Искры - Раффи

членами вовсе небогатого, но морально стойкого общества, которое направило их в Харберд, Сгерд и Дерсим для распространения родного языка среди армян, говорящих по-курдски, и для обучения их армянской грамоте. Общество было организовано в Константинополе с единственной целью распространения грамотности среди армян. Несмотря на столь скромную и безвредную цель, члены его подвергались гонениям со стороны местных протестантских организаций, а правительство преследовало их, как бунтовщиков, сеющих среди населения вредные мысли. И вот молодые люди принуждены были покинуть место работы; они приехали в Ван без гроша в кармане и теперь собрались ехать обратно в Константинополь.

— Посмотрите на этого господина, — продолжал один из них прерванный разговор, указывая рукой на агента иноземного миссионера — распространителя евангельского учения, который продолжал религиозный спор с посетителями кофейни. — Я уверен, что сей негодяй не имеет никакого образования, ни развития и, как человек, настолько низок, что продался миссионерам. Он настолько дешево ценит труд, что за сто курушей (6 рублей) в месяц ежедневно ходит по кофейням, цирюльням, баням, словом, бывает всюду, где собирается народ без дела, и вступает с ними в спор. У него нет собственных взглядов и убеждений, он как адвокат защищает дело, за которое ему платят. Национальные идеалы, бедственное положение народа, родная история, отчизна, — все это его не интересует, все это для него пустой звук. Он знает, что соблюдение постов, покаяние в грехах пред священником, поклонение иконам не спасут душу от греха, и он готов бесконечно спорить об этом. Пройдите по всей Малой Азии и вы повсюду встретите подобных болтунов. Конечно, излишне говорить об их школах, молельнях, об их проповедниках, которые не слишком отличаются от этих невежественных стокурушóвых просветителей.

Саго слушал со вниманием. Меня также заинтересовал этот озлобленный юноша; его, по-видимому, возмущали не столько иноземные проповедники, сколько их ретивые пустоголовые армянские клевреты, ставшие орудием в их руках.

— Я не защитник религии и национальной церкви, но повторяю, что подобные субъекты опаснее курдов и турок. Курд и турок отнимают у армян плоды их трудов, но эту потерю возможно возместить трудом же. Но проповедники, эти духовные поработители, именем евангелия убивают в народе народность, — а этого уже не восстановишь.

— Как так? — спросил Саго, наливая мне вина, а нашим собеседникам — водки.

— А вот как, — ответил юноша, закуривая походную трубку и выпуская клубы легкого дыма сквозь дрожавшие губы, недавно начавшие окаймляться легким черным пушком.

— Возьмем, к примеру, те страны, где мы работали и откуда нас изгнали. Тамошние армяне совершенно позабыли родной язык, утеряли национальные особенности; они говорят по-курдски, завели у себя курдские обычаи. Их с трудом отличишь от курдов. Сохранился лишь один сустав, связывающий их со всем национальным организмом и напоминающий им о том, что они армяне — это армянская церковь. Если они оторвутся и от церкви, чем они будут связаны с армянским народом?

— Ничем, — ответил Саго, и в его тоне почувствовалось желание поскорей услышать заключительные слова юноши.

— Вот какой вред приносят протестантские проповедники, вот чем убивают народность, — продолжал он слегка горячась, — отрывая армянина от церкви, его превращают в курда-протестанта!

— Что же тут удивительного? — спросил Саго, глядя в упор па юношу. — Вы сейчас сказали, что местные армяне забыли родной язык, говорят и живут, как курды, потеряли национальные особенности. На каком же основании вы считаете их армянами? Лишь потому, что они признают армянскую церковь? В этом именно и кроется ошибка, которая привела вас к неправильному выводу. С тех пор, как они перестают говорить по-армянски, они перестают также быть армянами, становятся курдами-григорианами. Ясно, удалившись из лона армянской церкви и вступив в протестантскую, они станут курдами-протестантами, а если уйдут из протестантской церкви и примут, примерно, буддизм, они будут курдами-буддистами.

Юноши удивленно переглянулись.

— То же самое имело место, — продолжал Саго, — в Южной Месопотамии, а именно: в Мердине, Мосуле и Багдаде, среди армян, говоривших по-арабски. Они также забыли свой язык — говорили по-арабски, придерживались арабских обычаев, но считали себя армянами лишь потому, что принадлежали к григорианской церкви. Когда же среди них распространилось католичество, они перестали называть себя армянами и стали арабами-католиками.

Беседа затянулась за полночь. Тема была близка сердцам как юношей, так и Саго. Помимо того, вероотступничество становилось вопросом злободневным, вопросом всей армянской общественности. Иностранные проповедники — католики, протестанты, иезуиты — съезжались со всех концов в армянские области, растекались по городам и деревням, открывали там школы и молельни. В народе начиналось брожение.

Одни меняли веру из-за денег, щедро раздаваемых миссионерами прозелитам[78], другие — чтоб найти защиту от насилий и бесчинств магометан, иные — из отвращения к корыстолюбивому, падкому до денег армянскому духовенству, и лишь очень немногие оставляли лоно армянской церкви по внутреннему убеждению. Происходившие повсюду разногласия, раздоры и распри раздирали армянский народ. При таком положении дел внимание мыслящей части общества было сосредоточено вокруг этого народного бедствия, грозившего распадом национального единства армян в ту пору, когда необходимы были сплоченность, солидарность и взаимная любовь для борьбы против чужеземного насилия. А миссионеры — проповедники евангельской любви и братства — сеяли между братьями-армянами лишь ненависть и вражду.

— Миссионер не признает национальности, — продолжал Саго, — он втирается в народную гущу и ведет пропаганду на языке, который более понятен народу, на каком он говорит; на том же языке обучает и детей в своих школах. Если разговорный язык армян курдский, он читает проповедь на курдском языке, если по-тюркски говорят, начнет проповедовать по-тюркски. Ему нет никакого дела до родного для народа армянского языка. Он никогда не станет утруждать себя сперва научить армян родному языку, а затем лишь вести проповедь. Вот почему следует признать весьма необходимой и полезной работу вашего общества по распространению родного языка среди говорящих по-курдски армян. Это наиболее правильный путь обармянить их вновь, вернуть в лоно армянского народа. С языком связаны и национальная литература, и прошлое народа, все умственные и духовные проявления его в течение веков — словом, всё его существование, все, что связывает индивидуум с нацией; а церковь, как мы видели на примере месопотамских армян, является слишком слабым связующим звеном, если армянин утратил другие более прочные национальные основы.

Теперь Саго показался мне в совершенно ином свете, совершенно иным человеком. Это был не тот юнец, с которым я в первый раз встретился на арабском минарете, и не тот веселый шутник, досаждавший мне в доме охотника. Теперь он говорил языком Аслана. Я был поражен сходством их идей и устремлений.

— Я согласен с вами, — вступился