Жизнь и приключения хроника Сидора с хроником Димоном на Юге - Анатоль Нат

Вот для чего ты должен был упомянуть в разговоре с ними об истории с Дюжим и Малом, как те раскрутили на кедрач компанию Сидора. Парни сами не понимают, во что они вляпались, — скупо ухмыльнулся он. — Теперь, ни Сидор, ни Димон, ни кто-либо другой, ни в жизнь не догадаются, кто её назначил, эту цену.

Как людьми, оказывается, легко манипулировать, — криво ухмыльнулся Бугуруслан, медленно, осторожно переставляя костыли. — Сделай людям заведомо неприемлемое предложение и подтолкни в нужную сторону. А они уж сами доделают за тебя всю грязную работу. Да ещё и спасибо притом скажут.

— Не понял.

— Поймёшь, когда придём.

Злая, мстительная ухмылка на едва уловимое мгновение исказила хмурое, измождённое лицо атамана.

— Что ж, хотят, пусть будет по примеру Дюжего с Малым. Сто за сто, я не против. Я даже за!

— И я за, — медленно, словно заторможенный повторил следом Виталик. — Ну что ж. Пусть у нас уже есть кедрач, но сто десятин — это сто десятин. Ты прав. А учитывая, что у нас с тобой не по одному паю…, — задумавшись, Виталик какое-то время молчал, медленно двигаясь вдоль кромки прибоя, и искоса, оценивающе посматривая на атамана.

— А что, может и получится, — медленно проговорил он. — И в городе нашем клановая Старшина такое дело охотно поддержит. Кедрач — это кедрач. Заодно, глядишь, и бросовые песчаные земли из городского фонда, из тех, что поближе к городу, выделят под кедрач даром, а не заставят выкупать по своим безумным ценам. А нет, так и в предгорьях есть хорошие песчаные участки, к тому ж бесплатные.

И в Городском Совете обязательно должны знать, чья это инициатива. Наша! Ещё один плюсик нам в корзину добропорядочных горожан. Глядишь, и не будут больше смотреть на нас как на голоштанных оборванцев. Тем более что это уже не первая такая цена за кедрач. Дюжий с Малым, на самом деле первыми тропку протоптали. Ну, а мы следом.

Да и так поднять нынешнюю оценку кедровников, значит намного повысить и собственную самооценку их владельцев. На такое многие пойдут. Да что там многие — все. А со временем, глядишь, и ещё цену повысим. Совсем хорошо. Тогда со временем или при случае и продать часть кедровников можно. Так сказать, резервный или пенсионный фонд.

— Значит, решено, — довольно кивнул атаман. — Доля — сто десятин, иначе сто тысяч золотых. Но не в золоте, а в кедровнике.

Не всё меряется деньгами, — злая, со скрытой издёвкой, кривая улыбка промелькнула на лице атамана. — Тут мера иная — духовная.

А ты ведь так ничего и не понял, — покосился он на своего друга. — И это хорошо. Не понял ты, не поймут другие.

— Не понял? — удивлённо повернулся к нему Виталик. — Что?

— Пришли, — атаман замер на краю какого-то пустыря.

— Куда пришли? — недоумённо закрутил головой Виталик. — Что я не понял?

За разговором они незаметно подошли к концу тянущегося вдоль замковой стены широкого глубокого раскопа и теперь перед ними в заросшей чахлым кустарником низине раскинулись большое пустынное поле с редкими, оплывшими от времени каменными руинами, не тронутыми пока ещё расчисткой.

Слева, ближе к замку виднелись едва выступавшие над землёй остатки старой крепостной башни с большим куском неразобранной до уровня земли крепостной стены, опоясывавшей когда-то эту дальнюю, хозяйственную часть замка. Кругом было тихо. Никого. Лишь изредка пролетали морские птицы над головой, да вдали, на противоположной стороне залива на Толстом мысу виднелись едва видимые отсюда останки разрушенного маяка.

— Тут же одни руины кругом. Никого и ничего, — недоумённо закрутил головой Виталик. — Даже пираты отсюда свалили на противоположную сторону залива, подальше от наглого барона. Что мы здесь делаем?

Подняв глаза к небу, Виталик проводил растерянным взглядом пролетевшую мимо какую-то большую морскую птицу.

— Разве что бакланов здесь полно, — мрачно уточнил он. — Звыняй, альбатросов тобой любимых тут нэма.

Недоумённо посмотрев на заросшие высоким ярко зелёным камышом мелководные, широкие канавы, густо под разными углами пересекавшими здесь весь берег, и высящиеся среди всего этого безобразия какие-то невысокие оплывшие от времени холмы и многочисленные каменные развалины, Виталик в полном недоумении более внимательно вгляделся в глаза атамана.

— Бугуруслан, ну и зачем мы здесь? Что мы тут делаем?

