Жизнь и приключения хроника Сидора с хроником Димоном на Юге - Анатоль Нат

— По коням! — заорал Сидор, решительно поднимаясь и двинувшись к лагерю у подножия холма.

Мог бы и не орать, — осадил он сам себя, только сейчас заметив давно выстроившийся у подножия холма готовый к выходу отряд.

— Пошли, Димон, — раздражённо мотнул Сидор головой. — Пока спустимся, пока быстренько позавтракаем, что в котле осталось, ребята как раз подъедут. Вот и узнаем кто в нашем городе такой шустрый поджигатель.

* * *

Возвращение в этот город давно уже воспринималось Сидором как возвращение в родной дом. Что неизменно каждый раз его удивляло. Странно как-то было ощущать в себе тёплые чувства к этим полюбившимся развалинам, к этому густо заросшему камышом комариному болоту на месте бывшего в прошлом красивого глубоководного морского залива и к этим не совсем дружественным к ним людям, что жили в этом городе у моря.

И даже то, что случилось этой ночью, не поколебало этого неожиданного для Сидора чувства. Случившийся пожар даже странным образом добавил городу очарования, словно сняв с него печать чуждости и окончательно сделав его родным и близким.

Тяжёлая весть — пожар дома, но всё лучше, чем набег пиратов или какой-нибудь залётной банды, как они было, вчера ночью подумали. Потому, наверное, и не спешили особо, неторопливо подъезжая к городу.

Даже мрачная физиономия встретившего их у въездных ворот часового, старательно прятавшего взгляд, заставила Сидора лишь равнодушно хмыкнуть. Хоть и было неприятно, что знакомый парень отводит глаза, но Сидор слишком устал за эту неделю, да и за эту бессонную для него ночь с этим неоднозначным утром, чтобы ещё и внимание своё обращать на такие мелочи, как плохое настроение какого-то часового. Да провались оно всё пропадом, вместе с часовым. И так от мрачных дум голова раскалывается, а тут ещё одна постная рожа перед тобой. Предпочёл мрачно лишь покоситься на понурую фигуру и не менее мрачно буркнуть в ответ приветствие на поздравление с благополучным возвращением.

— Фашист пролетел.

— Чего?

— Того!

Застыв вместе с лошадьми соляными столбами на краю раскинувшейся перед ними большой предзамковой площади перед укрытыми строительными лесами, не восстановленными ещё до конца въездными воротами замка, Сидор с Димоном, словно не веря тому, что собственными глазами видели прямо перед собой, мрачно обозревали представшее перед ними чудовищное зрелище.

— Есть такая картина хорошего русского живописца, Пластова Аркадия Александровича, — вдруг севшим почему-то голосом едва слышно просипел Сидор, — там, дома у нас на Земле. Называется: "Фашист пролетел". Один в один. Почти. Только вот трупов кругом что-то не наблюдается ни человечьих, ни животных, а в остальном — очень похоже. Трупы — прибрали, машины бросили, где попало.

Бывшая базарная площадь, просторно раскинувшаяся перед восстанавливаемыми въездными воротами замка, выстланная блестящими, очищенными от многолетних наслоений мусора крупными каменными плитами, была плотно заставлена хаотически брошенными, где и как попало старыми, ещё времён Второй Мировой войны на Земле машинами, всем своим видом создавая странное, чем-то притягивающее впечатление хаоса и разрухи. Словно над этим местом действительно пронёсся смерч, забрав людей и внеся хаос в колонну только вчера прибывшей техники.

Полное было впечатление, что скучившиеся в одном месте машины по какой-то непонятной причине в один момент вдруг, словно испуганные тараканы в тёмной комнате разом брызнули во все стороны, испуганные щелчком выключателя и вспыхнувшим неожиданно светом. Да так и застыли.

Только вот никаких тёмных комнат и щелчков выключателей здесь не было, как не было и тараканов. Поэтому, даже представить себе, что здесь на самом деле произошло, было невозможно. Впавшие в ступор мозги отказывались осознавать картину перед собой.

И полное безлюдье вокруг, ни одного человека, никого. И это при таком обилии дорогущей раритетной техники.

— Раритеты, — медленно и веско уронил слова Димон. — Много и разом. Дорого. Не знал, что у нас их столько. Писали девочки, что парни разжились на болотах машинами и часть из них восстановили, но даже в мечтах не представлял сколько. Ужос, один сплошной ужос.

Чего на площади только не было. Проще было сказать, что тут было, чем долго и нудно перечислять, чего тут не было.

Не было главным образом людей и иных живых существ, типа ящеров, их компаньонов, да и вид, в котором всё кругом пребывало, навевал самые тягостные мысли.

— Заботливый кто-то трупы прибрал, — рассеянно пробормотал Димон. — О чистоте падла позаботился. Знать бы кто, прибил бы гадину.

