Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Анатолий пробудил в ней не похоть, а пошлость, зло думал я, идя через пыльный поселок к себе домой. Дорогу перебегал ежик, но, завидя меня, встал на задние лапки, демонстрируя беззащитную бело-розовую грудку. На ночь мы оставляли блюдце с молоком, а наутро находили пустым.
Конечно, язык любви так банален и примитивен (как, впрочем, и ее телодвижения), что лучше не вслушиваться. Даже «Песнь песней» или «Ромео и Джульетта» — трескучая риторика. Сам я, будь влюблен, постеснялся бы сказать прямым текстом. Даже себе, не уверен, признался бы. И какое мне до них дело! Пусть трахаются на здоровье, если так невтерпеж. Анатолий прав — все одинаковы. Недотрога — дотрога, скромница — скоромница. Баба и есть баба, хоть я в упор в ней бабу не видел. Вот только за коньяком придется смотаться в Очаков, в здешнем сельмаге выбор невелик: портвейн, кагор и горилка.
У самого дома повстречал Майю:
— Попрощаться пришла. Анатолия не видел?
— Вы разминулись. Он как раз у вас в хате. Я оттуда.
Обнял Майю, она вдруг расплакалась.
— Да брось, невелика потеря, — сказал я.
— Ты не понимаешь. Он хороший.
Вот и она туда же!
На душе было скверно. Думал только об одном: поспеет ли Майя?
Разделся и лег — скорее бы уж день прошел. Заснуть не успел: вошли Света с Анатолием.
— Мне надо с тобой поговорить, — сказала Света.
— Отложим до завтра, я уже сплю.
— Нет, сегодня. Пойдем искупаемся.
Пока шли, говорили о чем-то стороннем. Поплавали по лунной дорожке. Уселся на камень, а Света, нисколько не стесняясь, скинула с себя купальник. Куда делась ее дикая стыдливость? Для нее было проблемой сходить пописать, когда мы на целый день отправлялись вдвоем в Павловск или Комарово.
Глядел как завороженный. Первый раз видел ее голой. В лунном свете казалась прекрасна. В солнечном, впрочем, тоже. Одеваться не торопилась. Стояла и глядела на море. Как видение. Потом повернулась ко мне. Такая родная, желанная, господи. Встал с камня. Больше нас ничего не разделяло — ни мой страх, ни ее стыд, ни наши робость и неопытность, ни Дон Жуан с синими глазами и стратегией обольщения. Хотел ее дико. Но вместо того чтобы пойти к ней, услышал вдруг собственный голос:
— Так что же такое «коханя»?
Момент был упущен, о чем буду жалеть всю жизнь.
— «Коханя» по-украински «любимая», — спокойно сказала Света и стала одеваться.
— Думаешь, он тебе первой это говорит?
— Ну и что?
Я проводил Свету до дома, и по дороге она не то чтобы оправдывалась, но пыталась объяснить, что ее связывает с Анатолием.
— С ним просто, понимаешь? Как будто сто лет знакомы. Все житейские подробности становятся легкими, невесомыми. Есть вместе, загорать, говорить — все равно о чем: о поэзии, о любви. Вот я стихи ему свои прочла, а ты даже не знал, что я пишу. Пусть слабые, но тебе о них сказать стыдно, а ему я читаю. Другой, чем вы все. Восторженный. Импульсивный. Лицо круглое, как у мальчишки, а нос облупленный. А глаза — синие, вечерами темнеют.
— Да что ты в описания ударилась? Что я, не знаю твоего Анатолия? Насмотрелся.
— Смотреть не значит видеть. Ты не то видишь. А я о нем иначе как с нежностью не думаю. Знаешь, снисходительно так: дурачок. Как о сыне, хоть он и старше на десять лет. Или как о брате, «как сорок ласковых сестер».
— Знаешь, как это называется? Инцест.
Пропустила шутку мимо ушей. Даже не возмутилась.
— Вчера он от Майки уходил — полночи отношения выясняли. Уходя, подошел ко мне — притворилась, что сплю. Подошел, погладил по голове, пощекотал по-хохлацки за ухом. Это у них ласка такая. Прошептал что-то на своей мове, типа кохани. Чуть не заплакала от нежности. Как была ему благодарна, хотелось всех людей целовать, отдать им все за ласку, за добрые слова, за коханю.
— Коханя, — хмыкнул я.
