Самое Тихое Время Города - Екатерина Кинн

– Опять лукавишь, – укоризненно покачала головой женщина. – Дева, ты действительно думаешь, что сможешь держать демона в рабах? Ты и не заметишь, как станешь сама его рабой, только будешь думать, что хозяйка ему.

Демон в ярости посмотрел на женщину, но ответить ей не посмел. Вместо этого он обрушился на деву.

– А ты не лукавила? – прорычал он. Изо рта его полыхнуло красно-пламенным. – Я играл честно, а ты лукавила!

– Честно? – возмутилась девушка. – Честно? Ты наталкивал меня на мысль, что ты яблоко, а?

– А ты не врала мне, когда сказала, что в твоем имени есть съедобность?

– Ну… почти, – смутилась девушка.

– Ага! Ага! Значит, поединок недействителен!

– Фига! Я отгадала твое имя! А ты лукавил! И я лукавила, но ты-то не отгадал! Мы были на равных! И вообще, – выдохнула она, – ты первый начал. Я, между прочим, с тобой тягаться не напрашивалась.

– Она права, – усмехнулась женщина. Мужчина стоял молча и в перепалку не встревал.

Демон отчаянно озирался по сторонам. Потом метнулся прочь.

– Стоять, Жало! – взвизгнула девушка. Демон замер на полушаге. – Действует! – удивлено выдохнула дева. – А ну иди сюда!

Демон покорно опустился на колени у ног девушки, потупив голову.

– Приказывай, госпожа… – прошелестел он, и девушка невольно приложила руку к груди. Ощущение было такое, будто что-то прохладное и чуть шероховатое скользнуло по едва зажившей ране. И больно, и приятно одновременно. Она охнула.

– Приказывай, – пожала плечами женщина. – Если хочешь.

– Он что, всегда так будет? – нервно и потому чуть визгливо спросила девушка.

– А как же! – впервые заговорил мужчина. Голос у него был глубокий и завораживающий, прекрасный и обволакивающий, но в нем не было той обольстительности, что у демона. Если голос демона был как манящая сладковатая жуть запретного, то этот голос был – бездонная пропасть, и шагнуть в нее вовсе не тянуло. Разве что в безумии. Но сейчас в этой бездне отрезвляюще и чуть успокаивающе звучала насмешка. – Демоны – они такие. Всегда норовят слукавить, обмануть, увильнуть. Иначе они не могут. Хочешь приказывать ему?

– Да вот как-то не хочу, – после краткого, но довольно мучительного раздумья медленно проговорила девушка. – Уж очень он шустрый. Это все время следить за словами, все время бояться… Нет, это не по мне. Но приказ я тебе один дам. Ты пойдешь служить ей. – Она показала головой.

Демон молча закрыл лицо руками, всем своим существом выражая полнейшее отчаяние. Потом открыл прекрасное лицо. Как же хотелось его пожалеть!

– Но хотя бы отгадку скажи!

Девушка опасливо покосилась на женщину.

– Можно, – кивнула та. – Он уже проиграл и ничего тебе не сделает.

– Я загадала слово «жемчужина». Маргарита, – объяснила она. – Меня так зовут… Японцы выращивают жемчуг в промышленных масштабах, вот… ну и жемчужина – это же такое уродство для раковины. Песчинка попадает внутрь, ее обволакивает перламутром. Ну а для искусственного жемчуга кладут металлический шарик как затравку. Вот и все.

– А съедобность-то тут при чем! – взвыл демон.

– А… ну моллюсков можно есть, а он ведь в раковине живет.

Демон схватился за голову и не то засмеялся, не то зарыдал.

– Идиот… – различила девушка между всхлипываниями.

– Ступай за мной, – приказала женщина. Затем она обратилась к девушке: – Ты верно решила. Никому еще не удавалось держать демона в рабах. Всегда это кончалось сама знаешь как. Он добился бы тебя не мытьем, так катаньем.

– Ну его на фиг, – сказала дева. – Забирайте его, и подальше… ой, а вы кто? – вдруг спохватилась она.

– Когда встретимся, – очень мягко и жутко сказала женщина, – узнаешь. А мы обязательно встретимся, дитя. Но не сейчас. Еще не сейчас…

Девушка застыла на месте. По спине прошел холодок. Женщина и мужчина помахали ей и ушли прочь, медленно превращаясь в тени на стене и исчезая в полутьме перехода. И демон-красавец неохотно убрел за ними в тень, понурив голову и волоча ноги.

Песня закончилась. Рита выдохнула, застегнула куртку и пошла из метро.

– Марго, ты куда? – крикнул вслед гитарист.

– Свечку ставить! – отозвалась девушка.

Над Красной площадью гремела маршевая бодрая музыка. Слышался бронзовый голос, в котором можно было опознать интонации Левитана, радостно сообщавший, кто выходит на площадь поздравить Вождя, и возглашавший: «Ура, товарищи!» Наверное, сам Вождь стоял на трибуне своего Мавзолея – или они входили к нему? Этого Андрей не знал и узнавать не собирался. А с площади неслось: «Вождь жил, Вождь жив, Вождь будет жить!»

Как заклинание. А вдруг так оно и есть, и Вождь именно потому и живет до сих пор?

– Как зовут-то вождя? – коротко спросил он бронзового шахтера, который заглядывал в раскрытую книжку девушки.

– А? А никак. Нет имени у Вождя. Потому он и Вождь.

И почему-то тоскливо стало Андрею оттого, что лежит в его Москве в Мавзолее бывший живой человек, несчастный человек, пытавшийся осчастливить всех – кого по воле, кого против. Андрею всегда казалось, что под конец жизни этому человеку отлилось в полной мере – осознанием сотворенного им ужаса, бессилием исправить что-либо и превращением в идола. А на смену ему пришел иной Вождь – расчетливый циник. И тот, кому поют заклинание здесь, – не тот и не этот, а просто – Вождь. Как и тот тип, которого он назвал Лаврентий, вовсе не Лаврентий, а какое-то страшное понятие, миф о Лаврентии, как тут – миф о Вожде…

Андрей даже не ожидал, что маршевое действо так будоражит кровь и заставляет биться сердце, и хочется маршировать вместе со всеми, и радоваться, и петь. А что, ведь рядом такие красивые, сильные, правильные молодые люди, и нашу радость, наше спокойствие охраняют такие бронзовые, такие суровые и отважные солдаты. А впереди вставала красная стена, в которой кирпичиками были замурованы те, кто помогал возводить Цитадель Нового Мира…

Кирпичики. Цитадель.

Башня.

И все. Сердце упало. И сквозь марш и хор прекрасно поставленных голосов стал слышен дальний, протяжный, мучительный зов рога и лай призрачных псов. И еще мерный, неотвратимый шаг.

Охота.

И Те-кто-стреляет-с-той-стороны.

Андрей огляделся. Процессия поравнялась с открытыми воротами Александровского сада. А над головами веселых статуй с «Площади Революции» уже виднелись головы рослых статуй-стражников, и лучи ликов шарили по Москве. Он обменялся взглядом с Фоминым. Академик был серьезен и собран. Он кивнул Андрею. Женщины поняли – сейчас надо будет бежать туда, где за оградой билось такое живое в этом городе неживых пламя Вечного огня.

Студент и колхозница чуть посторонились – этого было достаточно, чтобы броситься очертя голову вперед, мимо оцепеневших бронзовых часовых туда, к живому алому огню.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});