Самое Тихое Время Города - Екатерина Кинн

Небо светлело, потихоньку становясь из серого нежно-розовым и похожим на створку перламутровки. Пространства расходились, подобно лепесткам, от поля битвы, и в небе как будто играли бледные радужные сполохи. Кэт остановилась, озираясь. Где-то вдалеке мелькнули знамена со знаком Грааля, и Кэт узнала золотой стяг Монсальвата. Где-то под темными облаками исчезал хвост Дикой Охоты, уносящей мертвых, и слышался пронзительный клич валькирий. Где-то оседал едкий дым, и груды развороченного железа остывали под затянутым маревом небом. Прямо под ногами у Кэт валялись трупы крысоподобных тварей, многохвостых и многолапых, с железными клыками и красными глазами, здоровенные туши белых красноухих псов, безглазых и с крокодильими зубастыми пастями, каких-то еще неописуемых тварей, словно бы слепленных из частей различных зверей, а то и людей. Она знала это место. Это странное плато по ту сторону Сетуни, почти рядом с ее домом. Но почему сегодня они так долго сюда шли и почему за ним видна не «Сортировочная» и не Поклонная гора, а бесконечная выжженная равнина? Посреди нее сидел и играл на свирели полуобнаженный юноша с черными кудрявыми волосами. Рядом с ним стоял высокий воин в рогатом шлеме, с длинными висячими усами, грозный и насмешливый. Он увидел Кэт, коротко сверкнул зубами и дал ей дорогу.

А больше Кэт ни на кого не смотрела, потому что спиной к ней, лицом к разгорающемуся рассвету, опираясь на тяжелый кривой меч, стоял принц со свитка. Эспелетовский котоэльф.

– Индракумара, – почти беззвучно проговорила Кэт, но тот услышал.

Резко обернулся. Совершенно такой, как на свитке. Раскосые длинные голубые глаза, смуглое лицо с высокими, сильно выдающимися скулами, крупный рот и длинноватый горбатый нос. У него было очень спокойное, умиротворенное лицо человека, выполнившего свой долг. У его ног лежала огромная тварь в золоченых шипастых доспехах, с оскаленной крысиной мордой, с красными глазами и зубами. На украшенных тяжелыми золотыми браслетами лапах тускло-красным отблескивали длинные и острые, как ножи, когти, на земле возле головы валялась усыпанная драгоценными камнями роскошная до уродливости корона.

Кэт через силу улыбнулась. Ей было сейчас одновременно легко и горько. Но все было правильно, она это чувствовала.

– Так и должно было быть, – тихо сказала она, шагая вперед и глядя снизу вверх во внимательное лицо Индракумары. Она еле доходила ему до плеча.

– Я никогда не смотрел на тебя так, царевна.

– Да, это я раньше смотрела на тебя сверху вниз, – ответила Кэт, и больше они ничего не говорили.

Индракумара осторожно прижал Кэт к себе, и она закрыла глаза, слушая, как под панцирем глухо бьется его сердце. Удар. Еще. И еще. Так спокойно.

«Я не открою глаз. Я пойму, что взошло солнце, потому что сердце остановится.

Я не хочу видеть его мертвым.

Незачем открывать глаза.

Я ведь тоже тогда умру, так зачем?»

Удар. Еще удар. Еще.

Блаженное ощущение близкой смерти вдруг исчезло, и Кэт, чуть раздосадованная ожиданием, осторожно приоткрыла глаза. Зажмурилась от солнечного луча, отразившегося от восточносказочных лат Индракумары, и охнула. Быстро подняла голову. Индракумара смотрел на солнце широко раскрытыми глазами и плакал.

«Плачет, значит, жив. И я буду жить».

– Это что же, – прошептала Кэт, – это чудо, да? Нам – чудо?