— Мы смотрим на нашу с тобой будущую верфь.

— Верфь? Нашу? Здесь? Будущую?!

Пока что я вижу здесь одни камыши и грязные узкие канавы с гнилой водой, — раздражённо бросил Виталик. — Однако камыш хороший, высокий. Из такого камыша маты хорошо плести и коврики, крепкие получаются. А никакой верфи я здесь что-то не вижу.

— Она здесь, — зло оскалился атаман злыми, сжатыми в тонкую нитку губами. — Ты просто её пока ещё не видишь. Посмотри лучше вокруг, дружище, видишь, она прямо перед тобой.

Видишь эти канавы!? Здесь раньше при старых баронах строили большие морские суда. И я уже вижу, как здесь уже буквально через пару недель начинает строиться наш с тобой большой и красивый морской корабль, гордо высящийся на стапелях. Наш корабль!

— Два, — едва слышно прошептал Виталик.

— Два! — ни на миг не запнувшись, горячо поддержал его атаман. — Один большой мощный морской сорока пушечный фрегат, вроде тех, что нынче во множестве строят на дальнем западном берегу в Торговом Союзе — это мой. Второй — поменьше, не менее мощный, но более быстрый и манёвренный, двадцати пушечный, чтоб, если что, всегда можно было на нём сбежать — это твой.

В этом заливе раньше строили корабли, — с гордым довольным видом, словно это именно он был занят когда-то тем благородным делом, Бугуруслан окинул хищным приценивающимся взглядом пустынную всхолмлённую местность. — Думаю, с нас пойдёт возрождение столь славной традиции этого города.

То, что строит там Сидор у себя на берегу у стен замка — ерунда. Главные верфи будут здесь!

— У нас нет денег, — криво улыбнулся Виталик, приняв слова атамана за шутку. — Кто нам без денег будет хоть что-то строить?

— Ты ошибаешься, я знаю одного такого доброхота.

— Нет. Да ну, ты смеёшься, — растерялся Виталик. — Нет, не смеёшься, — тихо проговорил он, глядя в прищуренные, горящие лихорадочным огнём глаза атамана. Улыбка медленно сползла с его лица.

— И как ты заставишь его сделать ЭТО?

— За долю в шахте, — тихим, жёстким голосом отрезал атаман. — За те самые сто за сто. Которые, заметь, не мы предложили.

Это будет одно из обязательных условий продажи рудника. Он нам строит мощные морские корабли, непременно под нашим присмотром, а мы ему за то отдаём рудник. Ему же надо купить рудник, а нам нужны корабли, — вдруг хищно, мстительно улыбнулся атаман. — Думаю, мы поможем друг другу.

И это позволит нам остаться в городе. Потому как покидать его нам нельзя, убьют.

Виталий, — вдруг совсем тихо, едва слышно проговорил атаман, — наш собственный морской корабль, один или два, неважно — это вопрос нашего с тобой физического выживания. Я говорил, говорю и буду повторять до тех пор, пока ты не услышишь. Свой корабль — вопрос нашего с тобой физического выживания. И заплатим за него мы с тобой не деньгами, которых у нас итак нет, а своей долей в пустом руднике. Воздухом за реальные материальные ценности. Пустым бахвальством за реальные морские корабли. А часть доли, то, что при расчётах останется, возьмём деньгами и оружием. И вот здесь нам очень поможет та самая формула: "Сто за сто".

Ну и рощу кедровую неплохо было б иметь. Я не прочь, — широко, открыто расплылся атаман в искренной счастливой улыбке.

В самом деле, дружище, чем мы хуже Малого с Дюжим? Тем, что они первые догадались, как можно доить жирную компанию Сидора и его тощую баронесску? Малой с Дюжим первые, да и мы не последние, — вдруг искренне, весело от всей души расхохотался атаман.

— Посмеялся, — тихо проговорил Виталик, не сводя с атамана пронзительного взгляда. — Как ты собираешься заставить его это сделать? Сделать то, что ему не надо. По-твоему он что, дурак?

— А ему это надо, — сразу посерьёзнел атаман. — Ему это очень надо! — жёстким голосом подчеркнул он. — И знаешь почему? Потому что он хочет вернуть себе всё потерянное в том разгромленном князьями Устьинскими караване. Он хочет вернуть себе потерянное, или отомстить.

Неужели ты до сих пор не понял, что наш тихий, покладистый, никого не обижающий миролюбивый Сидор удивительно мстительная и по всей своей сути злобная натура. Подлая и мстительная! Годами помнит, холит и лелеет будущую месть. И никогда ничего никому не забывает, и не прощает.

— Уже, кажется, начал догадываться, — медленно проговорил Виталик, не сводя с атамана внимательных глаз. — То, что он сразу по возвращению капитана Васы заложил три новых морских судна, уже о многом говорит.