И насчёт картины ты не прав, — вдруг нервно дёрнув головой, проскрипел Димон. — Мне этот вид больше напоминает фотки времён Второй Мировой Войны, типа окон ТАСС: "Разбитая колонна гитлеровской техники после бомбёжки советской авиацией".

— А почему гитлеровских?

— Не румынских же! Ты что сам не видишь? Вот это Мерседес, бензовоз наливной десятитонник, вот те рядом с ним броневик, немецкий, кажись 222-й, пушечка у него во лбу торчит знакомая, двадцать вторая автомат, если мне глаза не лгут. Вот…, — запнулся Димон.

— Студебеккер. Типический, типический, американский трёхтонник, — мрачно ухмыльнулся Сидор. — Кстати, тоже бензовоз, если мне уже не изменяют глаза, и я могу правильно прочитать выведенные на крутом боку здоровенные красные буквицы — БЕНЗОВОЗ. А вот тебе и зисок. Пятый, кажись, если не ошибаюсь. И тоже бензовоз, правда, почему-то цистерна у него сделана из нашей фанеры.

— Огнеопасно, бензин три тонны, — прочитал он надпись красными буквами на боку цистерны. — Это что же, — полез он пятернёй в затылок пригладить непокорную шевелюру, вздыбившуюся от видимой перед ним картины. — Выходит, наши дома наконец-то решили проблему с фанерными цистернами? Хм, это радует. Хоть что-то стало получаться.

Неспешно двигаясь на лошадях по широкому извилистому проходу сквозь хаос брошенных беспорядочно машин, Сидор с Димоном с мрачными физиономиями крутили во все стороны головами.

О?! — замер Сидор соляным столбом. — Блеск! Вот это уж точно не ошибёшься — памятник героям сапёрам под Волоколамском. Только там немецкая танкетка скособоченная стоит, а тут твой родной БТ-7 на чём-то подорвался. Узнаёшь родимого?

— Ещё бы мне и не признать своего любимца, мою ласточку. Как вспомню, сколько мы с ней на заводском полигоне вёрст на гусеницы намотали, как под Большими Вязёмами по уши в грязи сидели, как я из той грязюки, по грудь, утонув, выбирался, так сердечко сладко замирает. Кто ж тя родимая так сверзнул-то? Узнаю — убью!

— Бл-и-и-и-и-н! И гусеницу сорвало, и катки разбиты. Бл…дь, да у него похоже вся ходовая вдрызг. Как так можно было умудриться убить машину? — буквально возопил в ярости Димон. — Они там что, из-под Курской Дуги её притащили? Узнаю, кто мою ласточку покалечил, сам лично убью падлу!

Свалившись кормой вниз с какой-то погребённой под ним длинной широкой повозке с шестью мощными парами деревянных колёс-катков, задрав пушку под углом в небо, с оторванной, раскатившейся далеко в сторону правой порванной гусеницей, с разбитыми катками, перед ними высился памятник чьему-то разгильдяйству. Если не сказать жёстче и прямо — какой-то урод попытался спустить танк с доставившей его сюда грузовой платформы, и свалил его кормой на левый бок, застряв в нелепой перекошенной позе. Заодно каким-то образом перед тем сорвав гусеницу и разбив половину катков по правой стороне.

— Да-а-а, — зловеще протянул медленно звереющий Димон. — Это же моя ласточка, моя прелесть. Узнаю, кто её так ухайдокал, ох, и сильно же он о том пожалеет.

— Так лихо сверзнуться и никого при том не угробить, можно лишь по пьяни, — злобно оскалился вслед Сидор. — Раз мы с тобой тут кругом мёртвых тел не наблюдаем, значит пили наши сволочи, и пили хорошо. Узнаю, кто попойку устроил, убью.

Странный, неожиданный в этом месте скрипучий посторонний звук, смутно чем-то узнаваемый, заставил обоих внезапно замереть столбом.

— Это ещё что за хр-р-р? — мгновенно насторожились оба.

Изнутри скособоченного на бок танка донёсся едва слышимый сквозь толщу металла заливистый храп.

— А вот тебе и ответ кто, первый живой, — мрачно констатировал Димон, проходя чуть вперёд и мрачно заглядывая в настежь распахнутый лобовой люк водителя.

Под опасно нависшей над ним тяжёлой бронированной крышкой на краю люка виднелась удобно устроившаяся там лохматая голова какого-то молоденького пацана в косо сдвинутом набок раритетном шлеме танкиста времён Второй Мировой войны.

Собственно именно эта голова и издавала привлёкшие их внимание звуки. Как впрочем, и густой аромат сивушного перегара, с лёгким утренним бризом долетавшего до обострившегося восприятия Сидора с Димоном.