— Нет, ты не понимаешь. Что в том дурного? С ним ничего не кажется пошлым. Да, он меня поцеловал. Днем мы с ним шли с лимана, навстречу детдомовцы в одинаковой одежке. Он проводил их глазами, а потом сказал: «Как я хочу мальчишку от тебя. Мы бы с ним на Днепр ходили вместе».
Меня всего аж передернуло. Тем более вспомнил его стратагему: вести себя так, будто все уже позади.
Так за чем дело! Роди ему мальчика. А как быть, если девочка? Откажется?
Но я сдержался, ничего не сказал.
Что-то удерживало меня от вмешательства, хотя Света, похоже, и ждала его, но не известно, как бы среагировала. Могло наоборот — подхлестнуть: из духа противоречия. Еще чего! Мало того что свел, так еще послужу катализатором их отношений, которые и без того развивались стремительно. Вот и не вмешивался, надеясь, что само как-нибудь обойдется. Это наше русское авось! Или мое ленивое воображение? Непредставима за этим занятием. Тем более с Анатолием. Она с ним без году неделя. Нет, не победить ей в такой короткий срок девичий стыд, который к тому же, по классификации Анатолия, есть страх. Или Дон Жуан по скрытой своей сути — психоаналитик, и у него есть отмычка к любым женским страхам и неврозам?
Подошли к ее дому.
— Давай еще пройдемся, — предложила Света.
— На сегодня хватит, — сказал я.
Мне как-то неловко было выслушивать все эти сантименты. Несколько раз хотел перебить и рассказать о нашем с Анатолием пари, о его мужской стратегии, о донжуанстве как таковом. Может, попросить ее помочь мне по дружбе выиграть спор? Шутка.
Вместо этого спросил:
— А перед Майей не стыдно?
— Перед Майкой? Скорее уж перед тобой. Перед Майкой пусть он стыдится. Мне она никто. Да и ему не жена.
Разлучницей себя не чувствовала и, пожалуй, была права. Если Анатолию не стыдно, ей чего стыдиться?
Был третий час ночи, когда вернулся домой. В комнате Анатолия горел свет. Предпочел бы прошмыгнуть мышкой, но он меня ждал. Зашел в плавках, высокий, спортивный, синеглазый, круглолицый — все верно. Сердцеед.
Поставил на стол бутылку коньяка:
— Я очень сожалею о том пари.
— Я тоже, — сказал я. — Но ничего не поделаешь. Мы поспорили. Проиграешь — отдашь, выиграешь — отдам я. А сейчас хочу спать. Забирай свою бутылку.
На следующий день мы остались одни. Майя улетела. Подумал, подумал и укатил на денек в Очаков, предоставив, так сказать, идеальные условия для эксперимента. Остановился в пансионе у маяка, с видом на море. Днем долго, до посинения, плавал, чтобы выбить из головы всю дурь, что там скопилась. Ночью была гроза, первая в серпне. Вот и я уже стал мовать по-хохлацки. Странно, у Анатолия хороший русский — почему в интимные минуты он переходит на украинский? А для Светы звучит как музыка. Или банальность по-иностранному перестает быть банальностью? А что за иностранный язык хохлацкий? Порченый русский. Тут же взял себя в руки: не хватало, чтобы ревность к Анатолию переросла в шовинизм.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Вознесенский. Я тебя никогда не забуду - Феликс Медведев - Биографии и Мемуары
- Тарковский. Так далеко, так близко. Записки и интервью - Ольга Евгеньевна Суркова - Биографии и Мемуары / Кино
- О других и о себе - Борис Слуцкий - Биографии и Мемуары
- «Человек, первым открывший Бродского Западу». Беседы с Джорджем Клайном - Синтия Л. Хэвен - Биографии и Мемуары / Поэзия / Публицистика
- Итальянские маршруты Андрея Тарковского - Лев Александрович Наумов - Биографии и Мемуары / Кино
- Сталкер. Литературная запись кинофильма - Андрей Тарковский - Биографии и Мемуары
- Культ Высоцкого. Книга-размышление - Уразов Игорь - Биографии и Мемуары
- Живая жизнь. Штрихи к биографии Владимира Высоцкого - Валерий Перевозчиков - Биографии и Мемуары
- Владимир Высоцкий. Сто друзей и недругов - А. Передрий - Биографии и Мемуары
- Я лечила Высоцкого - Зинаида Агеева - Биографии и Мемуары