Тобол. Много званых - Алексей Иванов

Чонг стоял за спиной, ожидая, когда гость пойдёт к лестнице.

– Ты православный, Кузьма? – не оборачиваясь, спросил Гагарин. – Тебя в церкви видали.

– Православный, мой господин.

– Как у вас, албазинцев, в Пекине с храмом?

– У нас есть церковь святителя Николая, – вежливо сообщил Чонг. – Император Сюань-Е дозволил нам перестроить под храм старую пагоду, но не дозволил иметь священников. Образа пишем сами, молимся, как умеем.

– Лет десять назад митрополит Филофей посылал к вам монахов, да они в халхасском курене застряли у кутухты Джебузяна, – вспомнил Гагарин.

– Очень сожалею, мой господин. Ежели они дошли бы до Пекина, мой отец успел бы причаститься перед смертью.

– Я скажу митрополиту Иоанну, чтобы отправил с Тулишэнем попов и лекарей. Архимандрит Илларион у владыки всё рвался подвиг совершить, так пускай к вам едет. Ты сходи на Софийский двор, познакомься.

– От сердца благодарю, мой господин, – поклонился Чонг.

Глава 3

Чаша Нищих

Засунув пальцы за шёлковый пояс, на котором был вышит оберегающий аят аль-хафз, Ходжа Касым молча наблюдал, как работники Гостиного двора вытаскивают из казённых подвалов тюки с пушниной и грузят в телеги китайского каравана. Ходжа Касым не знал, какая пушнина в тюках, не знал, для чего она, – на продажу, в оплату уже поставленного товара или это мзда губернатора, однако на всякий случай считал тюки. Погрузкой распоряжался китаец в малиновом халате, а его слова переводил толмач Кузьма Чонг.

– Ещё два в первую телегу, – говорил Кузьма.

Наконец тюки закончились. Работники закрывали окованные двери подвалов, обер-комендант Бибиков звякал ключами амбарных замков. Китаец в малиновом халате принялся укрывать поклажу синей холстиной, а слуга принёс ему для печатей горячую сковородку, полную жидкого сургуча. Чонг направился в сторону таможенной башни – на выход со двора. Он проходил как раз мимо Касыма, стоящего в арке возле одной из своих лавок.

– Погоди, уважаемый, – Касым поймал Чонга за рукав. – Загляни ко мне.

Лавка была завешана коврами и одеждами, вдоль стен на полу стояли медные кувшины, кумганы и котлы для таганов. Горели светильники. Приказчик Асфандияр щёткой из конского волоса разглаживал расстеленный на прилавке богатый зор-чапан – халат, украшенный золотыми нитями.

– Оставь нас, сардар, – по-чагатайски сказал Касым.

Асфандияр поклонился и вышел. Касым за плечи бережно подвёл Чонга к прилавку, убрал зор-чапан, достал кошель и с таинственной улыбкой выложил на столешницу ряд из десятка мелких золотых динаров – неровных и разного размера. Это были хорошие старинные монеты джанидов: Имама Кули, хана Мавераннахра, и Субханкулихана, правителя Балха.

– Я хочу узнать у тебя, уважаемый, о чём твой хозяин Тулишэнь говорил с нашим губернатором Гагариным, – вкрадчиво пояснил Ходжа Касым.

– Но я не могу рассказывать об этом, торговец, – вежливо ответил Чонг.

– Конечно, – охотно согласился Касым, признавая высокое достоинство Чонга. – Но золотой ключ открывает любой замок.

С видом факира Касым по одной выложил на стол ещё пять монет. Чонг смотрел и молчал, словно не понимал происходящего. Ходжа Касым начал медленно убирать по монете – так подманивают кошку, утягивая верёвочку.

– Хорошо, – сдался Чонг. – Остановись. Верни то, что убрал.