Сзади раздался хохот:

– Ой-е! Дева, ты же была у Брюса! Кельтов слушать надо, кельты знают, что говорят! – Воин снова расхохотался, а когда Кэт повернулась, вместо него стоял, насмешливо, скалясь, здоровенный черный ньюф в золотом ошейнике. Он махнул хвостом, словно прощаясь, и пошел себе.

А Кэт огляделась по сторонам и увидела кошек, и собак, и обычных крыс, и ворон – мертвых и раненых, воинов великой битвы. И она заплакала от жалости, горя и утраты. Она счастлива – а они мертвы…

А юноша с флейтой улыбнулся ей и снова заиграл. Солнце поднялось над узким прозрачным облачком, и на поле упал широкий веер бледных белых лучей. Откуда-то послышался звон колокольчиков, и раненые, словно подхваченные бледным светом и мелодией флейты, вставали, отряхивались как ни в чем не бывало и в щенячье-котячьей-крысячьей-воронячьей беспричинной радости прыгали, катались, кувыркались, хороводом идя вокруг поля посолонь, а потом расходились кто куда по своим собачье-кошачьим-крысячьим-воронячьим делам. А потом белый веер лучей предзимнего холодного солнца вдруг собрался в один яркий белый луч, подобный трапу, сброшенному с борта гигантского корабля, невидимого в свете солнца. И юноша с флейтой встал и неторопливо, танцующей походкой начал подниматься по лучу, играя на флейте, а за ним потянулись словно бы нарисованные белым карандашом силуэты погибших бойцов. Они точно так же, как и живые, плясали и прыгали, кувыркались и носились и поднимались по солнечному лучу наверх, а впереди шел, пританцовывая, пастух, юноша в набедренной повязке и шнуре дваждырожденного, в золотых браслетах и цветочных ожерельях.

Кэт и Индракумара смотрели им вслед, пока никого не осталось вокруг, кроме трупов зверодемонов. А флейта все звучала откуда-то издалека, а в голове у Кэт всплыла фраза: «Все псы попадают в рай». И коты тоже, подумала она, шмыгнув носом.

А солнце поднималось все выше, и тела мертвых тварей начали медленно таять под его лучами, превращаясь в зловонный пар. Кэт и Индракумара едва успели отбежать, чтобы не наглотаться ядовитой вони. Испарения собирались над полем в одну большую сизую тучу, а потом, словно вставший на хвосте смерч, втянулись куда-то вверх, и все с негромким хлопком исчезло, будто кто-то там, наверху, перекрыл вытяжную трубу.

В тот день пошел слух, что из пустыря хотят сделать помойку, и что уже привезли первую партию мусора, и что теперь все время будет гореть и вонять, и как же это можно в городе, и вообще, куда депутаты смотрят! Но когда днем туда сходили местные активисты, ни следа мусора и никаких свидетельств тому, что он тут вообще был, они не увидели. Все было, как прежде.

Они постояли еще немного. Корона демоницы валялась по-прежнему у их ног. Кэт поддала ее ногой. Пусть кто хочет забирает эту дрянь.

– Холодно, – тихо сказал принц. Кэт спохватилась. Конечно. Вдруг он еще и ранен? Ах, как же теперь довести его до дома? Он же не кот, он большой, тяжелый, он в доспехах… Надо скорее домой… И надо снять панцирь, от него только холоднее.

Индракумара шел медленно, пошатываясь от усталости. Кэт дотащила его до бетонного блока, которых тут по какой-то причине валялось в зарослях много, усадила и принялась расстегивать ремни, чертыхаясь и ломая ногти, мимоходом думая, где же это он потерял шлем и не пойти ли его поискать… Наконец выковырять его из панциря удалось, а наручами и прочим Кэт уже не стала заниматься. Под доспехами, как и ожидалось, был пропотевший насквозь стегач – замечательный, шелковый, темно-красный с золотыми драконокотами. Кэт оглянулась. Никого. Помощи искать негде. Она сняла куртку и шарф.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});