лайтвуд. А мы – необыкновенная семья. Придет день, и я тебе все расскажу о нас.

Он просунул руку сквозь решетку, и Грейс, у которой закружилась голова от счастья при мысли о том, что такой день когда-нибудь, возможно, все-таки придет, потянулась к нему. Его рука была покрыта следами старых ожогов от кислоты и ихора, но она была теплой, нежной и прекрасной.

– А сейчас я хочу помочь тебе возместить ущерб. – Он повернул голову и обратился к человеку, ожидавшему в коридоре. – Корделия! Подойди сюда.

С каждой минутой Томас все сильнее падал духом. Он, конечно, не предполагал, что все пройдет благополучно, но и такой катастрофы тоже не ожидал. После того как Чарльз объявил, что выступит на стороне Бриджстока против собственной матери, дебаты превратились в безобразную перебранку.

Томас едва справлялся с желанием вскочить на ноги, выкрикнуть какое-нибудь язвительное замечание, пристыдить Чарльза за его предательство, проклясть его. Нужно было сказать что-нибудь такое, что заставило бы всех увидеть, как нелепы и отвратительны обвинения Инквизитора, да и само это никчемное собрание. Но красноречие никогда не было сильной стороной юноши; он сидел рядом с бледной Евгенией, которая слушала ораторов, возмущенно сверкая глазами, и у него раскалывалась голова от напряжения. Он чувствовал себя неуклюжим, нелепым и никчемным.

Пока взрослые вполголоса переговаривались, Томас попытался поймать взгляд Мэтью. Он полагал, речь Чарльза должна была потрясти Мэтью, вывести его из равновесия, но если тот и был шокирован, то старался не показывать виду. В отличие от Джеймса или Анны, которые сидели не шевелясь, с бесстрастными лицами, Мэтью развалился с видом представителя «золотой молодежи», позирующего какому-нибудь скандальному парижскому художнику. Он закинул ноги на спинку передней скамьи и изучал свои манжеты, словно надеялся найти там разгадки всех тайн вселенной.

«Мэтью, обернись», – про себя умолял его Томас, но попытка мысленного общения по способу Безмолвных Братьев не удалась. Обернулся Алистер, но его загораживал Уолтер Роузвэйн, который поднялся, едва не сбив шляпку с головы своей супруги Иды, и начал выкрикивать какие-то бессвязные фразы. Когда Роузвэйн уселся на место, оказалось, что Мэтью куда-то исчез.

Томас посмотрел в сторону Джеймса; к счастью, тот как раз тоже смотрел на него. Несомненно, Джеймсу требовалась поддержка друзей, и все же он кивнул, словно говоря: «Иди за ним, Том».

Томасу не нужно было повторять дважды. Юноша готов был на все, только бы вырваться из храма, где он маялся без толку, будучи не в силах повлиять на ход событий. Томас никогда не любил пассивно ждать, сидеть сложа руки; ему нужна была какая-то цель, пусть даже труднодостижимая, нужно было что-то делать, и неважно, было ли это опасно или нет. Он встал и, наступая людям на ноги, торопливо пошел к центральному проходу.

Выйдя из храма, он бросился в фойе Института. Не задержался, чтобы забрать пальто, толкнул дверь, выбежал на холод, но успел лишь увидеть, как наемная карета Мэтью выезжает на улицу. «Пропади ты пропадом».

Томасу пришла в голову идея взять карету родителей и устремиться в погоню. Он представил себе их реакцию. Да, скорее всего, они рассердятся, он это знал, но…

– Можем поехать в моем экипаже.

Томас в изумлении обернулся и увидел Алистера, который спокойно протягивал ему пальто.

– Не смотри на меня так, – добавил Алистер. – Чему ты удивляешься? Там мне нечего делать, я не могу помочь Эрондейлам, а Корделия уже ушла.

«Куда ушла?» – хотел было спросить Томас, но на это не было времени; он взял у Алистера пальто и быстро накинул его. Томас уже успел замерзнуть.

– Я собираюсь поехать следом за Мэтью, – сообщил он, и Алистер бросил на него угрюмый взгляд, видимо, означавший: «Да, я это понял». – А тебе Мэтью не нравится.

– После выступления Чарльза твоему другу Мэтью срочно понадобится выпить, – заметил Алистер. В его тоне не было слышно презрения или насмешки; он просто констатировал факт. – А у меня намного больше опыта