Первая формула - Р. Р. Вирди

Любое сказание рано или поздно превращается в нечто неузнаваемое.

А что касается Эврама – тут все сходится. Смертный, рожденный, чтобы стать рыцарем ордена плетущих, до последнего противостоял тени, пока не поддался ее порче. Забрала его тень, и забыл он истину. Отвратился от славных дел, стал правой рукой тени и темного пламени, и почернела его душа.

43

Его зовут Маати

Тишина, воцарившаяся в зале, напомнила мне затишье перед бурей, минуту безмолвия, за которой последует раскат грома.

И буря разразилась: грянул шквал аплодисментов – чем не шторм? Кружки и кулаки стучали по столам, выбивая дробь, подобную грому. Потом снова все стихло.

Только в полном молчании и можно обдумать услышанное, насладиться эхом последних слов в хрупкой, как стекло, тишине. Есть в подобном безмолвии нечто умиротворяющее, и посетители таверны с удовольствием в него погрузились.

Мне бы тоже сидеть молчком, однако я, глупец, все разрушил.

– Ты ошибаешься! – Мой выкрик прокатился по залу, словно вопль дворового кота, и присутствующие дружно обернулись.

Сказитель вопросительно выгнул бровь и кивком пригласил меня подойти.

Я зашагал вперед, а вслед потянулся шлейф тишины. В каждом взгляде сквозило осуждение. Ну и черт с ними!

Сказитель приблизился к краю подмостков и уселся, спустив ноги. Снова поманил меня к сцене:

– И в чем же я ошибся, Ари?

– Насчет Ашура…

Я сглотнул комок в горле. Насколько далеко мне позволительно зайти? Ведь весь зал слушает…

Сказитель уловил мою тревогу. Этот миг перед сценой я вспоминаю до сих пор. Он вытащил из кармана серебряную монету и махнул трактирщику:

– Эля на все! Всем, кто слушал!

Хозяин заведения прошмыгнул мимо сцены, на лету схватив серебро, и бросился выполнять заказ, а зал вновь взорвался криками и аплодисментами. Стало шумно, а между нами со сказителем повисла тишина.

Наша личная тишина, уединенное пространство в мире гвалта.

– Так где же моя ошибка?

Я набрал полную грудь воздуха и наконец осознал причину своего беспокойства. Сказитель вновь назвал меня по имени, а я, хоть убей, не мог сообразить, откуда он его знает. Впрочем, эти мысли лишь уводили в сторону от важного разговора.

– Ты сказал, что их было девять.

Сказатель кивнул.

– Вот и ошибка! Их всего восемь.

Я их видел и успел пересчитать. Та ночь в театре до сих пор вставала перед моим мысленным взором четко и ясно, как ни одно другое воспоминание.

Сказитель поднес к губам почти пустой бокал и отпил глоток руха́.

– Откуда у тебя такая уверенность? Я точно знаю – девять. Помню это сказание до последнего слова, как и историю любой звезды, в которую Брам вдохнул жизнь, как историю каждой скалы в пустыне, которая со временем превратилась в пыль. Их девять. Все дело во тьме, которая их обратила; потому всегда кажется, что их на одного меньше.

Я не совсем понял, что он хотел сказать, и не знал, что ответить. А действительно, что? Я видел, как Ашура напали на мой дом, как оставили вместо него тлеющие угли и пепел. Моя семья погибла в огне, и в глазах у меня отныне стоят кровь, камень и иссушенные пламенем кости. Я столкнулся лицом к лицу с созданиями из мифов и кошмаров.

Хорошенько подумав, я решил выяснить другой вопрос, раз уж не могу получить ясный ответ о количестве Ашура.

– Откуда тебе известно мое имя?

Допив руха́, он поставил бокал на стол.

– Я за тобой наблюдал. Прислушивался. Каждый сказитель это делает. Услышав историю человека, всегда поймешь, что он собой представляет. Даже не услышав – постигнув. Я тебя знаю, Ари, а еще знаю: трактирщик тебя обманул с ценой на руха́. Бокал не стоит и половины заплаченных за него денег. Напиток не выдержан и далеко не так хорош, как должен быть. А теперь посмотри на меня.

Сам не понимаю почему, но я взглянул ему в глаза.

Наши взгляды скрестились.

Будь я героем легенды, решил бы, что сейчас обрету новое знание. Почерпну нечто способное навсегда изменить мою жизнь. Однако легендой тут не пахло. Передо мной был обычный человек. Умный – и все же обычный. Я воспринимал Маати точно так же, как, например, Джагги или любого из воробьев. Отмечал цвет его глаз, видел форму его лица и тонкий, словно волосок, шрам, бегущий от брови к уголку века. Старый шрам, почти совсем стянувшийся.

– А ну-ка отвечай не думая, мальчик. Как меня зовут?

Я моргнул, едва уловив смысл вопроса, и машинально произнес:

– Маати.

– Хм, с первой попытки. Впечатляюще, – улыбнулся сказитель.

Я нахмурился. Что за фокусы такие? В театре приходилось видеть, как Халим подавал лицедеям реплики, когда те запинались. Видимо, рано или поздно подобное случается с каждым. Не раз слышал, как он занимался тонкой словесной игрой, по крупицам, между делом, выдавая тайны, а потом определял, кто слушал внимательно, а кто нет.

Вспомнив каждую минуту, проведенную в таверне, я попытался разобраться, когда услышал имя сказителя, однако чем больше думал, тем меньше соображал.

– Довольно, Ари! Не надо уходить в себя. Все ты делал правильно – смотрел, слушал. В нашем мире достаточно магии, даже если забыть о плетениях. Ты это поймешь, если будешь держаться своего пути.

– А каков он, кто знает?

Если Маати столько узнал обо мне с первого взгляда, насколько способен он прозреть мое будущее? Не то чтобы я считал такие штуки возможными, но… ведь в плетения и демонов я тоже раньше не верил.

И уплатил высокую цену за свое неверие и невежество.

Так почему бы и не спросить? Вреда не будет.

Маати улыбнулся, хотя глаза его остались холодными, а лицо – ничего не выражающим.

– Ну, это зависит от тебя, разве не так? Каждый человек выбирает собственный путь. Однако нередко на нем встречаются развилки, и ты сейчас как раз наткнулся на одну из них. Останешься ли ты королем воробьев, будешь воровать и продавать секреты, расширишь свою империю обмена сплетен на звонкую монету? Или вспомнишь историю, что хранится в твоем сердце? – Он постучал пальцем по моей груди. – Захочешь следовать стезе Брама, узнать больше об Ашура… Путь надо выбрать, Ари. Кто-то находит его сам, кто-то позволяет решать за себя. Кто-то делает смелый выбор, а кто-то бездействует, считая: от судьбы не уйдешь. К кому примкнешь ты? Нередко люди предпочитают становиться пешками, повинующимися движению чужой руки. Сейчас ты исполняешь именно такую роль. Что стало с мальчиком, который желал постигнуть искусство плетений и истории всего сущего?