Ходжа Касым не ожидал выведать у китайца какие-то страшные тайны губернатора и расспрашивал Чонга просто так, на всякий случай. Хороший тожир должен понимать замыслы своего соперника. Но то, что открыл ему Чонг, поразило и разъярило Касыма, точно он был не зрелым и сдержанным мужем, а вспыльчивым юношей- егетом. Губернатор Гагарин, сам того не подозревая, замахнулся на последнее, что оставалось у бухарцев в Сибири.

Ходжа Касым никому и никогда не жаловался на свои беды. Все удары, которые наносили ему враги, он встречал с угодливым поклоном и лукавой улыбкой. Открыть душу, показывая гнев и саднящую досаду, он мог только дома перед Назифой, старшей женой. Вечером он прошёл на женскую половину, лёг на ложе и велел евнуху Бобожону привести к нему Назифу, а другие жёны и наложницы пусть сидят по своим покоям. Назифа должна взять кунжутовое масло для умащения и гребень из слоновой кости.

Назифа нежно и тщательно расчесала волосы Касыма и помогла ему снять рубаху-куйлак.

– Что беспокоит моего мужа? – втирая масло в его плечи, спросила она.

– У меня очень опасный враг, Назифа, – ответил Касым. – Ты знаешь, что я не буду произносить такие слова напрасно.

– Этот шайтан – губернатор Гагарин?

– Да. Самый хитрый враг в моей жизни.

– Расскажи мне, мой господин, что ещё он сделал.

– У меня остался последний путь для моих караванов – путь по Иртышу через Доржинкит в Кашгар, к Юсуфу. Ты помнишь моего брата, Назифа? Однажды он отстегал тебя плетью, когда увидел твои запястья.

– Я помню его, господин, хотя тогда я была очень молода.

Юсуф, старший брат Касыма, имел в Кашгаре собственный караван-сарай и множество лавок. Глиняный город Кашгар стоял на берегу бурной реки в тени поднебесных громад Куньлуня, его хлестали суховеи пустыни Такла-Макан. Через Кашгар и Бухару проходил Шёлковый путь. Сейчас городом владел контайша Цэван-Рабдан, отбивший его у богдыхана Канси, но Юсуфу это не мешало. Изделиями и плодами Бухары Юсуф торговал и с китайцами, и с джунгарами. Губернатор Гагарин отрезал Касыма от Бухары. Сибирских бухарцев безжалостно обдирали на Верхотурской таможне и на Ирбитской ярмарке; на древней дороге Канифа-Юлы стояли русские слободы с казаками; тайный тракт Гагарин загородил караулами. И Касым задумал отправлять свои караваны с пушниной не в Бухару, а в Кашгар, к Юсуфу: вверх по Иртышу через джунгарский город Доржинкит и через степи.

– Гагарин втайне от царя принял от китайского посланника пайцзу богдыхана и решил устроить войну с джунгарами. Одной рукой он посылает в Яркенд войско, а другой рукой посылает джунгарам пайцзу, чтобы степные дикари напали на солдат. Запылают все дороги от Памира до Яика, и мои караваны не пройдут в Кашгар. Джунгары разграбят их у Доржинкита.

– Но ведь Онхудай, зайсанг Доржинкита, брат твоей Улюмджаны! – напомнила Назифа. – Зайсанг не будет грабить караваны своего зятя.

Улюмджану Касым купил себе как раз затем, чтобы Тургайские степи, улус Онхудая, были для него безопасны. Сестра зайсанга обошлась Касыму очень дорого, зайсанг был жаден, однако дело того стоило. Улюмджана, дочь калмычки, полагала себя женой Касыма, но Касым считал её наложницей, ведь она не приняла ислам. Назифа избавляла Улюмджану от беременностей.

– Не Онхудай владыка Джунгарии, – с горечью ответил Ходжа Касым. – Если контайша Цэван-Рабдан или его советник Цэрэн Дондоб прикажут Онхудаю грабить караваны, Онхудай даже не вспомнит о родстве.